Неточные совпадения
От Тугулу Бикин делает довольно большой изгиб к югу, затем
поднимается к северо-западу и потом уже все время течет
на запад. Ниже Тугулу в Бикин впадают: справа — речки Дзахали, Дзамацигоуза (где отпечатки лошадиных копыт
на грязи), Мадагоу (большая падь семьи Да), Саенгоу (Шаньянь-гоу) (козья долина), Дагоу (большая долина), Рхауза и Цамондынза; слева — Хубиа-са (Чуб-гу-цзай — место, где появляются черви) и Дауден (по-китайски Даянгоу — большая солнечная долина).
По наблюдениям староверов, если
на западе в горах небо чистое — погода будет тихая, но если с утра там
поднимаются кучевые облака — это верный признак сильного северо-западного ветра.
Лет 40 назад удэгейцев в прибрежном районе было так много, что, как выражался сам Люрл, лебеди, пока летели от реки Самарги до залива Ольги, от дыма, который
поднимался от их юрт, из белых становились черными. Больше всего удэгейцев жило
на реках Тадушу и Тетюхе.
На Кусуне было 22 юрты,
на Амагу — только 3 и
на Такеме — 18. Тогда граница обитания их спускалась до реки Судзухе и к
западу от нее.
Поднявшись на перевал высотой в 270 м, я стал осматриваться.
На северо-западе высокой грядой тянулся голый Сихотэ-Алинь,
на юге виднелась река Тютихе,
на востоке — река Мутухе и прямо
на запад шла река Дунца — приток Аохобе.
Поднявшись на Сихотэ-Алинь, я увидел, как и надо было ожидать, пологий склон к
западу и обрывистый — к востоку. Такая же резкая разница наблюдается в растительности. С западной стороны растет хвойный лес, а с восточной — смешанный, который ниже по реке очень скоро сменяется лиственным.
На рассвете (это было 12 августа) меня разбудил Дерсу. Казаки еще спали. Захватив с собой гипсометры, мы снова
поднялись на Сихотэ-Алинь. Мне хотелось смерить высоту с другой стороны седловины. Насколько я мог уяснить, Сихотэ-Алинь тянется здесь в направлении к юго-западу и имеет пологие склоны, обращенные к Дананце, и крутые к Тадушу. С одной стороны были только мох и хвоя, с другой — смешанные лиственные леса, полные жизни.
На следующий день к полудню, 2 ноября, мы дошли до реки Хутадо, текущей по кривой от
запада к югу. По ней нам надлежало
подняться до перевала через горный хребет, являющийся причиной петли Имана. Эта речка длиной 3,5 км. Подъем
на хребет и спуск с него — одинаковой крутизны, приблизительно в 30 градусов, а высота перевала относительно Имана равна 350 м.
К полудню мы
поднялись на лесистый горный хребет, который тянется здесь в направлении от северо-северо-востока
на юго-юго-запад и в среднем имеет высоту около 0,5 км. Сквозь деревья можно было видеть другой такой же перевал, а за ним еще какие-то горы. Сверху гребень хребта казался краем громадной чаши, а долина — глубокой ямой, дно которой терялось в тумане.
Когда же солнце начнет склоняться к
западу, тетерева
поднимаются с лежки, то есть с места своего отдохновения, опять садятся
на деревья и сидят нахохлившись, как будто дремлют, до глубоких сумерек; потом пересаживаются в полдерева и потом уже спускаются
на ночлег; ночуют всегда
на земле.
Ичиги — созвездие Большой Медведицы; Кичиги — три звезды, которые видны бывают в этой стороне только зимой. С вечера Кичиги
поднимаются на юго-востоке, а к утру «
западают»
на юго-западе. По ним определяют время длинной северной ночи.
Прямо из трактира он отправился в театр, где, как нарочно, наскочил
на Каратыгина [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — трагик, актер Александринского театра.] в роли Прокопа Ляпунова [Ляпунов Прокопий Петрович (ум. в 1611 г.) — сподвижник Болотникова в крестьянском восстании начала XVII века, в дальнейшем изменивший ему.], который в продолжение всей пьесы говорил в духе патриотического настроения Сверстова и, между прочим, восклицал стоявшему перед ним кичливо Делагарди: «Да знает ли ваш пресловутый
Запад, что если Русь
поднимется, так вам почудится седое море!?» Ну, попадись в это время доктору его gnadige Frau с своим постоянно антирусским направлением, я не знаю, что бы он сделал, и не ручаюсь даже, чтобы при этом не произошло сцены самого бурного свойства, тем более, что за палкинским обедом Сверстов выпил не три обычные рюмочки, а около десяточка.
На западе, из-за зубчатой стены хвойного леса, придавленной линией, точно валы темно-зеленого моря,
поднимались горы все выше и выше; самые дальние из них были окрашены густым серо-фиолетовым цветом.
После отшедшего века магнатерии они начинали век инженерии, и, должно признаться, начинали его со славою. Заря, облиставшая инженерную славу,
поднималась в Варшаве и Новогеоргиевске и оттуда светила далее, против естества, — с
запада на восток, через Киев, даже до Баку и Ленкорани, ибо ныне даже и там воспрославлено имя русского инженера.
И туманы торжественно
поднялись огромным хороводом, разорвались
на западе и, колеблясь, понеслись кверху.
Когда, рукою Гвидо разбужен,
Я
поднялся, в долинах уж стемнело,
На западе ж багровый небосклон...
Дня через два мы подошли к перевалу. Речка, служившая нам путеводной нитью, сделалась совсем маленькой. Она завернула направо к северу, потом к северо-западу и стала
подниматься. Подъем был все время равномерно пологий и только под самым гребнем сделался крутым.
На перевале стояла небольшая кумирня, сложенная из тонких еловых бревен и украшенная красными тряпками с китайскими иероглифическими знаками.
На вершине хребта лес был гораздо гуще. Красивый вид имеют густые ели, украшенные белоснежными капюшонами.
По ассоциации я вспомнил вал Чакири Мудун, который начинается где-то около Даубихе в Уссурийском крае и
на многие десятки километров тянется сквозь тайгу с востока
на запад. Вот он
поднимается на гору, дальше контуры его становятся расплывчатыми, неясными, и, наконец, он совсем теряется в туманной мгле…
Приближались сумерки,
на западе пылала вечерняя заря. К югу от реки Ниме огромною массою
поднимался из воды высокий мыс Туманный. Вся природа безмолвствовала. Муаровая поверхность моря, испещренная матовыми и гладкими полосами, казалась совершенно спокойной, и только слабые всплески у берега говорили о том, что оно дышит.
Уже светало.
На востоке горизонт окрасился в багрянец, от него кверху
поднялось пурпурное сияние, от которого розовели снега
на высоких горах, а в долинах дремучий лес еще грезил предрассветным сном. Месяц еще более побледнел, тьма быстро уходила
на запад…
Затем он
поднялся по реке Лефу, но не дошел до ее истоков и приблизительно с половины пути повернул к юго-западу, вышел
на реку Суйфун и спустился по ней до Амурского залива, названного так потому, что устье Суйфуна в то время принималось за устье Амура.
А когда он переправлялся
на пароме через реку и потом,
поднимаясь на гору, глядел
на свою родную деревню и
на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще
на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только двадцать два года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья, овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла.
На Востоке человеческий элемент пропитывается божественным, в то время как
на Западе человеческий элемент
поднимается до божественного.
В 1789-м году
поднимается брожение в Париже; оно растет, разливается и выражается движением народов с
запада на восток.