Неточные совпадения
Калитку открыл широкоплечий мужик в жилетке, в
черной шапке волос на голове; лицо его густо окутано широкой бородой, и
от него пахло
дымом.
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым дорогам, среди полей, катятся
от деревни к деревне густые, темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют,
черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними — тучи
дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые,
черные валы.
Лет 40 назад удэгейцев в прибрежном районе было так много, что, как выражался сам Люрл, лебеди, пока летели
от реки Самарги до залива Ольги,
от дыма, который поднимался
от их юрт, из белых становились
черными. Больше всего удэгейцев жило на реках Тадушу и Тетюхе. На Кусуне было 22 юрты, на Амагу — только 3 и на Такеме — 18. Тогда граница обитания их спускалась до реки Судзухе и к западу
от нее.
На стене близ двери коптила жестяная лампочка, и
черная струйка
дыма расходилась воронкой под сводом, сливаясь незаметно с
черным от сажи потолком.
После полуночи дождь начал стихать, но небо по-прежнему было морочное. Ветром раздувало пламя костра. Вокруг него бесшумно прыгали, стараясь осилить друг друга, то яркие блики, то
черные тени. Они взбирались по стволам деревьев и углублялись в лес, то вдруг припадали к земле и, казалось, хотели проникнуть в самый огонь. Кверху
от костра клубами вздымался
дым, унося с собою тысячи искр. Одни из них пропадали в воздухе, другие падали и тотчас же гасли на мокрой земле.
В полуверсте
чернел поселок, над которым уже носился
дым от затапливаемых печей, но я знал, что Аверьяныч не имел на селе родных, у которых мог бы приютиться.
Она была закутана в
черную кофту, повязана
черным платком и, посинелыми
от холода губами сжимая
черный мундштук, пускала густыми тучами
черный дым.
Наступило молчание. Кирюха затрещал сухой травой, смял ее в ком и сунул под котел. Огонь ярче вспыхнул; Степку обдало
черным дымом, и в потемках по дороге около возов пробежала тень
от креста.
А за кладбищем дымились кирпичные заводы. Густой,
черный дым большими клубами шел из-под длинных камышовых крыш, приплюснутых к земле, и лениво поднимался вверх. Небо над заводами и кладбищем было смугло, и большие тени
от клубов
дыма ползли по полю и через дорогу. В
дыму около крыш двигались люди и лошади, покрытые красной пылью…
Тонкая, маленькая, она встряхивала
чёрными кудрями, кашляла и жмурилась
от дыма.
Оттого, что свет мелькал и
дым от костра несло на ту сторону, нельзя было рассмотреть всех этих людей сразу, а видны были по частям то мохнатая шапка и седая борода, то синяя рубаха, то лохмотья
от плеч до колен и кинжал поперек живота, то молодое смуглое лицо с
черными бровями, такими густыми и резкими, как будто они были написаны углем.
Несколько доменных печей, которые стояли у самой плотины, время
от времени выбрасывали длинные языки красного пламени и целые снопы ярких искр, рассыпавшихся кругом золотым дождем; несколько
черных высоких труб выпускали густые клубы
черного дыма, тихо подымавшегося кверху, точно это курились какие-то гигантские сигары.
В большом фруктовом саду, который назывался коммерческим и приносил Егору Семенычу ежегодно несколько тысяч чистого дохода, стлался по земле
черный, густой, едкий
дым и, обволакивая деревья, спасал
от мороза эти тысячи.
Свет луны померк, и уже вся деревня была охвачена красным, дрожащим светом; по земле ходили
черные тени, пахло гарью; и те, которые бежали снизу, все запыхались, не могли говорить
от дрожи, толкались, падали и, с непривычки к яркому свету, плохо видели и не узнавали друг друга. Было страшно. Особенно было страшно то, что над огнем, в
дыму, летали голуби и в трактире, где еще не знали о пожаре, продолжали петь и играть на гармонике как ни в чем не бывало.
Лампадка в последний раз мигнула, затрещала и потухла. Кто-то, должно быть Мерик, вошел в комнату и сел на скамью. Он потянул из трубки, и на мгновение осветилась смуглая щека с
черным пятнышком.
От противного табачного
дыма у фельдшера зачесалось в горле.
Волосы
черные, глаза
черные, и всё лицо словно
от дыму закоптело…
Старый Сур, не торопясь, достал с пола свою
черную сигару и старательно вновь раскурил ее. Утопая в клубах крепкого
дыма, начал он пробирать Пьера едкими, злыми словами. Так сытый и опытный кот подолгу играет с мышью, полумертвой
от ужаса.
На улицах было по-прежнему тихо, но из труб домов уже шел
дым, в окнах блестели самовары, и были видны люди; по сизым
от росы мосткам вдоль канав прошел густо натоптанный
черный след.
Стало солнышко закатываться. Стали снеговые горы из белых — алые; в
черных горах потемнело; из лощин пар поднялся, и самая та долина, где крепость наша должна быть, как в огне загорелась
от заката. Стал Жилин вглядываться, — маячит что-то в долине, точно
дым из труб. И так и думается ему, что это самое — крепость русская.
Но вот уже раздался последний колокол, капитан с белого мостика самолично подал третий пронзительный свисток; матросы засуетились около трапа и втащили его на палубу; шипевший доселе пароход впервые тяжело вздохнул, богатырски ухнул всей утробой своей, выбросив из трубы клубы
черного дыма, и медленно стал отваливать
от пристани. Вода забулькала и замутилась под колесами. Раздались оживленнее, чем прежде, сотни голосов и отрывочных возгласов, которые перекрещивались между пристанью и пароходным бортом.
Туземцы ушли, а мы принялись устраиваться на ночь. Односкатная палатка была хорошо поставлена,
дым от костров ветер относил в сторону, мягкое ложе из сухой травы, кусок холодного мяса,
черные сухари и кружка горячего чая заменили нам самую комфортабельную гостиницу и самый изысканный ужин в лучшем городском ресторане.
По небу ползли тяжелые
черные тучи: в горах шел снег.
От фанзы Кивета поднималась кверху беловатая струйка
дыма. Там кто-то рубил дрова, и звук топора звонко доносился на эту сторону реки. Когда мы подошли к дому, стрелки обступили Глеголу. Он начал им рассказывать, как все случилось, а я пошел прямо к себе, разделся и сел за работу.
Тяжело рухнул огромный снаряд и разорвался совсем близко
от них, застилая все
черным, густым
дымом.
Через низкие ограды садов, пригнувшись, скакали всадники в папахах, трещали выстрелы,
от хуторов бежали женщины и дети. Дорогу пересек
черный, крючконосый человек с безумным лицом, за ним промчались два чеченца с волчьими глазами. Один нагнал его и ударил шашкой по чернокудрявой голове, человек покатился в овраг. Из окон убогих греческих хат летел скарб, на дворах шныряли гибкие фигуры горцев. Они увязывали узлы, навьючивали на лошадей.
От двух хат на горе
черными клубами валил
дым.
Сел на краю оврага, гляжу, вот вместо
дыма языки огненные показались, полымем охватило избушку, как свеча, она загорелась и дотла сгорела, и
дым такой
черный пошел
от пожарища.
В эту самую минуту среди замка вспыхнул огненный язык, который, казалось, хотел слизать ходившие над ним тучи; дробный, сухой треск разорвал воздух, повторился в окрестности тысячными перекатами и наконец превратился в глухой, продолжительный стон, подобный тому, когда ураган гулит океан, качая его в своих объятиях; остров обхватило облако густого
дыма, испещренного
черными пятнами, представлявшими неясные образы людей, оружий, камней; земля задрожала; воды, закипев, отхлынули
от берегов острова и, показав на миг дно свое, обрисовали около него вспененную окрайницу; по озеру начали ходить белые косы; мост разлетелся — и вскоре, когда этот ад закрылся, на месте, где стояли замок, кирка, дом коменданта и прочие здания, курились только груды щебня, разорванные стены и надломанные башни.
«Неужели это смерть?», думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку
дыма, вьющуюся
от вертящегося
черного мячика. «Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух…» Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
С двух сторон поднимались и расходились
черные клубы
дыма от пожаров.