Неточные совпадения
Думает господь большие думы,
Смотрит вниз — внизу земля вертится,
Кубарем вертится
черный шарик,
Черт его железной
цепью хлещет.
Гремя
цепью, залаяла
черная собака — величиною с крупного барана.
По торцам мостовой, наполняя воздух тупым и дробным звуком шагов, нестройно двигалась небольшая, редкая толпа, она была похожа на метлу, ручкой которой служила
цепь экипажей, медленно и скучно тянувшаяся за нею. Встречные экипажи прижимались к панелям, — впереди толпы быстро шагал студент, рослый, кудрявый, точно извозчик-лихач; размахивая
черным кашне перед мордами лошадей, он зычно кричал...
Двор величиной был с комнату, так что коляска стукнула дышлом в угол и распугала кучу кур, которые с кудахтаньем бросились стремительно, иные даже в лёт, в разные стороны; да большая
черная собака начала рваться на
цепи направо и налево, с отчаянным лаем, стараясь достать за морды лошадей.
—
Черный нос, значит, из злых, из цепных, — важно и твердо заметил Коля, как будто все дело было именно в щенке и в его
черном носе. Но главное было в том, что он все еще изо всех сил старался побороть в себе чувство, чтобы не заплакать как «маленький», и все еще не мог побороть. — Подрастет, придется посадить на
цепь, уж я знаю.
А на том месте, где сейчас висят
цепи Пугачева, которыми он был прикован к стене тюрьмы, тогда висела «
черная доска», на которую записывали исключенных за неуплаченные долги членов клуба, которым вход воспрещался впредь до уплаты долгов. Комната эта звалась «лифостротон». [Судилище.]
Под ним на возвышении стояла скамья, а на ней сидел, спиной к лошади, прикованный железной
цепью к столбу, в
черном халате и такой же бескозырке, осужденный преступник.
Когда я увидел его впервые, мне вдруг вспомнилось, как однажды, давно, еще во время жизни на Новой улице, за воротами гулко и тревожно били барабаны, по улице, от острога на площадь, ехала, окруженная солдатами и народом,
черная высокая телега, и на ней — на скамье — сидел небольшой человек в суконной круглой шапке, в
цепях; на грудь ему повешена
черная доска с крупной надписью белыми словами, — человек свесил голову, словно читая надпись, и качался весь, позванивая
цепями.
Большой рыжий пес с длинной блестящей шерстью и
черной мордой то скачет на девушку передними лапами, туго натягивая
цепь и храпя от удушья, то, весь волнуясь спиной и хвостом, пригибает голову к земле, морщит нос, улыбается, скулит и чихает от возбуждения.
Наконец в залу вошла и сама Эмма Эдуардовна. Она была величественнее, чем когда бы то ни было, — одетая в
черное шелковое платье, из которого точно боевые башни, выступали ее огромные груди, на которые ниспадали два жирных подбородка, в
черных шелковых митенках, с огромной золотой
цепью, трижды обмотанной вокруг шеи и кончавшейся тяжелым медальоном, висевшим на самом животе.
Теперь, подняв голову, раздув огненные ноздри и держа
черный хвост на отлете, он сперва легкою поступью, едва касаясь земли, двинулся навстречу коню Морозова; но когда князь, не съезжаясь с противником, натянул гремучие поводья, аргамак прыгнул в сторону и перескочил бы через
цепь, если бы седок ловким поворотом не заставил его вернуться на прежнее место.
Конь Афанасья Ивановича, золотисто-буланый аргамак, был весь увешан, от головы до хвоста, гремячими
цепями из дутых серебряных бубенчиков. Вместо чепрака или чалдара пардовая кожа покрывала его спину. На вороненом налобнике горели в золотых гнездах крупные яхонты. Сухие
черные ноги горского скакуна не были вовсе подкованы, но на каждой из них, под бабкой, звенело по одному серебряному бубенчику.
Солнце уже вышло из-за гор, и больно было смотреть на освещенные им белые мазанки правой стороны улицы, но зато, как всегда, весело и успокоительно было смотреть налево, на удаляющиеся и возвышающиеся, покрытые лесом
черные горы и на видневшуюся из-за ущелья матовую
цепь снеговых гор, как всегда старавшихся притвориться облаками.
В
чёрном небе дрожали золотые
цепи звёзд, было так тихо, точно земля остановилась в беге и висит неподвижно, как маятник изломанных часов.
Сначала горы только удивили Оленина, потом обрадовали; но потом, больше и больше вглядываясь в эту, не из других
черных гор, но прямо из степи вырастающую и убегающую
цепь снеговых гор, он мало-помалу начал вникать в эту красоту и почувствовал горы.
— «Не вихри, не ветры в полях подымаются, не буйные крутят пыль
черную: выезжает то сильный, могучий богатырь Добрыня Никитич на своем коне богатырском, с одним Торопом-слугой; на нем доспехи ратные как солнышко горят; на серебряной
цепи висит меч-кладенец в полтораста пуд; во правой руке копье булатное, на коне сбруя красна золота.
Явились две дамы — одна молодая, полная, с фарфоровым лицом и ласковыми молочно-синими глазами, темные брови ее словно нарисованы и одна выше другой; другая — старше, остроносая, в пышной прическе выцветших волос, с большой
черной родинкой на левой щеке, с двумя золотыми
цепями на шее, лорнетом и множеством брелоков у пояса серого платья.
Фома, стоя на груде каната, смотрел через головы рабочих и видел: среди барж, борт о борт с ними, явилась третья,
черная, скользкая, опутанная
цепями. Всю ее покоробило, она точно вспухла от какой-то страшной болезни и, немощная, неуклюжая, повисла над водой между своих подруг, опираясь на них. Сломанная мачта печально торчала посреди нее; по палубе текли красноватые струи воды, похожей на кровь. Всюду на палубе лежали груды железа, мокрые обломки дерева.
Вокруг тревожной пустоты разлетевшегося в прах торжества без восхищения и внимания сверкали из-за
черных колонн покинутые чудеса золотой
цепи.
— Православный… От дубинщины бежал из-под самого монастыря, да в лапы к Гарусову и попал. Все одно помирать: в медной горе али здесь на
цепи… Живым и ты не уйдешь. В горе-то к тачке на
цепь прикуют… Может, ты счастливее меня будешь… вырвешься как ни на есть отседова… так в
Черном Яру повидай мою-то женишку… скажи ей поклончик… а ребятенки… ну, на миру сиротами вырастут: сирота растет — миру работник.
Вечер был тихий и темный, с большими спокойными звездами на небе и в спящей воде залива. Вдоль набережной зажигалась желтыми точками
цепь фонарей. Закрывались светлые четырехугольники магазинов. Легкими
черными силуэтами медленно двигались по улицам и по тротуару люди…
Дядя вышел в лисьем архалуке и в лисьей остроконечной шапке, и как только он сел в седло, покрытое
черною медвежью шкурою с пахвами и паперсями, убранными бирюзой и «змеиными головками», весь наш огромный поезд тронулся, а через десять или пятнадцать минут мы уже приехали на место травли и выстроились полукругом. Все сани были расположены полуоборотом к обширному, ровному, покрытому снегом полю, которое было окружено
цепью верховых охотников и вдали замыкалось лесом.
Вдова держит своего поручика в
черном теле. «Женись — тогда я тебе все заведу, — обещает она, — полную кипировку, и что нужно из белья, и ботинки с калошами приличные. Все у тебя будет, и даже по праздникам будешь носить часы моего покойника с
цепью». Но поручик покамест все еще раздумывает. Он дорожит свободой и слишком высоко ценит свое бывшее офицерское достоинство. Однако кое-что старенькое из белья покойника он донашивает.
Однако были дни давным-давно,
Когда и он на берегу Гвинеи
Имел родной шалаш, жену, пшено
И ожерелье красное на шее,
И мало ли?.. О, там он был звено
В
цепи семей счастливых!.. Там пустыня
Осталась неприступна, как святыня.
И пальмы там растут до облаков,
И пена вод белее жемчугов.
Там жгут лобзанья, и пронзают очи,
И перси дев
черней роскошной ночи.
На руке, открытой гораздо выше кисти,
чернел вороненый браслет в виде каторжной
цепи.
Романсов взглянул в сторону и в двух шагах от себя увидел громадную
черную собаку из породы степных овчарок и ростом с доброго волка. Она сидела около дворницкой будки и позвякивала
цепью. Романсов поглядел на нее, подумал и изобразил на своем лице удивление. Затем он пожал плечами, покачал головой и грустно улыбнулся.
Наташа все время не выронила ни слова. Она взялась за руль и повернула лодку. Назад мы плыли молча. Месяц закатился,
черные тучи ползли по небу; было темно и сыро; деревья сада глухо шумели. Мы подплыли к купальне. Я вышел на мостки и стал привязывать
цепь лодки к столбу. Наташа неподвижно остановилась на носу.
Студент выглянул за дверь и рукой поманил меня. Я посмотрел: в разных местах горизонта, молчаливой
цепью, стояли такие же неподвижные зарева, как будто десятки солнц всходили одновременно. И уже не было так темно. Дальние холмы густо
чернели, отчетливо вырезая ломаную и волнистую линию, а вблизи все было залито красным тихим светом, молчаливым и неподвижным. Я взглянул на студента: лицо его было окрашено в тот же красный призрачный цвет крови, превратившейся в воздух и свет.
В эту минуту входная дверь широко раскрывается. На пороге ее появляется полная, среднего роста фигура в длинном
черном сюртуке, с массивной золотой
цепью на жилете.
Она сбросила с него
цепи, заживила раны его, сорвала
черную печать, которою сердце и уста были запечатаны, успокоила его насчет православия, которым он так дорожит, воскрылила победу, дала жизнь наукам, поставив сердце России краеугольным камнем [Московский университет.
Казенный двор нам уж знаком. В том самом отделении
черной избы, где содержались сначала Матифас, переводчик князя Лукомского, и потом Марфа-посадница, заключили Антона. Вчера свободен, с новыми залогами любви и дружбы, почти на вершине счастия, а нынче в
цепях, лишен всякой надежды, ждал одной смерти, как отрады. Он просил исследовать дело о болезни царевича — ему отказано; злодеяние его, кричали, ясно как день.