Неточные совпадения
Здесь, на воздухе, выстрелы трещали громко, и
после каждого хотелось тряхнуть головой, чтобы выбросить из уха
сухой, надсадный звук. Было слышно и визгливое нытье летящих пуль. Самгин оглянулся назад — двери сарая были открыты, задняя его стена разобрана; пред широкой дырою на фоне голубоватого неба стояло голое дерево, — в сарае никого не было.
А
после, идя с ним по улице, под черным небом и холодным ветром, который, сердито пыля
сухим снегом, рвал и разбрасывал по городу жидковатый звон колоколов, она, покашливая, виновато говорила...
Вера Петровна долго рассуждала о невежестве и тупой злобе купечества, о близорукости суждений интеллигенции, слушать ее было скучно, и казалось, что она старается оглушить себя.
После того, как ушел Варавка, стало снова тихо и в доме и на улице, только
сухой голос матери звучал, однообразно повышаясь, понижаясь. Клим был рад, когда она утомленно сказала...
Он умерил шаг, вдумываясь в ткань романа, в фабулу, в постановку характера Веры, в психологическую, еще пока закрытую задачу… в обстановку, в аксессуары; задумчиво сел и положил руки с локтями на стол и на них голову. Потом поцарапал
сухим пером по бумаге, лениво обмакнул его в чернила и еще ленивее написал в новую строку,
после слов «Глава I...
Не описываю и мыслей, подымавшихся в голове, как туча
сухих листьев осенью,
после налетевшего вихря; право, что-то было на это похожее, и, признаюсь, я чувствовал, что по временам мне начинает изменять рассудок.
С утра погода была удивительно тихая. Весь день в воздухе стояла
сухая мгла, которая
после полудня начала быстро сгущаться. Солнце из белого стало желтым, потом оранжевым и, наконец, красным; в таком виде оно и скрылось за горизонтом. Я заметил, что сумерки были короткие: как-то скоро спустилась ночная тьма. Море совершенно успокоилось, нигде не было слышно ни единого всплеска. Казалось, будто оно погрузилось в сон.
После ужина стрелки разделились на смены и стали
сушить мясо на огне, а я занялся путевым дневником.
Он громко запел ту же песню и весь спирт вылил в огонь. На мгновение в костре вспыхнуло синее пламя.
После этого Дерсу стал бросать в костер листья табака,
сухую рыбу, мясо, соль, чумизу, рис, муку, кусок синей дабы, новые китайские улы, коробок спичек и, наконец, пустую бутылку. Дерсу перестал петь. Он сел на землю, опустил голову на грудь и глубоко о чем-то задумался.
Не могу сказать, сколько я времени проспал, но когда я открыл глаза — вся внутренность леса была наполнена солнцем и во все направленья, сквозь радостно шумевшую листву, сквозило и как бы искрилось ярко-голубое небо; облака скрылись, разогнанные взыгравшим ветром; погода расчистилась, и в воздухе чувствовалась та особенная,
сухая свежесть, которая, наполняя сердце каким-то бодрым ощущеньем, почти всегда предсказывает мирный и ясный вечер
после ненастного дня.
После этого он выстрелил из ружья в воздух, затем бросился к березе, спешно сорвал с нее кору и зажег спичкой. Ярким пламенем вспыхнула
сухая береста, и в то же мгновение вокруг нас сразу стало вдвое темнее. Испуганные выстрелом изюбры шарахнулись в сторону, а затем все стихло. Дерсу взял палку и накрутил на нее горящую бересту. Через минуту мы шли назад, освещая дорогу факелом. Перейдя реку, мы вышли на тропинку и по ней возвратились на бивак.
Под бельэтажем нижний этаж был занят торговыми помещениями, а под ним, глубоко в земле, подо всем домом между Грачевкой и Цветным бульваром сидел громаднейший подвальный этаж, весь сплошь занятый одним трактиром, самым отчаянным разбойничьим местом, где развлекался до бесчувствия преступный мир, стекавшийся из притонов Грачевки, переулков Цветного бульвара, и даже из самой «Шиповской крепости» набегали фартовые
после особо удачных
сухих и мокрых дел, изменяя даже своему притону «Поляковскому трактиру» на Яузе, а хитровская «Каторга» казалась пансионом благородных девиц по сравнению с «Адом».
Это обстоятельство очень неприятно напомнило Розанову о том страшном житье, которое, того и гляди, снова начнется с возвращением жены и углекислых фей. А Розанову, было, так хорошо стало, жизнь будто еще раз начиналась
после всех досадных тревог и опостылевших
сухих споров.
Обыкновенно это бывало
после охоты, когда он, переодевшись в
сухое платье и белье, садился на диван в гостиной и закуривал свою большую пенковую трубку.
Выражение лица словно болезненное, но это только кажется, У него какая-то
сухая складка на щеках и около скул, что придает ему вид как бы выздоравливающего
после тяжкой болезни.
Но утром его разбудил какой-то шорох. К комнате было светло. Елена, бледная
после бессонной ночи, похудевшая, с темными кругами вокруг глаз, с
сухими, потрескавшимися губами, уже почти одетая, торопливо доканчивала свой туалет.
Это были поэмы Пушкина. Я прочитал их все сразу, охваченный тем жадным чувством, которое испытываешь, попадая в невиданное красивое место, — всегда стремишься обежать его сразу. Так бывает
после того, когда долго ходишь по моховым кочкам болотистого леса и неожиданно развернется пред тобою
сухая поляна, вся в цветах и солнце. Минуту смотришь на нее очарованный, а потом счастливо обежишь всю, и каждое прикосновение ноги к мягким травам плодородной земли тихо радует.
Он бросился к дверям; но опять ничего не было слышно, кроме равномерного дыхания, и опять на дворе
после тяжелого вздоха поворачивалась буйволица, вставая на передние колени, потом на все ноги, взмахивала хвостом, и равномерно шлепало что-то по
сухой глине двора, и опять со вздохом укладывалась она в месячной мгле…
Вторых можно везде найти, а первых — иногда очень трудно: в
сухое время они уходят глубоко в землю и только
после дождя вылезают наружу, особенно ночью.
Свадьба была в сентябре. Венчание происходило в церкви Петра и Павла,
после обедни, и в тот же день молодые уехали в Москву. Когда Лаптев и его жена, в черном платье со шлейфом, уже по виду не девушка, а настоящая дама, прощались с Ниной Федоровной, все лицо у больной покривилось, но из
сухих глаз не вытекло ни одной слезы. Она сказала...
После ссоры с Фомой Маякин вернулся к себе угрюмо-задумчивым. Глазки его блестели сухо, и весь он выпрямился, как туго натянутая струна. Морщины болезненно съежились, лицо как будто стало еще меньше и темней, и когда Любовь увидала его таким — ей показалось, что он серьезно болен. Молчаливый старик нервно метался по комнате, бросая дочери в ответ на ее вопросы
сухие, краткие слова, и, наконец, прямо крикнул ей...
Несколько времени они шли, прилежно разбирая следы, местами засыпанные свежими листьями и забросанные
сухим валежником; наконец,
после долгих и утомительных разысканий, они выбрались на небольшую поляну, на которой между несколькими деревами возвышались три нам уже знакомые кургана…
После каждой рюмки Никита, отщипнув
сухими и очень белыми пальцами мякиш хлеба, макал его в мёд и не торопясь жевал; тряслась его серая, точно выщипанная бородёнка. Незаметно было, чтоб вино охмеляло монаха, но мутноватые глаза его посветлели, оставаясь всё так же сосредоточены на кончике носа. Пётр пил осторожно, не желая показаться брату пьяным, пил и думал...
Варенька сначала обращалась к нему часто, но, получая ответы
сухие, односложные, утратила желание беседовать с ним. Лишь
после ужина, когда они случайно остались один на один, она просто спросила у него...
Однажды,
после сильного кутежа, Лодка проснулась в полдень полубольная и злая: мучила изжога,
сухую кожу точно ржавчина ела, и глазам было больно. Спустив ноги на пол, она постучала пяткой в половицу; подождав, постучала еще сильнее, а затем начала колотить по полу ногами яростно, и глаза у нее зловеще потемнели.
— Островом называется часть
суши… — повторила она, и это было ее первое мнение, которое она высказала с уверенностью
после стольких лет молчания и пустоты в мыслях.
Самая рыночная площадь имеет несколько печальный вид: дом портного выходит чрезвычайно глупо не всем фасадом, но углом; против него строится лет пятнадцать какое-то каменное строение о двух окнах; далее стоит сам по себе модный дощатый забор, выкрашенный серою краскою под цвет грязи, который, на образец другим строениям, воздвиг городничий во время своей молодости, когда не имел еще обыкновения спать тотчас
после обеда и пить на ночь какой-то декокт, заправленный
сухим крыжовником.
По сходству его с темными и
сухими лицами древних образов фельдшер Иван Иванович причислил дьякона к отделу людей суровых и нетерпимых, но
после первого же разговора изменил свой взгляд и даже на некоторое время разочаровался в значении науки физиогномики.
Старик медленно поднял костлявые,
сухие руки свои к голове и стащил шапку;
после этого правая рука его еще медленнее поднялась кверху, и трепещущая, неверная кисть ее прильнула к страдальческому челу, потом к груди и робко сотворила крестное знамение.
Вышла радостью сиявшая, в пух и прах разряженная невеста. Нимало не смущаясь, подписалась она в книге.
После нее подписались Самоквасов с Семеном Петровичем, как свидетели, затем поп
Сушило, дьячок Игнатий да пономарь Ипатий.
— Значит, по-вашему: стакан жениху в церкви о́ пол бить да ногой черепки топтать… — сказал
Сушило. — Бесчинно и нелепо, государь мой!.. Вы этак, пожалуй, захотите, чтоб
после венца невесте в церкви и косу расплетали и гребень в медово́й сыте мочили, да тем гребнем волоса ей расчесывали.
Сначала ничего, Божье благословенье под силу приходилось
Сушиле, росли себе да росли ребятишки, что грибы
после дождика, но, когда пришло время сыновей учить в семинарии, а дочерям женихов искать, стал он су́против прежнего не в пример притязательней.
Погода стала теплая: даже было жарко, что становилось особенно ощутительно
после холодной, дождливой и, можно сказать, суровой весны. Вторая половина мая стояла хотя
сухая, но очень холодная. Порывистые, северо-западные ветры дули с редким постоянством.
Вскоре
после этого Свитка с Бейгушем перемигнулись и взялись за шапки. Вдовушка Сусанна, с самодовольно-ленивой улыбкой выслушивая последние любезности, обращенные к ней тише чем вполголоса, довольно крепко и не без нежности пожала на прощанье руку бравого артиллериста. Малгоржан же, не протягивая руки, удостоил его одним только
сухим поклоном. Оба приятеля удалились, далеко не дождавшись окончания «вечера».
— Озими хорошие, — отвечал Ннкифор. —
После Покрова зажелтели было, потому что с Семенова дня дождей не было ни капельки, погода
сухая, а солнышко грело, ровно летом, ну а как пошли дожди да подули сиверки, озимые опять зазеленели.
После скудного ужина, состоявшего из
сухой юколы, утомленные тяжелыми переходами, мы легли ногами к огню и мгновенно уснули под завывание пурги и шум морского прибоя.
После Улема к широколиственным породам понемногу стали примешиваться кедровники. Одни тальники имели вид пирамидальных тополей, другие росли кустарниками на галечниковых островках. Пучки
сухой травы и всякий мусор, застрявший на них, свидетельствовали о том, что места эти ежегодно затопляются водою.
Была вторая половина октября. Поля, запорошенные пушистым снежком, скрипели
после долгой растопки и глядели весело. Из окон маленького домика Синтяникского хутора было видно все пространство, отделяющее хутор от Бодростинской усадьбы. Вечером, в один из
сухих и погожих дней, обитатели хуторка были осчастливлены посещением, которое их очень удивило: к ним приехал старик Бодростин.
Все говорят, что к жизни легко привыкнуть, — попробую привыкнуть и Я. Здесь все так хорошо устроено, что
после дождя всегда приходит солнце и
сушит мокрого, если он не поторопился умереть.
Ровно в восемь часов она поднялась и, сказав
сухое, холодное «au revoir, monsieur», [до свиданья (франц.)] пошла из кабинета; и
после нее остался всё тот же нежный, тонкий, волнующий запах. Ученик опять долго ничего не делал, сидел у стола и думал.
То, что рассказывалось в писательских кружках о претензии Гончарова против Тургенева за присвоенный якобы у него тип"нигилиста", было мне известно, хотя тогда об этом еще ничего не проникало в печать. Но Иван Александрович при личном знакомстве тогда, то есть лет восемь
после появления"Отцов и детей", не имел в себе ничего странного или анормального. Напротив, весьма спокойный, приятный собеседник, сдержанный, но далеко не
сухой, весьма разговорчивый, охотно отвечающий на все, с чем вы к нему обращались.
Одно, только одно горячее, захватывающее чувство можно было усмотреть в бесстрастных душах врачебных начальников, — это благоговейно-трепетную любовь к бумаге. Бумага была все, в бумаге была жизнь, правда, дело… Передо мною, как живая, стоит тощая, лысая фигура одного дивизионного врача, с унылым,
сухим лицом. Дело было в Сыпингае,
после мукденского разгрома.
Бабы и девки окрестных деревень, в особенности Воробьевых гор, приносили сперва сестре Елене, а затем,
после большого пострига, матери Агнии, полевые и лесные травы, которые монахиня-целительница сортировала и
сушила в своей келье.
Гаярин встал, отряхнулся, прошел в кабинет, позвонил два раза и, остановясь у окна, приложил указательный палец к правой брови: он соображал, приказать ли дворецкому подать
после супа марсалы или особенной, привезенной еще из деревни, очень
сухой мадеры:"Dix ans de bouteille" [десятилетней выдержки в бутылке (фр.).].
— Град на пути — то Ноев ковчег, понеже плавайте по непроходному пути, сиречь по потопным водам:
посол нем — то есть чистая голубица, а грамота неписана — то есть сучец масличный, его же принесе в ковчег голубица к Ною за уверение познания, что есть
суша, и Ной праведный, зря той сучец, с сынами и дщерями, со скотом и со птицы и со всяким гадом, бывшим в ковчеге едиными усты и единым сердцем прославиша благодеющего бога.
Тения разделяла свое время так, что утром она мыла и чинила носильную ветошь, какая осталась на ее детях
после изгнания из дома, и услуживала бабке их, старой и изнеженной Пуплии; потом шла на рынок и покупала горсть
сухой чечевицы и щетинистого угря, или другую дешевую рыбу, варила ее с луком у варильщика при общем очаге и к полудню несла эту похлебку в темницу мужу.
Как могло случиться, что крестьянин Григорий Кареев, получивший тяжелые раны при взрыве судна, продолжал длинное путешествие морями и
сушей и удальцы из-за него нигде не останавливались, а когда они уже много спустя плыли из Испании,
после того, как у них там отобрали полоненных турок, то этот Григорий Кареев стал болеть от ран, полученных в начале их одиссеи; а когда они пришли в Рим, то Кареев у них так разболелся, что они дальше не могли плыть и простояли тут ради Кареева целые два месяца, и тогда только «вынули из него копье»?