Тюльпаны с Байконура. О романтической эпохе улетных достижений

Александр Алексеевич Кубасов

Книга написана на основе личных впечатлений о полете «Бурана».Событие было грандиозным, не повторенным до сих пор. Многие его участники оставили воспоминания о нем в своих статьях и книгах. Они акцентированы на технической уникальности проекта.Идея моей книги — передать романтическое настроение того времени, возродить творческий, созидательный дух ушедшей эпохи, почтить память специалистов и руководителей, которым по плечу было воплощение фантастических инженерных проектов, таких как «Буран».

Знакомство с Наташей

Окончив школу, я поехал в Саранск, ближайший крупный город, находившийся в ста километрах от моего родного села, и поступил там на вечернее отделение факультета электроники и автоматики Мордовского госуниверситета. Вступительные экзамены сдал с высокими оценками, что давало мне право посещения дневного отделения, и я этим воспользовался. С первого дня в университете я учился на дневном отделении, но целый год формально числился на вечернем. От однокурсников отличался лишь тем, что этот год не получал стипендии.

После двух семестров, по результатам двух сессий (а это были хорошие результаты, все зачеты мной были сданы вовремя, все экзамены — без троек), я был переведен на дневное отделение.

Порадовал этим родителей и все летние каникулы провел вместе с ними. Помогал отцу и матери по дому, по хозяйству, лишь ненадолго сбегая с соседом Колькой Синодским на рыбалку или по грибы.

Наступила осень. Я вернулся в университет, теперь уже в статусе полноправного студента-второкурсника дневного отделения.

Первый сбор того учебного года состоялся в актовом зале гуманитарного корпуса. Просторное помещение было переполнено в основном только что поступившими.

Большинство из моих университетских друзей лето отработали в стройотрядах, а потому каникулы у них еще продолжались. Те же, кто от стройотрядовских работ сачканул, были здесь.

Я быстро приметил их. Мы не виделись целое лето и теперь, повстречавшись, не могли наговориться. Шутки товарищей будоражили мое воображение, и я смеялся взахлеб, теперь уж и не вспомнить над чем, но так задорно, как более, пожалуй, не смеялся никогда.

И вот на сцену зала вышли кураторы и, обращаясь к гомонящей, гогочущей студенческой толпе, попросили внимания и тишины. Затем началась перекличка. Она прошла без заминок, довольно быстро, а потом во всеуслышание было заявлено:

— У второкурсников есть выбор: либо в Лямбирь — на достройку коровника, либо в Конопать — на картошку. Первый курс — все в Конопать, картошку копать. Сегодняшний вечер вам на сборы. Завтра утром к девяти быть здесь. Отъезд в десять от проходной этого корпуса.

После такого объявления у нас, второкурсников, озадаченных выбором, возник оживленный спор: куда лучше ехать?

Большинство склонялось к тому, чтобы ехать на коровник.

— Едем на картошку, — настаивал я, — приглядимся, что за молодежь на наш факультет прибыла. Познакомимся.

Двое из наших, Петр Скляров и Аркадий Резепов, меня поддержали. Один с незнакомой толпой я бы, пожалуй, не поехал. Тут же, пока мои попутчики не передумали, я запрыгнул на сцену, попросил записать нас на картошку.

Потом, еще какое-то время побалагурив, мы разбрелись по домам, чтоб собраться в дорогу.

На другой день поутру, кто с сумками, кто с рюкзаками, столпились на площадке возле гуманитарного корпуса. Меж тем автобусы, заказанные для нашей перевозки, запаздывали. От долгого ожидания кому-то захотелось поозорничать.

В углу площадки сиротливо стоял одинокий беленький «горбатый» «Запорожец». Несколько пацанов окружили его, насмехаясь над его убогой формой и миниатюрными габаритами. Кто-то озвучил расхожую байку:

— Может ли четыре слона поместиться в «Запорожец»?

Знатоки отвечали ему дружно:

— Может, может. Он же четырехместный!

На этом шутки не прекратились. Подошли вплотную, чтобы поточнее оценить вес малявки. Решили, что он легкий, и в подтверждение этой догадки дружно подхватили, приподняли «Запорожец», оторвав его колеса от асфальта. А они — о боже! — взяли и сложились. Особенно заметно это было на задних колесах. «Запорожец», как будто с испуга, взял и поджал их под себя. Машину опустили. Ее передние колеса выровнялись, а вот задние не захотели. Автомобиль в таком виде смотрелся теперь еще более смешным — как у нас в селе говорили, холуногим. Шутников это заметно смутило, как зайцы-трусохвосты, они разбежались, смешались с толпой.

Мы с Петром наблюдали за происходящим со стороны. Петр прихватил с собой фотоаппарат. Он расчехлил его и попытался запечатлеть забавную картину, однако долго провозился с настройками и сделать этого не успел.

— Не горюй, — утешил я его. — Глянь вон лучше на пожарную лестницу. Как девчонки облепили ее, уселись прямо как курочки на насесте. Они симпатичные. Особенно вон та, проворная, которая вспорхнула выше всех.

— Да, пожалуй, — согласился мой фотограф. — Она на Быстрицкую смахивает.

Он походил туда-сюда, присматриваясь к девочкам, а потом быстренько, исподтишка сделал несколько фотографий.

Тут подкатили городские автобусы. Их, похоже, только что сняли с маршрута, на лбу каждого из них маячил маршрутный номер. Я решил не терять из виду приглянувшуюся красавицу, сесть в тот автобус, который выберет она. При этом я загадал: сядем в четвертый — все будет хорошо, в тринадцатый — ничего хорошего, по крайней мере для меня, от этой встречи не будет.

Тогда я уже примечал: если цифра тринадцать попалась мне на глаза, то намеченные планы, как правило, шли наперекосяк. И что сейчас? Она выбрала автобус с номером тринадцать. Вздохнув, повесив нос, окликнув Аркадия и Петра, я поплелся за ней.