Неточные совпадения
Брат Николай был родной и старший брат Константина Левина и одноутробный брат Сергея Ивановича, погибший человек, промотавший бо̀льшую долю своего
состояния, вращавшийся в самом странном и дурном обществе и поссорившийся
с братьями.
Ты понимаешь,
с его
состоянием, теперь, как мы поселились в деревне, Алексей может иметь
большое влияние.
Вступив в разговор
с юношей, Катавасов узнал, что это был богатый московский купец, промотавший
большое состояние до двадцати двух лет. Он не понравился Катавасову тем, что был изнежен, избалован и слаб здоровьем; он, очевидно, был уверен, в особенности теперь, выпив, что он совершает геройский поступок, и хвастался самым неприятным образом.
Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он
с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, — словом, не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще
с большею точностию, если даже не
с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о
состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии — повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и
с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство.
Большой статный рост, странная, маленькими шажками, походка, привычка подергивать плечом, маленькие, всегда улыбающиеся глазки,
большой орлиный нос, неправильные губы, которые как-то неловко, но приятно складывались, недостаток в произношении — пришепетывание, и
большая во всю голову лысина: вот наружность моего отца,
с тех пор как я его запомню, — наружность,
с которою он умел не только прослыть и быть человеком àbonnes fortunes, [удачливым (фр.).] но нравиться всем без исключения — людям всех сословий и
состояний, в особенности же тем, которым хотел нравиться.
Паратов. Ах, зачем! Конечно, малодушие. Надо было поправить свое
состояние. Да Бог
с ним,
с состоянием! Я проиграл
больше, чем
состояние, я потерял вас; я и сам страдаю, и вас заставил страдать.
Стильтон в 40 лет изведал все, что может за деньги изведать холостой человек, не знающий забот о ночлеге и пище. Он владел
состоянием в 20 миллионов фунтов. То, что он придумал проделать
с Ивом, было совершенной чепухой, но Стильтон очень гордился своей выдумкой, так как имел слабость считать себя человеком
большого воображения и хитрой фантазии.
Этого я не видал: я не проникал в семейства и знаю только понаслышке и по весьма немногим признакам, между прочим по тому, что англичанин, когда хочет познакомиться
с вами покороче, оказать особенное внимание, зовет вас к себе, в свое святилище, обедать:
больше уж он сделать не в
состоянии.
С Нехлюдовым не раз уже случалось в жизни то, что он называл «чисткой души». Чисткой души называл он такое душевное
состояние, при котором он вдруг, после иногда
большого промежутка времени, сознав замедление, а иногда и остановку внутренней жизни, принимался вычищать весь тот сор, который, накопившись в его душе, был причиной этой остановки.
— Позвольте, — не давая себя перебить, продолжал Игнатий Никифорович, — я говорю не за себя и за своих детей.
Состояние моих детей обеспечено, и я зарабатываю столько, что мы живем и полагаю, что и дети будут жить безбедно, и потому мой протест против ваших поступков, позвольте сказать, не вполне обдуманных, вытекает не из личных интересов, а принципиально я не могу согласиться
с вами. И советовал бы вам
больше подумать, почитать…
Тарас говорил про себя, что когда он не выпьет, у него слов нет, а что у него от вина находятся слова хорошие, и он всё сказать может. И действительно, в трезвом
состоянии Тарас
больше молчал; когда же выпивал, что случалось
с ним редко и и только в особенных случаях, то делался особенно приятно разговорчив. Он говорил тогда и много и хорошо,
с большой простотою, правдивостью и, главное, ласковостью, которая так и светилась из его добрых голубых глаз и не сходящей
с губ приветливой улыбки.
«Вот так едят! — еще раз подумал Привалов, чувствуя, как решительно был не в
состоянии проглотить
больше ни одного куска. — Да это
с ума можно сойти…»
— Я не буду говорить о себе, а скажу только о вас. Игнатий Львович зарывается
с каждым днем все
больше и
больше. Я не скажу, чтобы его курсы пошатнулись от того дела, которое начинает Привалов; но представьте себе: в одно прекрасное утро Игнатий Львович серьезно заболел, и вы… Он сам не может знать хорошенько собственные дела, и в случае серьезного замешательства все
состояние может уплыть, как вода через прорванную плотину. Обыкновенная участь таких людей…
Утром 17 декабря
состояние погоды не изменилось к лучшему. Ветер дул
с прежней силой: анемометр показывал 220, термометр — 30°
С. Несмотря на это, мы все-таки пошли дальше. Заметно, что к западу от Сихотэ-Алиня снегу было значительно
больше, чем в прибрежном районе.
Еще хорошо, что Катя так равнодушно перенесла, что я погубил ее
состояние, оно и при моей-то жизни было
больше ее, чем мое: у ее матери был капитал, у меня мало; конечно, я из каждого рубля сделал было двадцать, значит, оно,
с другой стороны, было
больше от моего труда, чем по наследству; и много же я трудился! и уменье какое нужно было, — старик долго рассуждал в этом самохвальном тоне, — потом и кровью, а главное, умом было нажито, — заключил он и повторил в заключение предисловие, что такой удар тяжело перенести и что если б еще да Катя этим убивалась, то он бы, кажется,
с ума сошел, но что Катя не только сама не жалеет, а еще и его, старика, поддерживает.
Таким образом, я очутился в Париже
с большой суммой денег, середь самого смутного времени, без опытности и знания, что
с ними делать. И между тем все уладилось довольно хорошо. Вообще, чем меньше страстности в финансовых делах, беспокойствия и тревоги, тем они легче удаются.
Состояния рушатся так же часто у жадных стяжателей и финансовых трусов, как у мотов.
Это была темная личность, о которой ходили самые разноречивые слухи. Одни говорили, что Клещевинов появился в Москве неизвестно откуда, точно
с неба свалился; другие свидетельствовали, что знали его в Тамбовской губернии, что он спустил три
больших состояния и теперь живет карточной игрою.
Он, по обыкновению, был
с похмелья, что являлось для него нормальным
состоянием. Устенька достала из буфета бутылку финьшампань и поставила ее на стол. Доктор залпом выпил две
больших рюмки и сразу осовел.
Здесь, как и в богатой Александровской слободке, мы находим высокий процент старожилов, женщин и грамотных,
большое число женщин свободного
состояния и почти ту же самую «историю прошлого»,
с тайною продажей спирта, кулачеством и т. п.; рассказывают, что в былое время тут в устройстве хозяйств также играл заметную роль фаворитизм, когда начальство легко давало в долг и скот, и семена, и даже спирт, и тем легче, что корсаковцы будто бы всегда были политиканами и даже самых маленьких чиновников величали вашим превосходительством.
Между тем комиссия,
с Власовым и Мицулем во главе, решавшая вопрос о пригодности Сахалина для штрафной сельскохозяйственной колонии, нашла, что в средней части острова земли, которую можно привести в культурное
состояние, «должно быть гораздо
больше, чем 200 тысяч десятин», а в южной части количество такой земли «простирается до 220 тысяч».]
Она имеет еще ту выгоду, что человек ленивый, старый или слабый здоровьем, который не в
состоянии проскакать десятки, верст на охотничьих дрожках или санях, кружась за тетеревами и беспрестанно подъезжая к ним по всякой неудобной местности и часто понапрасну, — такой человек, без сомнения, может
с большими удобствами, без всякого утомления сидеть в шалаше на креслах, курить трубку или сигару, пить чай или кофе, который тут же на конфорке приготовит ему его спутник, даже читать во время отсутствия тетеревов, и, когда они прилетят (за чем наблюдает его товарищ), он может, просовывая ружье в то или другое отверстие, нарочно для того сделанное, преспокойно пощелкивать тетеревков (так выражаются этого рода охотники)…
Народ смышленый, довольно образованный сравнительно
с Россией за малыми исключениями, и вообще
состояние уравнено: не встречаете
большой нищеты. Живут опрятно, дома очень хороши; едят как нельзя лучше. Не забудьте, что край наводняется ссыльными: это зло, но оно не так велико при условиях местных Сибири, хотя все-таки правительству следовало бы обратить на это внимание. Может быть, оно не может потому улучшить положения ссыльных, чтобы не сделать его приманкою для крепостных и солдат.
…Новая семья, [Семья Н. В. Басаргина.]
с которой я теперь под одной крышей, состоит из добрых людей, но женская половина, как вы можете себе представить, — тоска
больше или меньше и служит к убеждению холостяка старого, что в Сибири лучше не жениться. Басаргин доволен своим
состоянием. Ночью и после обеда спит. Следовательно, остается меньше времени для размышления.
Сад, впрочем, был хотя довольно велик, но не красив: кое-где ягодные кусты смородины, крыжовника и барбариса, десятка два-три тощих яблонь, круглые цветники
с ноготками, шафранами и астрами, и ни одного
большого дерева, никакой тени; но и этот сад доставлял нам удовольствие, особенно моей сестрице, которая не знала ни гор, ни полей, ни лесов; я же изъездил, как говорили, более пятисот верст: несмотря на мое болезненное
состояние, величие красот божьего мира незаметно ложилось на детскую душу и жило без моего ведома в моем воображении; я не мог удовольствоваться нашим бедным городским садом и беспрестанно рассказывал моей сестре, как человек бывалый, о разных чудесах, мною виденных; она слушала
с любопытством, устремив на меня полные напряженного внимания свои прекрасные глазки, в которых в то же время ясно выражалось: «Братец, я ничего не понимаю».
Мать также не понимала моего
состояния и
с досадою на меня смотрела; отец сочувствовал мне
больше.
— Вот-с за это
больше всего и надобно благодарить бога! — подхватил генерал. — А когда нет
состояния, так рассуждать таким образом человеку нельзя!
— Видать есть многое, многое! — вскрикивал
с каким-то даже визгом Рагуза, так что Вихров не в
состоянии был более переносить его голоса. Он встал и вышел в другую комнату, которая оказалась очень
большим залом. Вслед за ним вышел и Плавин, за которым, робко выступая, появился и пианист Кольберт.
Бывают они часто
с большими способностями; но все это в них как-то перепутывается, да сверх того они в
состоянии сознательно идти против своей совести из слабости на известных пунктах, и не только всегда погибают, но и сами заранее знают, что идут к погибели.
Как ни уговаривал Прейн, как ни убеждал, как ни настаивал, как ни ругался — все было напрасно, и набоб
с упрямством балованного ребенка стоял на своем. Это был один из тех припадков, какие перешли к Евгению Константиновичу по наследству от его ближайших предков, отличавшихся
большой эксцентричностью. Рассерженный и покрасневший Прейн несколько мгновений пристально смотрел на обрюзгшее, апатичное лицо набоба, уже погрузившегося в обычное полусонное
состояние, и только сердито плюнул в сторону.
В
большей части случаев я успеваю в этом. Я столько получаю ежедневно оскорблений, что
состояние озлобления не могло не сделаться нормальным моим
состоянием. Кроме того, жалованье мое такое маленькое, что я не имею ни малейшей возможности расплыться в материяльных наслаждениях. Находясь постоянно впроголодь, я
с гордостью сознаю, что совесть моя свободна от всяких посторонних внушений, что она не подкуплена брюхом: как у этих «озорников», которые смотрят на мир
с высоты гастрономического величия.
Так это у него и
с этой цыганкой вышло, и ее, Грушин, отец и все те ихние таборные цыганы отлично сразу в нем это поняли и запросили
с него за нее невесть какую цену,
больше как все его домашнее
состояние позволяло, потому что было у него хотя и хорошее именьице, но разоренное.
— Необходимо так, — подхватил князь. — Тем
больше, что это совершенно прекратит всякий повод к разного рода вопросам и догадкам: что и как и для чего вы составляете подобную партию? Ответ очень простой: жених человек молодой, умный, образованный,
с состоянием — значит, ровня… а потом и в отношении его, на случай, если б он объявил какие-нибудь претензии, можно прямо будет сказать: «Милостивый государь, вы получили деньги и потому можете молчать».
Недели через три после
состояния приказа, вечером, Петр Михайлыч, к
большому удовольствию капитана, читал историю двенадцатого года Данилевского […историю двенадцатого года Данилевского. — Имеется в виду книга русского военного историка А.И.Михайловского-Данилевского (1790—1848) «Описание Отечественной войны в 1812 году».], а Настенька сидела у окна и задумчиво глядела на поляну, облитую бледным лунным светом. В прихожую пришел Гаврилыч и начал что-то бунчать
с сидевшей тут горничной.
Я понимаю слишком хорошо, почему русские
с состоянием все хлынули за границу, и
с каждым годом
больше и
больше.
Я застал его в
состоянии удивительном: расстроенного и в
большом волнении, но в то же время
с несомненно торжествующим видом.
Крапчик не
с большой охотой передал Егору Егорычу записку, опасаясь, что тот, по своему раскиданному
состоянию духа, забудет о ней и даже потеряет ее, что отчасти и случилось. Выехав из своего отеля и направившись прямо к Сперанскому, Егор Егорыч, тем не менее, думал не об докладной записке, а о том, действительно ли масоны и хлысты имеют аналогию между собой, — вопрос, который он хоть и решил утвердительно, но не вполне был убежден в том.
Весть о ревизоре мигом разносится по острогу. По двору бродят люди и нетерпеливо передают друг другу известие. Другие нарочно молчат, сохраняя свое хладнокровие, и тем, видимо, стараются придать себе
больше важности. Третьи остаются равнодушными. На казарменных крылечках рассаживаются арестанты
с балалайками. Иные продолжают болтать. Другие затягивают песни, но вообще все в этот вечер в чрезвычайно возбужденном
состоянии.
Почтмейстер на это согласился тем охотнее, что, видя жену свою в
состоянии крайнего раздражения, он и сам находил выгоды иметь в эту пору около себя в доме чужого человека, и потому он не только не отказал Варнаве в ночлеге, но даже, как любезный хозяин, предоставил в его пользование стоявший в конторе диван, а сам лег на
большом сортировальном столе и закрылся
с головой снятым
с этого же стола канцелярским сукном.
Но как ни была она малоопытна, однако ж поняла, что два-три хороших наряда (Феденька не был в
состоянии дать
больше) в таком обществе, где проматывались тысячи и десятки тысяч,
с единственною целью быть как можно более декольте — все равно что капля в море.
Прасковья Ивановна была очень довольна, бабушке ее стало сейчас лучше, угодник майор привез ей из Москвы много игрушек и разных гостинцев, гостил у Бактеевой в доме безвыездно, рассыпался перед ней мелким бесом и скоро так привязал к себе девочку, что когда бабушка объявила ей, что он хочет на ней жениться, то она очень обрадовалась и, как совершенное дитя, начала бегать и прыгать по всему дому, объявляя каждому встречному, что «она идет замуж за Михаила Максимовича, что как будет ей весело, что сколько получит она подарков, что она будет
с утра до вечера кататься
с ним на его чудесных рысаках, качаться на самых высоких качелях, петь песни или играть в куклы, не маленькие, а
большие, которые сами умеют ходить и кланяться…» Вот в каком
состоянии находилась голова бедной невесты.
Во всех этих прогулках и увеселениях сначала постоянно участвовал Алексей Степаныч; но успокоенный
состоянием здоровья своей больной, видя ее окруженною обществом и общим вниманием, он начал понемногу пользоваться свободными часами: деревенская жизнь, воздух, чудная природа разбудили в нем прежние его охоты; он устроил себе удочки и в прозрачных родниковых речках, которых было довольно около Алкина, принялся удить осторожную пеструшку и кутему; даже хаживал иногда
с сеткою за перепелами, ловить которых Федор Михеев, молодой муж Параши, был
большой мастер и умел делать перепелиные дудки.
Старших дочерей своих он пристроил: первая, Верегина, уже давно умерла, оставив трехлетнюю дочь; вторая, Коптяжева, овдовела и опять вышла замуж за Нагаткина; умная и гордая Елисавета какими-то судьбами попала за генерала Ерлыкина, который, между прочим, был стар, беден и пил запоем; Александра нашла себе столбового русского дворянина, молодого и
с состоянием, И. П. Коротаева, страстного любителя башкирцев и кочевой их жизни, — башкирца душой и телом; меньшая, Танюша, оставалась при родителях; сынок был уже двадцати семи лет, красавчик, кровь
с молоком; «кофту да юбку, так
больше бы походил на барышню, чем все сестры» — так говорил про него сам отец.
Среди этого ужасного
состояния внутреннего раздвоения наступали минутные проблески, когда Бобров
с недоумением спрашивал себя: что
с ним, и как он попал сюда, и что ему надо делать? А сделать что-то нужно было непременно, сделать что-то
большое и важное, но что именно, — Бобров забыл и морщился от боли, стараясь вспомнить. В один из таких светлых промежутков он увидел себя стоящим над кочегарной ямой. Ему тотчас же
с необычайной яркостью вспомнился недавний разговор
с доктором на этом самом месте.
«Я верю в твою искренность, когда ты говоришь, что у тебя нет честолюбия; но ты сам обманываешь себя. Честолюбие — добродетель в твои лета и
с твоими средствами; но она делается недостатком и пошлостью, когда человек уже не в
состоянии удовлетворить этой страсти. И ты испытаешь это, если не изменишь своему намерению. Прощай, милый Митя. Мне кажется, что я тебя люблю еще
больше за твой нелепый, но благородный и великодушный план. Делай, как знаешь, но, признаюсь, не могу согласиться
с тобой».
"Не знаю,
больше ли вы теперь передо мной виноваты, чем тогда; но знаю, что теперешний удар гораздо сильнее… Это конец. Вы мне говорите:"Я не могу"; и я вам повторяю тоже:"Я не могу… того, что вы хотите, Не могу и не хочу". Не отвечайте мне. Вы не в
состоянии дать мне единственный ответ, который я бы принял. Я уезжаю завтра рано
с первым поездом. Прощайте, будьте счастливы… Мы, вероятно,
больше не увидимся".
Но мои грезы обширнее, потому что
с высоты птичьего полета, и притом
с одной стороны, величавому олимпийцу, сменившему по воле судеб свой божественный Олимп на фронтон
Большого театра, ему казались все равными: вельможи и архиереи, купцы и купчихи на рысаках — и пеший люд всякого звания,
состояния, и сытый, и голодный.
Я бы, кажется, имела основание уподобить
состояние бабушки
с состоянием известной сверстницы Августа Саксонского, графини Кόзель, когда ее заключили в замке. Обе они были женщины умные и
с большими характерами, и обе обречены на одиночество, и обе стали анализировать свою религию, но Кόзель оторвала от своей Библии и выбросила в ров Новый Завет, а бабушка это одно именно для себя только и выбрала и лишь это одно сохранила и все еще добивалась, где тут материк?
Отказаться же от этой любви — значило опять обречь себя на скуку, на одиночество, а такая жизнь казалась княгине теперь
больше невозможною, и она очень хорошо сознавала, что, оставаясь в Москве, не видеться
с Миклаковым она будет не в
состоянии.
Ограниченность применения женского труда в ту эпоху в России вынуждала девушек стремиться к получению преимущественно педагогического и медицинского образования.] мать очень мало понимала и гораздо
больше бы желала, чтобы она вышла замуж за человека
с обеспеченным
состоянием, или, если этого не случится, она, пожалуй, не прочь бы была согласиться и на другое, зная по многим примерам, что в этом положении живут иногда гораздо лучше, чем замужем…
Елпидифора Мартыныча разбудили и доложили ему, что его зовут от князя Григорова к г-же Жиглинской. Он уже слышал, что Елена
больше не жила
с матерью, и понял так, что это, вероятно, что-нибудь насчет родов
с ней происходит. Первое его намерение было не ехать и оставить этих господ гордецов в беспомощном
состоянии; но мысль, что этим он может возвратить себе практику в знатном доме Григоровых, превозмогла в нем это чувство.