Неточные совпадения
— Что ж, душа моя, — сказал Собакевич, — если б я сам это
делал, но я тебе прямо в глаза скажу, что я
гадостей не стану есть.
Так и Нехлюдов чувствовал уже всю
гадость того, что он наделал, чувствовал и могущественную руку хозяина, но он всё еще не понимал значения того, что он
сделал, не признавал самого хозяина.
Первое чувство Нехлюдова, когда он проснулся на другое утро, было то, что он накануне
сделал какую-то
гадость.
Он чувствовал себя в положении того щенка, который дурно вел себя в комнатах и которого хозяин, взяв зa шиворот, тычет носом в ту
гадость, которую он
сделал.
А певцы все пели одну
гадость за другою и потом вдруг заспорили. Вспоминали разные женские и мужские имена,
делали из них грязнейшие комбинации и, наконец, остановясь на одной из таких пошлых и совершенно нелепых комбинаций, разделились на голоса. Одни утверждали, что да, а другие, что нет.
— А как же? человек любит семью для себя. Ведь вы же перестали любить жену, когда она стала
делать вам
гадости.
— Нет-с, далеко не то самое. Женщину ее несчастие в браке
делает еще гораздо интереснее, а для женатого мужчины, если он несчастлив, что остается? Связишки, интрижки и всякая такая
гадость, — а любви нет.
— Меня тут вот давит, душит; хочу
делать все
гадости и все мерзости!
«Ну, из этой
гадости, конечно, уж ты сама — первая!» — подумал про себя Вихров, и как ни мало он был щепетилен, но ему все-таки сделалось не совсем ловко стоять среди белого дня на Невском с этими чересчур уж провинциальными людьми, которые, видимо, обращали на себя внимание проходящих, и особенно m-me Живина, мимо которой самые скромные мужчины, проходя, невольно
делали удивленные физиономии и потупляли глаза.
— Н-да-а… Ловко! — произнес он, внезапно остановившись. — Могу сказать… А мы-то, три дурня, старались. Уж лучше бы она хоть пуговицу дала, что ли. Ту по крайности куда-нибудь пришить можно. А что я с этой дрянью буду
делать? Барыня небось думает: все равно старик кому-нибудь ее ночью спустит, потихоньку, значит. Нет-с, очень ошибаетесь сударыня… Старик Лодыжкин такой
гадостью заниматься не станет. Да-с! Вот вам ваш драгоценный гривенник! Вот!
— Идемте, идемте… Я не знаю, кто это
делает, но мужа осаждают анонимными письмами. Он мне не показывал, а только вскользь говорил об этом. Пишут какую-то грязную площадную
гадость про меня и про вас. Словом, прошу вас, не ходите к нам.
— Постой-ка, поди сюда, чертова перечница… Небось побежишь к жидишкам? А? Векселя писать? Эх ты, дура, дура, дурья ты голова… Ну, уж нб тебе, дьявол тебе в печень. Одна, две… раз, две, три, четыре… Триста. Больше не могу. Отдашь, когда сможешь. Фу, черт, что за
гадость вы
делаете, капитан! — заорал полковник, возвышая голос по восходящей гамме. — Не смейте никогда этого
делать! Это низость!.. Однако марш, марш, марш! К черту-с, к черту-с. Мое почтение-с!..
— Нет, подождите… мы
сделаем вот что. — Назанский с трудом переворотился набок и поднялся на локте. — Достаньте там, из шкафчика… вы знаете… Нет, не надо яблока… Там есть мятные лепешки. Спасибо, родной. Мы вот что
сделаем… фу, какая
гадость!.. Повезите меня куда-нибудь на воздух — здесь омерзительно, и я здесь боюсь… Постоянно такие страшные галлюцинации. Поедем, покатаемся на лодке и поговорим. Хотите?
На суд явились обе стороны, и дворник Василий был свидетелем. На суде повторилось то же. Иван Миронов поминал про Бога, про то, что умирать будем. Евгений Михайлович, хотя и мучался сознанием
гадости и опасности того, что он
делал, не мог уже теперь изменить показания и продолжал с внешне спокойным видом всё отрицать.
Та опять не отвечает, а князь и ну расписывать, — что: «Я, говорит, суконную фабрику покупаю, но у меня денег ни гроша нет, а если куплю ее, то я буду миллионер, я, говорит, все переделаю, все старое уничтожу и выброшу, и начну яркие сукна
делать да азиатам в Нижний продавать. Из самой
гадости, говорит, вытку, да ярко выкрашу, и все пойдет, и большие деньги наживу, а теперь мне только двадцать тысяч на задаток за фабрику нужно». Евгенья Семеновна говорит...
— Да, уж могу сказать, по части сплетен хуже нет города! — свирепо закричал хозяин. — Уж и город! Какую
гадость ни
сделай, сейчас все свиньи о ней захрюкают.
— Видите, как он лжет, — сказал Передонов, — его наказать надо хорошенько. Надо, чтоб он открыл, кто говорит
гадости, а то на нашу гимназию нарекания пойдут, а мы ничего не можем
сделать.
— Прежде цвета были разные, кто какие хотел, а потом был старичок губернатор — тот велел всё в одинаковое, в розовое окрасить, а потом его сменил молодой губернатор, тот приказал
сделать всё в одинаковое, в мрачно-серое, а этот нынешний как приехали: «что это, — изволит говорить, — за
гадость такая! перекрасить все в одинаковое, в голубое», но только оно по розовому с серым в голубой не вышло, а выяснилось, как изволите видеть, вот этак под утиное яйцо.
— Нет, — отвечал Дергальский, — не имею… Я слихал, сто будто нас полицеймейстель своих позальных солдат от всех болезней келосином лечит и очень холосо; но будто бы у них от этого животы насквозь светятся; однако я боюсь это утвельздать, потому сто, мозет быть, мне все это на смех говолили, для того, стоб я это ласпустил, а потом под этот след хотят
сделать какую-нибудь действительную
гадость, и тогда пло ту уз нельзя будет сказать. Я тепель остолозен.
А нынче вон, пишут, и они уже «Wacht am Rhein» [«Стража на Рейне» — Нем.] запели и заиграли. Кто же, как не сами мы в этом виноваты? Ну и надо теперь для их спасения по крайней мере хоть гуттаперчевую куклу на свой счет заказывать, да каким-нибудь ее колбасником или гоф-герихтом наряжать и провешивать, чтоб над живыми людьми не пришлось этой
гадости делать.
— Что же мне
делать? Что же мне
делать? — шептал опять Андрей Ильич, ломая руки. — Она такая нежная, такая чистая — моя Нина! Она была у меня одна во всем мире. И вдруг — о, какая
гадость! — продать свою молодость, свое девственное тело!..
Она очень хорошо понимала, что все это штуки Николя, который прежде заставил отца определить ее на это место, а теперь прогнать; и ее бесило в этом случае не то, что Николя и отец его способны были
делать подобные
гадости, но что каким образом они смеют так нагло и бесстыдно поступать в своей общественной деятельности.
— От него-с! — отвечал Миклаков. — Мы с князем весьма еще недолгое время знакомы, но некоторое сходство в понятиях и убеждениях сблизило нас, и так как мы оба твердо уверены, что большая часть пакостей и
гадостей в жизни человеческой происходит оттого, что люди любят многое
делать потихоньку и о многом хранят глубочайшую тайну, в силу этого мы после нескольких же свиданий и не стали иметь никаких друг от друга тайн.
Граф согласился, думая про себя: «Я тебя, каналья, обработаю порядком за все твои
гадости и мерзости, которые ты
делал против меня!»
Вообще вся его личность много помогала ему в его делах. Кредитор, который отказал бы другому, верил ему. Приказчик, староста, мужик, который
сделал бы
гадость, обманул бы другого, забывал обмануть под приятным впечатлением общения с добрым, простым, и главное, открытым человеком.
Я стыдился (даже, может быть, и теперь стыжусь); до того доходил, что ощущал какое-то тайное, ненормальное, подленькое наслажденьице возвращаться, бывало, в иную гадчайшую петербургскую ночь к себе в угол и усиленно сознавать, что вот и сегодня
сделал опять
гадость, что сделанного опять-таки никак не воротишь, и внутренне, тайно, грызть, грызть себя за это зубами, пилить и сосать себя до того, что горечь обращалась, наконец, в какую-то позорную, проклятую сладость и, наконец, — в решительное, серьезное наслаждение!
Федя. Нужно, во-первых, сдержать обещание. Это первое, и этого довольно. Лгать и
делать все эти
гадости, что нужно для развода, не могу.
Они готовы эксплуатировать, сколько возможно, своего соотечественника, не меньше, если еще не больше, чем иностранца; готовы так же легко обмануть его, погубить ради своих личных видов, готовы
сделать всякую
гадость, вредную обществу, вредную, пожалуй, целой стране, но выгодную для них лично…
А узнал об этом прежде всех я, но только тоже уж слишком поздно, — когда вся моя военная карьера через эту
гадость была испорчена, благодаря глупости моих товарищей. Господа же офицеры наши еще и обиделись моим поступком, нашли, что я будто поступил нечестно, — выдал, изволите видеть, тайну дамы ее мужу… Вот ведь какая глупость! Однако, потребовали, чтобы я из полка вышел. Нечего было
делать — я вышел. Но при проезде через город жид мне все и открыл.
Идем под свежим ветерком, катерок кренится и бортом захватывает, а я ни на что внимания не обращаю, и в груди у меня слезы. В душе самые теплые чувства, а на уме какая-то
гадость, будто отнимают у меня что-то самое драгоценное, самое родное. И чуть я позабудусь, сейчас в уме толкутся стихи: «А ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой». «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку». Я зарыдал во сне. «Никита мой милый! Никитушка! Что с тобою
делают!»
— Да, это
гадость, но ведь и со мною
делают нехорошее. Пословица говорит: «против жару и котел треснет».
— Фай! — произнес учитель, проворно отворотив нос. — И не стыдно вам это?.. Не стыдно благородному мальчику
делать такие
гадости?
Николаев. Думаю, для старого друга нельзя не
сделать, а уж знал, что будет
гадость… Да, думаю, что ж? меня какой-нибудь писака-мальчишка не может же оскорбить: поехал. Хорошо. Разлетелись мы с Софьей Андреевой — никого нет, один шафер… Квартира — свиной хлев чище! — веревки на полу валяются, и какой-то его друг, такой же невежа, как он, чуть не в халате, да его родня — протоколист какой-то… Что же вы думаете? Повернулся спиной, ушел, надел шляпу и поехали!
Учим теперь, в конце девятнадцатого столетия, тому, что бог сотворил мир в шесть дней, потом
сделал потоп, посадил туда всех зверей, и все глупости,
гадости Ветхого завета, и потом тому, что Христос велел всех крестить водой, или верить в нелепость и мерзость искупления, без чего нельзя спастись, и потом улетел на небо и сел там, на небе, которого нет, одесную отца.
Платонов. В-в-в… как ты отвратителен, тварь! Я исковеркать тебя готов, негодяй! За что ты вредишь им, подлая душа, как болезнь, как шальной огонь? Что они
сделали тебе? В-в-в… Мерзавец!! (Бьет его по щеке.)
Гадость! Я тебя… я тебя… (Быстро отходит от Осипа.) Ступай!
Ей мастеровой солдат отдавал на сбережение свой тяжким трудом собранный грош; ее звали к себе умирающие и изустно завещали ей, как распорядиться бывшими у нее на сохранении пятью или шестью рублями, к ней же приходили на дух те, кого «бес смущал» сбежать или
сделать другую
гадость, давали ей слово воздержаться и просили прочитать за них «тайный акахист», чему многие смущаемые солдатики приписывают неодолимое значение.
«Скандал! во всяком разе
гадость… Дуэль… пошлое и опасное средство… Отказаться, как это
делают в Петербурге… но здесь не Петербург, и прослывешь трусом… Что же
делать? Неужто принимать… дуэль на равных шансах для обоих?.. нет; я разочтусь иначе», — решил Горданов.
Свидетели! — да кто же, какой черт велит подлецу, задумавши
гадость, непременно
сделать ее при свидетелях?
Ревунов. Никаких денег не получал! Подите прочь! (Выходит из-за стола.) Какая
гадость! Какая низость! Оскорбить так старого человека, моряка, заслуженного офицера!.. Будь это порядочное общество, я мог бы вызвать на дуэль, а теперь что я могу
сделать? (Растерянно.) Где дверь? B какую сторону идти? Человек, выведи меня! Человек! (Идет.) Какая низость! Какая
гадость! (Уходит.)
Но ее письма дышали совсем другим. Она не таилась от него… Беззаветно предавалась она ему, ничего не скрывала, тяготилась постылым мужем, с каждым днем распознавала в нем «дрянную натуришку», ждала чего-то, какой-нибудь «новой
гадости», — так она выражалась, — чтобы уйти от него, и тогда она это
сделает без боязни и колебаний.
На войне в Болгарии не
сделал же ни одной
гадости.
Целый день он не
сделал никому из семейства никакой
гадости, только кое-кому слышалось все, что он как будто сопел; а к ночи, когда стал забирать большой мороз, начал будто даже и покряхтывать и зубами щелкать.
— Брр! Что за
гадость, однако! — бесцеремонно отставляя свою тарелку, говорит Боб. — Странный вкус у этой жареной наваги… Что вы с нею
сделали, Маруся? Или, может быть, это морские крабы, а не рыба? Что?
— Однако скверно, — заметил Владимир Николаевич после некоторого раздумья, — что денег не достали. Некрасивый пейзаж может выйти! Совсем
гадость… Что же нам теперь
делать?
— Тяжело, брат, сойдешься с кем по душе, а потом и видишь, что она норовит тебе
гадость сделать, а смерть не берет, одно остается — самому пойти за ней! — заключал он, по обыкновению, свои угрюмые монологи.
— Ах… какая
гадость, — заволновался Владимир Николаевич. — Что мне
делать? Надо это уладить как-нибудь, а то это мне может повредить сильно на выборах.
Впрочем, что ж я спрашиваю? Я нашла в маскараде всех наших"hauts fonctionnaires" [высокопоставленных чиновников (фр.).], и статских, и военных. Я думаю, они бы все пустились канканировать и
делать какие угодно
гадости с m-lle L***.
Уж и отделал же он дом-от. Хуже харчевни
сделал его: стены сургучом измазал, полы перегноил. Просто, с позволения вашего сказать, такая была
гадость, что уму непостижимо!
— Я как школьник перед вами, — сквозь слезы произнес он. — Мое наказание в моем унижении. Люблю вас и не смею поглядеть вам прямо в глаза. Стыдно, совесть мучает, грызет. Я перед вами
гадость сделал. Простите ли вы мне?
Он даже и
гадости делает умно, адски умно!