Неточные совпадения
Пред ним, в загибе
реки за болотцем, весело треща звонкими голосами, двигалась пестрая вереница баб, и из растрясенного сена быстро вытягивались по светлозеленой отаве
серые извилистые валы. Следом за бабами шли мужики с вилами, и из валов выростали широкие, высокие, пухлые копны. Слева по убранному уже лугу гремели телеги, и одна за другою, подаваемые огромными навилинами, исчезали копны, и на место их навивались нависающие на зады лошадей тяжелые воза душистого сена.
Он вышел на берег
реки, покрытой
серой чешуей ледяного «сала». Вода, прибывая, тихонько терлась о засоренный берег, поскрипывал руль небольшой баржи, покачивалась ее мачта, и где-то близко ритмически стонали невидимые люди...
Через вершины старых лип видно было синеватую полосу
реки; расплавленное солнце сверкало на поверхности воды; за
рекою, на песчаных холмах, прилепились
серые избы деревни, дальше холмы заросли кустами можжевельника, а еще дальше с земли поднимались пышные облака.
Утром подул горячий ветер, встряхивая сосны, взрывая песок и
серую воду
реки. Когда Варавка, сняв шляпу, шел со станции, ветер забросил бороду на плечо ему и трепал ее. Борода придала краснолицей, лохматой голове Варавки сходство с уродливым изображением кометы из популярной книжки по астрономии.
На гнилом бревне, дополняя его ненужность, сидела грязно-серая, усатая крыса в измятой, торчавшей клочьями шерсти, очень похожая на старушку-нищую; сидела она бессильно распластав передние лапы, свесив хвост мертвой веревочкой; черные бусины глаз ее в красных колечках неподвижно смотрели на позолоченную солнцем
реку. Самгин поднял кусок кирпича, но Иноков сказал...
Но тотчас почувствовал, что говорить не следует, Варвара, привстав, держась за плечо его, изумленно смотрела вниз, на золотую
реку, на мягкие горы, одетые густейшей зеленой овчиной, на стадо овец,
серыми шариками катившихся по горе.
По мере нашего приближения берег стал обрисовываться: обозначилась
серая, длинная стена, за ней колокольни, потом тесная куча домов. Открылся вход в
реку, одетую каменной набережной. На правом берегу, у самого устья, стоит высокая башня маяка.
Геология Такунчи такова: около устья
река подмывает высокую террасу, основание которой слагается из красивых глинистых сланцев с тонкими прослойками
серых песчаников. Немного выше с правой стороны видны обнажения весьма древних конгломератов, которые имеют такой вид, как будто они побывали в огне. Далее, с левой стороны, идет акмуровидный гранит с плитняковой отдельностью, а выше — опять глинистые сланцы с весьма интенсивной складчатостью.
Река Кумуху интересна еще и в том отношении, что здесь происходят как раз стыки двух флор — маньчжурской и охотской. Проводниками первой служат долины, второй — горные хребты. Создается впечатление, будто одна флора клином входит в другую. Теперь, когда листва опала, сверху, с гор, было хорошо видно, где кончаются лиственные леса и начинаются хвойные. Долины кажутся
серыми, а хребты — темно-зелеными.
День склонялся к вечеру. По небу медленно ползли легкие розовые облачка. Дальние горы, освещенные последними лучами заходящего солнца, казались фиолетовыми. Оголенные от листвы деревья приняли однотонную
серую окраску. В нашей деревне по-прежнему царило полное спокойствие. Из длинных труб фанз вились белые дымки. Они быстро таяли в прохладном вечернем воздухе. По дорожкам кое-где мелькали белые фигуры корейцев. Внизу, у самой
реки, горел огонь. Это был наш бивак.
Высокий горный хребет, служащий водоразделом между
реками Ольгой и Владимировкой, спускается к морю мысами и состоит из песчаников, конгломератов и
серых вакк.
Кроме кедра, тополя, ели, пробкового дерева, пихты и ореха, тут росли: китайский ясень — красивое дерево с
серой корой и с овальными остроконечными листьями; дейция мелкоцветная — небольшое деревце с мелкими черными ягодами; корзиночная ива — весьма распространенная по всему Уссурийскому краю и растущая обыкновенно по галечниковым отмелям вблизи
рек.
В геологическом отношении долина Да-Лазагоу денудационная. Если идти от истоков к устью, горные породы располагаются в следующем порядке: глинистые сланцы, окрашенные окисью бурого железняка, затем
серые граниты и кварцевый порфир. По среднему течению — диабазовый афанит с неправильным глыбовым распадением и осыпи из туфовидного кварцепорфира. Пороги на
реке Сице состоят: верхний из песчаниковистого сланца и нижний — из микропегматита (гранофира) с метаморфозом желтого и ржавого цвета.
Говорил он и — быстро, как облако, рос предо мною, превращаясь из маленького, сухого старичка в человека силы сказочной, — он один ведет против
реки огромную
серую баржу…
Мы плыли по горной, тайговой
реке, но всю ее дикую прелесть, зеленые берега, крутизны и одинокие неподвижные фигуры рыболовов я охотно променял бы на теплую комнату и сухую обувь, тем более что пейзажи были однообразны, не новы для меня, а главное, покрыты
серою дождевою мглой.
Спустя месяц после только что рассказанных событий, далеко от Петербурга, по извилистой дорожке, проложенной луговою поймою
реки Саванки, перед вечером катились незатейливые бегунцы, на которых сидел коренастый молодой купец в
сером люстриновом сюртуке и старомодном картузе с длинным прямым козырьком.
С какой жадностью взор нашего юноши ушел в эту таинственную глубь какой-то очень красивой рощи, взади которой виднелся занавес с бог знает куда уходящею далью, а перед ним что-то
серое шевелилось на полу — это была
река Днепр!
Когда вышли из церкви, совершенно уже рассвело и был
серый и ветреный день, на видневшейся
реке серые волны уносили льдины.
Какой-то будочник из чухонцев, тоже весь
серый, с огромным старым кивером в виде горшка на голове и с алебардой (зачем, кажется, было будочнику находиться на берегу Москвы-реки!), приблизился ко мне и, обратив ко мне свое старушечье, сморщенное лицо, промолвил...
От
реки несло неприятной сыростью; мелкий дождик тихонько набежал и испестрил крошечными темными пятнами сильно надоевшие мне глупые
серые бревна, около которых я скитался.
Я убежал на корму. Ночь была облачная,
река — черная; за кормою кипели две
серые дорожки, расходясь к невидимым берегам; между этих дорожек тащилась баржа. То справа, то слева являются красные пятна огней и, ничего не ответив, исчезают за неожиданными поворотами берега; после них становится еще более темно и обидно.
Крик и шум, поднятый по этому случаю купальщиками, пробудил еле вздремнувшего у окна протопопа; старик испугался, вскочил и, взглянув за
реку, решительно не мог себе ничего объяснить, как под окном у него остановилось щегольское тюльбюри, запряженное кровною
серою лошадью.
Живёт в небесах запада чудесная огненная сказка о борьбе и победе, горит ярый бой света и тьмы, а на востоке, за Окуровом, холмы, окованные чёрною цепью леса, холодны и темны, изрезали их стальные изгибы и петли
реки Путаницы, курится над нею лиловый туман осени, на город идут
серые тени, он сжимается в их тесном кольце, становясь как будто всё меньше, испуганно молчит, затаив дыхание, и — вот он словно стёрт с земли, сброшен в омут холодной жуткой тьмы.
На льду
реки Путаницы начались бои: каждый праздник, после обеда, из слободки, засыпанной снегом до крыш и не видной на земле,
серыми комьями выкатывались мальчишки. Перебежав
реку, они кричали на гору...
Глеб был в самом деле страшен в эту минуту:
серые сухие кудри его ходили на макушке, как будто их раздувал ветер; зрачки его сверкали в налитых кровью белках; ноздри и побелевшие губы судорожно вздрагивали; высокий лоб и щеки старика были покрыты бледно-зелеными полосами; грудь его колыхалась из-под рубашки, как взволнованная
река, разбивающая вешний лед.
На песчаных отмелях, выдающихся иногда из середины
реки, отмелях, усеянных мелкими, белыми как сахар раковинами, покрытых кое-где широкими пахучими листьями лопуха, трещат целые полчища коростелей, чибезов, куликов; кое-где над ними, стоя на одной ноге и живописно изогнув шею, высится
серая цапля.
За
рекою развёртывались луга, стоги сена стояли там
серыми башнями, и далеко, на краю земли, в синее небо упиралась тёмная зубчатая стена леса.
День был
серый; сплошь покрытое осенними тучами небо отразилось в воде
реки, придав ей холодный свинцовый отблеск. Блистая свежестью окраски, пароход плыл по одноцветному фону
реки огромным, ярким пятном, и черный дым его дыхания тяжелой тучей стоял в воздухе. Белый, с розоватыми кожухами, ярко-красными колесами, он легко резал носом холодную воду и разгонял ее к берегам, а стекла в круглых окнах бортов и в окнах рубки ярко блестели, точно улыбаясь самодовольной, торжествующей улыбкой.
С половины
реки серая фигура обозначилась яснее: теперь и близорукому было видно, что это сидел человек, а на коленях его лежала книга, которую он читал с таким вниманием, что не слыхал, как поднявшаяся при приближении дощаника цапля пролетела почти над самою его головою.
Савоська не обращал никакого внимания на эту болтовню и время от времени тревожно поглядывал кверху, на
серое небо, которое будто ниже и ниже опускалось над
рекой.
Вот в последний раз взмыл кверху белой шапкой клуб дыма, и гулко прокатился по
реке рокот пушечного выстрела, а барка уже огибает песчаную узкую косу, и впереди стелется бесконечный лес, встают и надвигаются горы, которые сегодня под этим
серым свинцовым небом кажутся выше и угрюмее.
Серое небо чуть порозовело; в одном месте его явилось пятно посветлее, напоминая масляный лоск на заношенном сукне. Потом выглянула обломанная луна; стало свежо и сыро; туман лёгким дымом поплыл над
рекой.
Ночами, когда город мёртво спит, Артамонов вором крадётся по берегу
реки, по задворкам, в сад вдовы Баймаковой. В тёплом воздухе гудят комары, и как будто это они разносят над землёй вкусный запах огурцов, яблок, укропа. Луна катится среди
серых облаков,
реку гладят тени. Перешагнув через плетень в сад, Артамонов тихонько проходит во двор, вот он в тёмном амбаре, из угла его встречает опасливый шёпот...
Во вторник день был серенький, задумчивый и тихий. Рано утром, с час времени, на землю падал, скупо и лениво, мелкий дождь, к полудню выглянуло солнце, неохотно посмотрело на фабрику, на клин двух
реки укрылось в
серых облаках, зарывшись в пухлую мякоть их, как Наталья, ночами, зарывала румяное лицо своё в пуховые подушки.
За бортами плясали волны, хлестал по палубам дождь, свистел над
рекою ветер, в
серой мгле рассвета стремительно и неустанно бегали полуголые, мокрые люди и кричали, смеялись, любуясь своей силой, своим трудом.
Паром, нагруженный возами и мужиками, задвигался по
реке, противоположный берег которой заслонялся совершенно
серым мутным туманом; в кузницах подле постоялого двора загудели меха, зазвенело железо.
Бальзаминов (берет стул и садится подле матери). Вот, вдруг я вижу, будто я еду в хорошей коляске и одет будто я очень хорошо, со вкусом: жилетка будто на мне, маменька, черная, с мелкими золотыми полосками; лошади будто
серые, а еду я подле
реки…
За
рекой, на бульваре, появляются горожане: сквозь деревья видно, как плывут голубые, розовые, белые дамы и девицы,
серые и желтые кавалеры, слышен звонкий смех и жирный крик Мазепы...
Осенью над городом неделями стоят
серые тучи, поливая крыши домов обильным дождем, бурные ручьи размывают дороги, вода
реки становится рыжей и сердитой; городок замирает, люди выходят на улицы только по крайней нужде и, сидя дома, покорно ждут первого снега, играют в козла, дурачки, в свои козыри, слушают чтение пролога, минеи, а кое-где — и гражданских книг.
Он заснул так крепко, что ему показалось, будто он только на миг закрыл глаза и тотчас же открыл их. Но когда открыл их, то повсюду уже был разлит тонкий, неверный полусвет, в котором кусты и деревья выделялись
серыми, холодными пятнами. Ветер усилился. По-прежнему нагибались верхушки лозняка и раскачивались старые ветлы, но в этом уже не было ничего тревожного и страшного. Над
рекой поднялся туман. Разорванными косыми клочьями, наклоненными в одну и ту же сторону, он быстро несся по воде, дыша сыростью.
Шаги на той стороне стихли, но, когда мы подъехали к броду, на темной
реке послышалось шлепанье и появились какие-то силуэты. Через несколько минут к нам приблизился всадник, ведя в поводу
серую лошадь. Когда он подъехал вплотную, я с удивлением узнал Степана.
Уже заходило солнце, синяя полоса колыхалась над лесом и
рекою. Из-под ног во все стороны скакали
серые сверчки, воздух гудел от множества мух, слепней и ос. Сочно хрустела трава под ногою, в
реке отражались красноватые облака, он сел на песок, под куст, глядя, как, морщась, колеблется вода, убегая вправо от него тёмно-синей полосой, и как, точно на шёлке, блестят на ней струи.
Сели, смотрим — деревенька наша как парчой и золотом на
серой земле вышита. Опускается за
рекой могучее светило дня, жарко горят перекрытые новой соломой крыши изб, красными огнями сверкают стёкла окон, расцветилась, разыгралась земля всеми красками осеннего наряда, и ласково-сине над нею бархатное небо. Тихо и свежо. Выступают из леса вечерние тени, косо и бесшумно ложатся на нас и на звонкую землю — сдвинулись мы потеснее, для тепла.
… Гляжу в окно — под горою буйно качается нарядный лес, косматый ветер мнёт и треплет яркие вершины пламенно раскрашенного клёна и осин, сорваны жёлтые,
серые, красные листья, кружатся, падают в синюю воду
реки, пишут на ней пёструю сказку о прожитом лете, — вот такими же цветными словами, так же просто и славно я хотел бы рассказать то, что пережил этим летом.
Дед, приподняв на локте голову, смотрел на противоположный берег, залитый солнцем и бедно окаймлённый редкими кустами ивняка; из кустов высовывался чёрный борт парома. Там было скучно и пусто.
Серая полоса дороги уходила от
реки в глубь степи; она была как-то беспощадно пряма, суха и наводила уныние.
Шумит, бежит пароход… Вот на желтых, сыпучих песках обширные слободы сливаются в одно непрерывное селенье… Дома все большие двухэтажные, за ними дымятся заводы, а дальше в густом желто-сером тумане виднеются огромные кирпичные здания, над ними высятся церкви, часовни, минареты, китайские башенки…
Реки больше не видать впереди — сплошь заставлена она несчетными рядами разновидных судов… Направо по горам и по скатам раскинулись сады и здания большого старинного города.
Еще одна маленькая географическая подробность: сейчас же за мысом с левой стороны устья
реки Чалгиенса на дневную поверхность выступают прослойки горючей
серы.
После
реки Ниме берег тремя высокими мысами — Туманным, Суфрен и Золотым — значительно выдвигается вперед. Вся эта часть побережья оголена от леса пожарами.
Серые стволы деревьев, лишенные ветвей, поваленный ветром сухостой и обгорелые пни придают местности чрезвычайно унылый вид.
Солнце стояло высоко на небе и светило ярко, по-осеннему. Вода в
реке казалась неподвижно гладкой и блестела, как серебро. Несколько длинноносых куликов ходили по песку. Они не выражали ни малейшего страха даже тогда, когда лодки проходили совсем близко. Белая, как первый снег, одинокая чайка мелькала в синеве неба. С одного из островков, тяжело махая крыльями, снялась
серая цапля и с хриплыми криками полетела вдоль протоки и спустилась в соседнее болото.
От устья
реки Чуина мы пошли вверх по Хору и через какие-нибудь пять-шесть километров подошли к речке Сальму (Сниму), впадающей в него с правой стороны. В этих местах долина Хора неширока и окаймлена сопками, имеющими такое очертание, что сразу можно сказать, что слагаются они из пород, изверженных вулканами. Адресуясь к дневникам, я нашел в них под соответствующими номерами
серый гранит.