Неточные совпадения
Деревня показалась ему довольно велика; два леса, березовый и сосновый, как два крыла, одно темнее, другое светлее, были у ней справа и слева; посреди виднелся деревянный
дом с мезонином, красной
крышей и темно-серыми или, лучше, дикими стенами, —
дом вроде тех, как у нас строят для военных поселений и немецких колонистов.
«Сообразно инструкции. После пяти часов ходил по улице.
Дом с
серой крышей, по два окна сбоку; при нем огород. Означенная особа приходила два раза: за водой раз, за щепками для плиты два. По наступлении темноты проник взглядом в окно, но ничего не увидел по причине занавески».
Четверть часа спустя оба экипажа остановились перед крыльцом нового деревянного
дома, выкрашенного
серою краской и покрытого железною красною
крышей. Это и было Марьино, Новая слободка тож, или, по крестьянскому наименованью, Бобылий Хутор.
— В сущности, город — беззащитен, — сказал Клим, но Макарова уже не было на
крыше, он незаметно ушел. По улице, над
серым булыжником мостовой, с громом скакали черные лошади, запряженные в зеленые телеги, сверкали медные головы пожарных, и все это было странно, как сновидение. Клим Самгин спустился с
крыши, вошел в
дом, в прохладную тишину. Макаров сидел у стола с газетой в руке и читал, прихлебывая крепкий чай.
«Вероятно, Уповаева хоронят», — сообразил он, свернул в переулок и пошел куда-то вниз, где переулок замыкала горбатая зеленая
крыша церкви с тремя главами над нею. К ней опускались два ряда приземистых, пузатых домиков, накрытых толстыми шапками снега. Самгин нашел, что они имеют некоторое сходство с людьми в шубах, а окна и двери
домов похожи на карманы. Толстый слой
серой, холодной скуки висел над городом. Издали доплывало унылое пение церковного хора.
Признаться сказать, ни в какое время года Колотовка не представляет отрадного зрелища; но особенно грустное чувство возбуждает она, когда июльское сверкающее солнце своими неумолимыми лучами затопляет и бурые, полуразметанные
крыши домов, и этот глубокий овраг, и выжженный, запыленный выгон, по которому безнадежно скитаются худые, длинноногие курицы, и
серый осиновый сруб с дырами вместо окон, остаток прежнего барского
дома, кругом заросший крапивой, бурьяном и полынью и покрытый гусиным пухом, черный, словно раскаленный пруд, с каймой из полувысохшей грязи и сбитой набок плотиной, возле которой, на мелко истоптанной, пепеловидной земле овцы, едва дыша и чихая от жара, печально теснятся друг к дружке и с унылым терпеньем наклоняют головы как можно ниже, как будто выжидая, когда ж пройдет наконец этот невыносимый зной.
Небо было видимо над селом очень редко, изо дня в день над
крышами домов, над сугробами снега, посоленными копотью, висела другая
крыша,
серая, плоская, она притискивала воображение и ослепляла глаза своим тоскливым одноцветом.
Приближалась весна, таял снег, обнажая грязь и копоть, скрытую в его глубине. С каждым днем грязь настойчивее лезла в глаза, вся слободка казалась одетой в лохмотья, неумытой. Днем капало с
крыш, устало и потно дымились
серые стены
домов, а к ночи везде смутно белели ледяные сосульки. Все чаще на небе являлось солнце. И нерешительно, тихо начинали журчать ручьи, сбегая к болоту.
После полудня, разбитая, озябшая, мать приехала в большое село Никольское, прошла на станцию, спросила себе чаю и села у окна, поставив под лавку свой тяжелый чемодан. Из окна было видно небольшую площадь, покрытую затоптанным ковром желтой травы, волостное правление — темно-серый
дом с провисшей
крышей. На крыльце волости сидел лысый длиннобородый мужик в одной рубахе и курил трубку. По траве шла свинья. Недовольно встряхивая ушами, она тыкалась рылом в землю и покачивала головой.
Другой
дом — точно фонарь: со всех четырех сторон весь в окнах и с плоской
крышей,
дом давней постройки; кажется, того и гляди, развалится или сгорит от самовозгорения; тес принял какой-то светло-серый цвет.
Подходила зима. По утрам кочки грязи, голые сучья деревьев, железные
крыши домов и церквей покрывались синеватым инеем; холодный ветер разогнал осенние туманы, воздух, ещё недавно влажный и мутный, стал беспокойно прозрачным. Открылись глубокие пустынные дали, почернели леса, стало видно, как на раздетых холмах вокруг города неприютно качаются тонкие
серые былинки.
Встречу им подвигались отдельные
дома, чумазые, окутанные тяжёлыми запахами, вовлекая лошадь и телегу с седоками всё глубже в свои спутанные сети. На красных и зелёных
крышах торчали бородавками трубы, из них подымался голубой и
серый дым. Иные трубы высовывались прямо из земли; уродливо высокие, грязные, они дымили густо и черно. Земля, плотно утоптанная, казалась пропитанной жирным дымом, отовсюду, тиская воздух, лезли тяжёлые, пугающие звуки, — ухало, гудело, свистело, бранчливо грохало железо…
День этот был странно длинён. Над
крышами домов и площадью неподвижно висела
серая туча, усталый день точно запутался в её сырой массе и тоже остановился. К вечеру в лавку пришли покупатели, один — сутулый, худой, с красивыми, полуседыми усами, другой — рыжебородый, в очках. Оба они долго и внимательно рылись в книгах, худой всё время тихонько свистел, и усы у него шевелились, а рыжий говорил с хозяином. Евсей укладывал отобранные книги в ряд, корешками вверх, и прислушивался к словам старика Распопова.
Было уже за полночь, когда он заметил, что над стадом
домов города, из неподвижных туч садов, возникает ещё одна, медленно поднимаясь в тёмно-серую муть неба; через минуту она, снизу, багрово осветилась, он понял, что это пожар, побежал к
дому и увидал: Алексей быстро лезет по лестнице на
крышу амбара.
Я поскорее вышел на улицу, очень сконфуженный, крепко ругая себя. Над
крышами домов таяли
серые остатки зимней ночи, туманное утро входило в город, но желтые огни фонарей еще не погасли, оберегая тишину.
Летними вечерами заречные собирались под ветлы, на берег Путаницы, против городского бульвара, и, лежа или сидя на песке, завистливо смотрели вверх: на красном небе четко вырезаны синеватые главы церквей,
серая, точно из свинца литая, каланча, с темной фигурой пожарного на ней, розовая, в лучах заката, башня на
крыше Фогелева
дома.
Осенью над городом неделями стоят
серые тучи, поливая
крыши домов обильным дождем, бурные ручьи размывают дороги, вода реки становится рыжей и сердитой; городок замирает, люди выходят на улицы только по крайней нужде и, сидя
дома, покорно ждут первого снега, играют в козла, дурачки, в свои козыри, слушают чтение пролога, минеи, а кое-где — и гражданских книг.
Город имеет форму намогильного креста: в комле — женский монастырь и кладбище, вершину — Заречье — отрезала Путаница, па левом крыле —
серая от старости тюрьма, а на правом — ветхая усадьба господ Бубновых, большой, облупленный и оборванный
дом: стропила па
крыше его обнажены, точно ребра коня, задранного волками, окна забиты досками, и сквозь щели их смотрит изнутри
дома тьма и пустота.
По чистому, глубоко синему небу плыли белые облака. Над сжатыми полями большими стаями носились грачи и особенно громко, не по-летнему, кричали. Пролетка взъехала на гору. Вдали, на конце равнины, среди густого сада
серел неуклюжий фасад изворовского
дома с зеленовато-рыжею, заржавевшею
крышею. С странным чувством, как на что-то новое, Токарев смотрел на него.
Когда я вышла из вагона, мое сердце забилось сильно, сильно…
Серое небо плакало… Дождик моросил по
крышам больших
домов. Люди, в резиновых плащах, под зонтиками, показались мне скучными, некрасивыми — мне, привыкшей к ярким и живописным нарядам нашей страны…
Да и тут, если угол его понадобился для окраски и оклейки, его заставляют перекочевать в другой, обновленный номер, где он имеет удовольствие не только считать галок на
крышах соседних
домов и любоваться, смотря по погоде, голубыми или
серыми клочками неба, но и обонять до одурения зловоние свежей масляной краски.
Они наняли довольно большой
дом особняк, одноэтажный, окрашенный
серой краской, с зеленой железной
крышей и такого же цвета ставнями на семи окнах по фасаду, с обширным двором, куда выходил подъезд с громадным железным зонтом к которому вели ворота с деревянными, аляповато выточенными львами, окрашенными, как и самые ворота, в желтую краску.
Туман стоял, и небо за
серыми крышами было желто-черное, и тень от него падала на
дома и мостовую.