Не тревожьте ведьму

Александра Рий

Веками в Красногорье ведьмы жили среди людей, помогая им. Гибель княгини, которую не успела спасти юная целительница Ярослава, положила конец мирным временам — ведьм и колдунов стали изгонять, а семью виновницы обезумевший от горя князь приказал истребить… Чудом спасенная дочь Ярославы Мара оказывается в обычной семье и растет, не подозревая о своем происхождении и даре. Но девочка взрослеет, а значит, вскоре силы ведьмы проснутся — и тогда ей предстоит раскрыть многие темные тайны прошлого…

Глава 3

Последние лучи заката покрывали деревянные полы узорами, проникая сквозь слюдяную оконницу, расписанную красками. Обычно по вечерам здесь горело множество свечей, а за двумя длинными столами дружинники выслушивали указы либо делили трапезу вместе с князем, если был праздник. В холодное время здесь горели очаги, но сейчас они уныло стояли без дела. Всего таких очагов было три, они прилегали к стене и грели дружинникам спины. Некоторые еще помнили, как при правлении Святогора в них на вертелах зажаривали мясо. Стол, что находился с левой стороны от трона, предназначался для гостей и чаще использовался во время пира. Еду доставляли из поварни по переходу, попасть в который можно было через дверь в правом углу. На самом заметном месте торжественно стоял сам дубовый трон с резными ножками и такими же подлокотниками. Спинка его высилась над макушкой хозяина почти на две головы. Сзади ее украшала красная парча, осенью и зимой добавляли еще пушнину, которая представляла собой сшитые шкурки куниц. Во время трапезы перед Ратибором выставляли красивый массивный стол, который под стать трону тоже был дубовый. С обеих сторон от него приставляли скамейки для членов семьи, а также особых гостей, прибывших из других княжеств. Посреди гридницы из пола вырастали деревянные, замысловато украшенные столбы, которые тянулись в два ряда до самого входа. Врезаясь в высокий потолок, они служили опорой и одновременно придавали помещению величественный вид.

Сейчас в гриднице было так тихо, что человека, застывшего на троне, можно было принять за статую. Ратибор иногда поднимал глаза на вход, продолжая оставаться в остальном неподвижным. Всего за пару дней его лицо осунулось, а в межбровье навсегда залегла глубокая морщина.

Дверь со скрипом отворилась. Ратибор наблюдал, как Ермолай помедлил возле входа и только потом направился к нему. Рубаха его настолько пропиталась потом, что липла к телу, а сапоги покрылись слоем пыли. Пока тот шел, Ратибор не сводил с него взгляда.

— Государь, — Ермолай поклонился князю и склонил голову.

— Молчишь? Знать, нет вестей о Ладимире.

— Все прошерстили, государь. На север они бы не пошли, там владения Доброслава, к которому гонца я еще два дня тому назад отправил, да и не только к нему. Мы весь лес прошли, что до реки ведет, а дальше Гиблые болота…

— И что с того, что гиблые?

Ермолай напрягся, пытаясь подобрать слова:

— Немногие туда ходят после того, как люди стали там пропадать. А коли по ягоды — и то держатся подальше. Простым смертным не пройти топи. А ежели кто не сгинет там, то лихорадку точно подхватит…

— Верно говоришь, немногие, — Ратибор нарочито растягивал слова. — А скажи-ка мне, Ермолай, кто они, по-твоему, непростые смертные?

Ратибор так сощурил глаза, что тому стало не по себе.

— Ведьмы, — тихо сказал Ермолай.

— Именно. Вовлеки как можно больше из их племени, пусть докажут свою верность. Отыщи мне Ладимира.

— Простите, государь. Но разве Ладимир повинен в том, что случилось? Да и все остальные? — как на духу выпалил Ермолай.

Повисла давящая тишина, но Ермолай пристально смотрел на Ратибора. Князь, склонив голову набок, сказал:

— Уж не защищаешь ли ты былого друга? Или ведьму пожалел? Кому ты служишь, Ермолай? — Потеряв самообладание, Ратибор повышал и повышал голос: — Вот и мой отец их холил и лелеял, особенно Марфу, и наказывал оберегать. Отец был добрый и к народу, и к соседям, как и брат мой старший, Радмир. И чем аукнулась им доброта? Где теперь они? Их прахом усеяны поля с пшеницей благодаря стараниям других князей, что позарились на наши земли. Лишь пойдя войной в отместку, спесь я сбил с них, чтобы доброту отныне не принимали за слабость, а уже потом мир заключил и Красногорье тем самым отстоял. Нет, подобного не допущу. Ежели сорняк с корнем вовремя не убрать, он семена оставит. И хоть любил отца и брата я, другой дорогою пойду. По-доброму уже не получается. Ладимир скрыл от меня, что женат на ведьме. Ведьма не исполнила мой прямой наказ. А Марфа не явилась, когда в ней больше всего я нуждался. И теперь мне предстоит предать костру любимую жену. Достаточно тебе причин? Еще раз: кому ты служишь?

Лицо Ермолая приобрело оттенок побелки, которой покрывали печку в избах.

— Вам, государь, — процедил он.

Ратибор еще какое-то время продолжал на него смотреть, потом откинулся на спинку трона.

— Вот на делах и покажи. Хочу понять, что случилось с Радой. Еще утром цветущая была, а к вечеру ее не стало.

Он снял свой венец и рассеянно стал его вертеть в руках. Погрузившись в свои мысли, Ратибор забыл, что находится не один. Ермолай стоял в нерешительности и мялся, явно не зная, закончен ли разговор. Чтобы хоть как напомнить о себе, он прочистил горло.

— Подозреваете, что замешано колдовство?

Ратибор помедлил с ответом, потом устало сказал:

— И оно тоже.

Снова погрузившись в молчание, Ратибор закрыл глаза. Ермолаю в этот раз все сразу стало ясно, и он спешно покинул гридницу.

На следующее утро он снарядил еще дружинников на поимку беглецов. Проблема возникла с поиском проводника через болота. Как оказалось, помогать князю никто не спешил, все боялись бесследно сгинуть. К тому же Марфа успела сыскать добрую славу своими делами как среди простого народа, так и среди себе подобных. А слухи, что воевода князя вместе с женой и тещей бежал, распространились быстро. Ермолай разослал гонцов по всем селеньям, чтобы привели к нему ведьм. Он даже вспомнил про старика, что жил на востоке Красногорья и прослыл сильным колдуном. Поскольку путь к нему был неблизкий, Ермолай не рассчитывал, что его доставят в этот же день. Вместо него к полудню прямиком в конюшню привели седовласую старуху.

Чуть сгорбленная, покрытая морщинами, она вызывала скорее жалость, чем страх. После просьбы Ермолая ведьма долго колебалась и говорила, что только заговорами сильна.

— Так заговори тропы к болоту, чтобы путь указали к беглецам.

Ермолай уже стал отчаиваться, насколько старуха оказалась несговорчивой, а доложить Ратибору хоть какую-то хорошую весть надо было. Он подошел к ней вплотную и прошептал, чтобы до двоих дружинников, ожидавших в стороне, не долетело ни слова:

— Ладимиру и Марфе нужно весть передать, чтобы бежали как можно дальше. Проведи меня к ним, мать…

— Пелагея. Хоть и ведьма я, но у меня есть имя. Говоришь, Марфе желаешь помочь? А с чего мне тебе верить?

Пелагея сощурила глаза и смотрела на Ермолая, не мигая и ловя каждое его движение.

— С того, что Ладимир мне как брат.

Она вновь замолчала, раздумывая над его словами. Ермолай внешне старался не показывать свое раздражение, боясь спугнуть старую ведьму.

— А ежели обманешь? — наконец спросила она. — Да и почем вам знать, что они в лес подались?

— Следы обрываются возле реки, а дальше Гиблые болота — сама знаешь. Как и знаешь, что есть путь в обход, и там тоже…

–…болото, — закончила она за него.

Ермолаю показалось, что ведьма готова дать согласие, но та прищурила глаза, смотря в сторону, и тут же помотала головой.

— Ратибор отказа не потерпит, — Ермолай устал осторожничать с Пелагеей и повысил голос. — Скажи-ка, ведьма, у тебя есть родные? Коль ими дорожишь, то через болота путь покажешь.

Тяжело вздохнув, Пелагея обреченно кивнула. Ермолай, получив долгожданное согласие, сразу же распорядился отправить с ней десятерых дружинников.

Густой дым опускался с холма, подхватывался ветерком, долетал до самой реки и клубнями медленно плыл по водной глади. Жители Красногорья, как городские, так и деревенские, собрались внизу и наблюдали, как горит погребальный костер.

Ратибор не отводил глаз от того, как ладью с телом Рады охватывают языки пламени. Деревянные лестницы с двух сторон помоста, как и само сооружение, были построены из березовых и дубовых досок, которые пропитали достаточным количеством масла, чтобы дым виднелся с большого расстояния. Даже те жители, которые еще не знали о горе в княжеской семье, завидев его с Погребального холма, понимали, что случилось непоправимое. Так повелось в Красногорье, что с высокородными особами прощались именно на этом холме вблизи города.

Старый гусляр сидел на камне и перебирал пальцами струны; та же печальная мелодия последний раз звучала несколько лет назад, когда на этом же месте горели два костра со Святогором и Радмиром.

Ратибор, облаченный в светлую рубаху и темные портки, стоял долгое время неподвижно и вздрогнул, лишь когда опора костра рухнула, взметнув ввысь столп искр. Двухлетний Казимир заплакал и прижался к ногам отца. Ратибор это заметил и поднял сына на руки, прижав покрепче к себе.

Стоять им нужно было еще долго, пока весь костер не превратится в золу, которую Ратибор соберет и развеет над полями. Иван стоял рядом с Ермолаем позади отца. Плакать сил у него больше не осталось, и он блуждающим взглядом смотрел то на костер, то на спину отца с братом, то вниз, на реку Ленту.

Река получила свое название из-за изгибов: она то обходила земли широкой дугой, то изворачивалась круто и часто, шла через лес, возле болота разветвлялась и уходила в самую чащу — и так огибала почти все Красногорье. А Черной Лентой в народе прозвали всего лишь отрезок реки возле Погребального холма, где ее дно и берег казались черными от пепла. Здесь провожали в мир иной как княжеских особ, так и почтенных воинов. Большой холм переходил в маленький, где разводили костры для всех остальных.

Когда Ратибор собрал пепел в глиняный горшок и передал его Ермолаю, он снова поднял Казимира и устремился вниз с холма. Иван ожидал отца с протянутой рукой, но тот прошествовал мимо.

Вестей от дружинников и Пелагеи не было несколько дней, и Ермолай стал опасаться, что Ратибор снова впадет в ярость, а это стало для него частым явлением. На четвертый день наконец доставили провидца и по требованию Ратибора привели сразу в хоромы.

С длинной белой бородой и такими же длинными волосами, Ведагор был внушительного роста и, представ перед Ратибором, смотрел на него сверху вниз. Одетый лишь в льняную рубаху, подвязанную жгутом, он опирался на посох и с любопытством рассматривал гридницу, словно зашел сюда просто в гости.

— Тебе известно, где укрылась Марфа? — без предисловий начал Ратибор.

Ведагор оценивающе посмотрел на князя:

— Не тех ты ищешь, Ратибор.

— Так поведай мне, кого следует искать.

Старик тряхнул мохнатой головой, словно гривой, и печально улыбнулся:

— Чтобы пролить еще больше крови? Ты принял решение и слушать боле никого не желаешь. Не так ли? Даже если я истину тебе открою, ответь мне, ты прекратишь погоню? — Не дождавшись ответа, Ведагор продолжил. — То-то же! Красноречиво твое молчание.

— Могучим провидцем ты слывешь, но все ж ко мне явился. Мог укрыться, так отчего не последовал за дражайшей Марфой? Аль ты не знал, чем чревато неповиновенье?

Колдун с толикой жалости смотрел на Ратибора:

— Напоследок решил потолковать. Одумайся, Ратибор. Не наживай себе врага, с чьей силой не сможешь совладать.

— Ты смеешь…

— Я не боюсь тебя. Знаю, жить осталось мне недолго стараниями твоими. Послушай, Святогор не просто так оберегал род Марфы, да и дед твой, и те, кто были до него. Разве он не наказывал тебе?

От услышанного Ратибор пришел в ярость и сжал руки в кулаки, но колдун, будто не замечая этого, продолжал сыпать предостережениями:

— Одумайся и будь таким же, как твой отец, справедливым и милосердным. Оплачь свою любимую и живи дальше. Иначе… Мне не нужно заглядывать в будущее, чтобы знать, что тьма вернется в эти земли. Не проливай невинную кровь, не буди ты ведьму. Прошу…

О чем еще хотел просить старик, не суждено было узнать уже никому. Ратибор, выхватив меч у одного из стражников, что стояли поблизости, пронзил им старика.

— Князь здесь я!

Весть о том, что Ведагор мертв, разлетелась мгновенно, об этом не шептался только ленивый. Большая часть населения встала на сторону колдуна, но нашлись и осудившие его. Такие были за порядок и беспокоились, лишь бы их самих чего не коснулось.

Прошло достаточно дней, как Ермолай отправил дружинников с Пелагеей на болота, а вестей от них все не было. Впрочем, поиски шли не только в Красногорье, Ратибор посылал гонцов и в соседние княжества, но безуспешно.

Лишь когда пропала надежда получить от них весточку, к княжеским хоромам прибежала женщина, крича, что около болот лежит мертвец. Ермолай сразу же отправил двоих подручных проверить, и через день сбылись его худшие опасения. Вернувшиеся привезли тело дружинника, которого Ермолай отлично знал. На лице покойника застыла гримаса страха. О судьбе оставшихся девятерых дружинников, как и о судьбе самой Пелагеи, можно было только догадываться.

Набравшись мужества, Ермолай нес очередную дурную весть князю, но Ратибор, к его удивлению, спокойно выслушал и не проронил ни слова. Когда Ермолай покидал гридницу, то напоследок обернулся. Ратибор, никого не замечая, барабанил пальцами по подлокотнику трона и мрачно улыбался.

На следующее утро, едва свет забрезжил, с деревянного помоста перед княжескими хоромами что есть мочи глашатай глотку надрывал:

— Всем жителям Красногорья, кто силой колдовской обладает: женщина или мужчина, млад или стар, — незамедлительно явиться для оказания помощи князю Ратибору и его дружине в поимке виновных в гибели княгини. Кто сей приказ нарушит, будет обвинен в смуте и подвергнется наказанью…

Ермолай в новеньком красном плаще поверх рубахи с наборным поясом воеводы стоял с Ратибором возле окна и слушал глашатая.

— Сами участь себе избрали, — заглушил Ратибор доносившийся с улицы голос. — Слышал я, что в далеких землях и на ведьм есть управа.

— Государь, вы своим указом назначили Марфу и Ладимира с женой виновными. Значит, если их поймают, то казнят?

— Ты думаешь, Ермолай, я поверю, что молодая цветущая женщина мгновенно слегла просто так? Кажется, я тебе уже об этом говорил. — Ратибор оторвал взгляд от городской площади и пронизывающе посмотрел на новоиспеченного воеводу. — Время подумать у меня было, и немало. Ладимир частенько покидал Красногорье и вел от моего имени переговоры. Сговориться с кем угодно мог, хотя бы с Доброславом, или исполнять приказы Речной Заводи. Иначе зачем врать и бежать? Если есть другие догадки, то я готов послушать.

В спокойном тоне Ратибора Ермолай услышал угрозу.

— Нет, государь. Догадок нет.

— И сдается мне, что с нашим болотом не все чисто. — Ратибор посмотрел вниз на расходящуюся толпу. — Каждую ночь ее вижу, мою Раду. Снова и снова вижу, как она сгорает. Ума не приложу, зачем кому-то ее смерть? Так пусть всякий, кто причастен к ее гибели или против меня восстанет, будет наказан.

Княжеский указ остудил пыл тех, кто защищал Ведагора. После исчезновения Пелагеи и гибели дружинников, а в этом уже никто не сомневался, помогать ведьмам и колдунам никто не спешил. Семьям, что потеряли близких на болотах, сочувствовали, и вину за их гибель возложили на Пелагею. А после оглашения княжеского указа ведьм и колдунов вовсе стали сторониться. Лишь немногие их поддерживали, но молча.

Не дожидаясь участи Ведагора, ведьмы и колдуны целыми семьями спешили покинуть Красногорье.