Резонатор

Алексей Лекс (2024)

«Впереди, за снежной стеной, виднелись очертания нужного мне дома. Поравнявшись с подъездом, я остановился в пятне бледного света, падавшего от единственного работающего фонаря, и поднял голову. Дом сиял множеством жёлтых глаз. В каждом окне шёл праздник. Захмелевшие люди шутили, пели песни, доедали остатки оливье и допивали шампанское, вино и водку. Никто из них не подозревал о той тьме, что затаилась рядом. Да и не должны были подозревать. Сегодня они имели право на радость, на улыбки и смех. Тьма коснётся их. Каждого по-своему. Но не сейчас…»

Глава 6

Сморщившись от яркого света, я машинально прикрыл лицо рукой и опустил голову.

Дождавшись момента, когда глаза немного привыкли, я отвёл ладонь от лица и понял, что окружающий меня свет на самом деле был не таким уж и ярким. Куда более впечатляющим оказался сам источник этого света. А точнее — источники.

Наполнявшее комнату красно-жёлтое свечение исходило от стеариновых свечей, установленных в висящих повсюду многочисленных бледно-розовых комках плоти. Усыпанные тёмными прожилками вен и покрытые кровавыми нарывами, они, плотно врастая в стены, заполняли собой всё пространство вокруг.

Глядя на эти слабо колышущиеся огоньки, я ощутил, как мои глаза начала затягивать блекло-дымчатая пелена сна.

«Ещё этого мне сейчас не хватало!» — прохрипел я и, пару раз ударив себя по щекам, принялся более детально разглядывать помещение.

Пол под ногами был усыпан осколками битой посуды, перемешанными с обрывками обгоревших свалявшихся тряпок. Потолок чернел от въевшейся копоти, а вдоль нижней части стен виднелись наклеенные выцветшие куски газет. Одним словом — ничем не примечательная скукотища.

Но стоило мне навести красный луч вглубь комнаты, как я тут же удивлённо присвистнул и, затаив дыхание, уставился на старое пианино над которым свисали примотанные к обожженным тряпкам пыльные стеклянные бутылки.

Поверхность музыкального инструмента шелушилась от покрывавших её струпьев из высохшего лака и краски. Пожелтевшие клавиши, выстроенные ровным рядом, выдавали собой не то приветливую улыбку, не то угрожающий оскал. И всю эту композицию завершала выцарапанная по центру крупными буквами надпись: «ЗВЁЗД С НЕБА НЕ СРЫВАТЬ».

На удивление нелепое и одновременно пугающее зрелище.

Глядя на странную надпись, я вновь прочёл её. Сперва бегло, потом медленнее, а затем совсем медленно, вчитываясь в каждую букву, подолгу смакуя каждое слово. И, прочитав её в последний раз, ощутил колкую, бьющую прямо в грудину тревогу.

Я почувствовал, как ноги предательски дают слабину, и мне снова начинает нестерпимо хотеться спать.

Тряхнув несколько раз головой, я кое-как сумел закрыть растянувшийся в непроизвольной зевоте рот и посветил фонарём на расположенный слева от пианино дверной проём.

Что-то происходило со мной в этой комнате. Происходило прямо сейчас. И чем больше я смотрел на маячивший в красном луче света тёмный прямоугольник, тем сильнее ощущал колющее в грудине беспокойство.

Я ловил склизкие, выскальзывающие из моей головы, словно слизни из пальцев, мысли.

«Плохое там меня ждёт. Нехорошее. И после увиденного уже и обратного пути не будет» — нечто такое плавало в моём сознании, заставляя руки трястись в лёгком треморе. И с каждой новой попыткой поймать очередную мысль я непроизвольно делал шаг вперёд и останавливался.

Так продолжалось до тех пор, пока я не очутился у дышащего затхлостью и запахом плесени входа в неизвестность.

Глубокий вдох — медленный выдох.

Глубокий вдох — медленный выдох.

Секунды, проносящиеся мимо меня липкой скользкой лентой, растягивают время, но всего лишь на мгновение, на миг.

Вдох — медленный выдох и уверенный шаг вперёд.

Помещение, где я очутился, представляло собой неестественно вытянутое прямоугольное пространство, которое убегало далеко вперёд, теряясь в непроглядной темноте.

В отдалении справа от меня стояла обшарпанная деревянная тумба с установленным на ней неоновым светильником в виде деформированной человеческой головы. Исходившее от светильника красноватое свечение выглядело настолько слабым, что едва ли охватывало даже полметра вокруг.

Я ощутил, как сквозь маску тонкими, щекочущими мои ноздри струйками начал пробиваться тошнотворный запах.

Пахло землёй, затхлостью и чем-то до омерзения приторно-сладким.

Мне не составило большого труда понять, что за амбре я сейчас ощущаю.

Это был давно застоявшийся здесь запах смерти.

Без особого энтузиазма я направил фонарь вниз и неспешно поводил лучом в разные стороны.

Весь пол, насколько хватало глаз, покрывало похожее на белёсую сажу вещество.

«Час от часу не легче!» — пробурчал я, осторожно двинувшись вперёд.

От каждого шага белёсое вещество под моими ногами моментально вздыбливалось вверх и, повисев пыльным облачком в воздухе, медленно оседало обратно.

Метр за метром я неспешно продвигался в темноту впереди, ведя перед собой красный луч света.

К моему удивлению, здесь не было видно ни насекомых, ни грибов, ни мха. Даже пучков пожухлой травы я тут не наблюдал. Лишь покрывавшая толстым слоем всё вокруг белая сажа.

И тут в один момент я резко замер. Дыхание перехватило, а красный луч неподвижно застыл на лежащем посреди этой сажи человеческом теле.

Громко сглотнув слюну, я осторожно приблизился к нему.

Не отводя глаз от трупа (а в том, что это был именно труп, сомнений у меня не было), я медленно склонился над ним, посветив фонарём в область лица.

То, что я увидел, заставило меня несколько раз судорожно хватить ртом воздух. Это было не разлагающееся тело и даже не скрытые под одеждой останки скелета. Перед моими глазами была самая настоящая мумия.

Иссохшая на её лице тёмно-жёлтая кожа туго обтягивала череп, нарочито подчёркивая этим зияющие пустотой впалые глазницы. Слегка приоткрытый рот, увенчанный полосками высохших губ, обнажал под собой два ряда потемневших неровных зубов. А задняя часть головы была покрыта слегка съехавшим назад капюшоном.

По одежде и, в частности, по капюшону было ясно, что передо мной находится тело мёртвого резонатора. И, по всей видимости, ТОГО САМОГО.

Чувствуя, как вязкая пустота постепенно начинает заполнять мои внутренности, я, тяжело выдохнув, нервно прошептал: «Нашёлся всё-таки!»

Я продолжил рассматривать лежащее в слое белой сажи тело, размышляя о том, какой страх испытал этот бедняга в последние минуты своей жизни. А может, и не минуты вовсе, а часы или, хуже того, целые дни.

Ноги «резонатора» были завернуты набок и слегка поджаты, а вытянутые вперёд с растопыренными пальцами руки так и застыли в подвешенном состоянии, лишь со временем слегка осев.

«Защититься он пытался тут от кого-то. Пытался, но, по всей видимости, не смог», — прошептал я тихо себе под нос.

Отведя фонарь в сторону, я заметил, как в пятне красного света промелькнул какой-то предмет.

Медленно проведя лучом в том же месте, я обнаружил лежащий справа от тела разбитый фонарь.

В моей голове хаотично закрутились мысли о том, в какую ловушку попал этот бедняга, придя сюда по указанию Управления.

И в какую ловушку, вероятно, попал я сам, выполняя данное мне поручение.

Ведь и он, и я — мы оба вполне осознанно шли в это логово монстра, выполняя приказ и надеясь избежать смертельной участи.

Что же, он не смог. А вот я…

«Надо же, как все соки из него высосала, тварь!» — прошипел я, вспомнив, как шёл сюда по бесконечному коридору, слыша позади себя противное въедливое жужжание.

Ощущение того, что за мной пристально наблюдают, сопровождало меня всё это время. Лёгким, похожим на тень призраком, оно ненавязчиво засело в моём мозге. Но я не желал этого признавать, старательно отгоняя его от себя в попытках избавиться от разъедающего меня изнутри дискомфорта. И это, возможно, было моей главной ошибкой.

Дёрнувшись от неожиданно пробившей моё тело судороги, я глубоко хватил ртом воздух и, направив перед собой фонарь, резко крутанулся вокруг своей оси.

Вокруг по-прежнему никого не было, и стояла вязкая, давящая на уши тишина.

Тут я вспомнил про «пульсатор» и, быстрым движением откинув рукав комбинезона, посмотрел на экран.

Оказывается, я, сам того не заметив, отключил все звуковые сигналы и даже виброрежим.

Видимо, на каком-то участке пути это раздражающее «пиканье» с надоедливой непрекращающейся вибрацией уже настолько меня доконало, что я на автомате попросту разом вырубил все оповещающие сигналы.

Понимая, что эти мои действия также являются большой ошибкой, а если говорить прямо, то и вовсе проявлением полной халатности, я ухмыльнулся.

Нервно пробурчав себе под нос: «И как я ещё жив-то до сих пор с таким подходом к делу?» — я уставился на шкалу концентрации «чёрного шума». Шкала была на максимуме.

Надо же, а ведь я даже этого и не заметил, не почувствовал, хотя и должен был.

К чёрту всё! На данный момент это уже не так и важно!

Отмахнувшись от этих мыслей, я снова посмотрел на «пульсатор» и, бормоча себе под нос ругательства, принялся уточнять информацию по обнаруженному мной погибшему «резонатору».

«Точно, биологический сигнал…» — медленно протянул я тихим голосом и, вглядываясь в темноту перед собой, добавил: «Ребёнка он тут искал».

Вновь посветив на лежащее на полу тело, я неспешно к нему приблизился и, присев на корточки, медленно расстегнул на нём молнию комбинезона.

Увиденное заставило меня тут же непроизвольно отшатнуться, и я, потеряв равновесие, упал в слой белёсой сажи, выронив фонарь.

«Твою же мать!» — прорычал я хрипло, в одно движение вскакивая и хватая фонарь.

В неподвижном пятне красного света, направленном в область грудины, пульсировала серая, похожая на холодец, желеобразная субстанция. В её недрах, шевелясь едва заметными, тянущимися в разные стороны усиками, колыхалось нечто, напоминающее чёрную медузу. Это нечто, по всей видимости, медленно, но неумолимо пожирало останки этого бедняги.

Как давно это началось? И сколько времени ещё пройдёт, прежде чем от него совсем ничего не останется? Этого я не знал.

Одно было мне ясно точно — именно таким способом Изнанка утилизировала тела тех несчастных, которые когда-то отправились в её владения и с тех пор числились пропавшими без вести.

Я не мог объяснить, откуда во мне взялось это знание и почему я был так уверен в нём. Но я не сомневался ни на секунду.

Теперь я воочию видел то, что могло ожидать меня в будущем, допусти я ещё одну ошибку. И такая перспектива завершения моего жизненного пути мне совсем не нравилась.

Я стоял, склонившись над телом этого несчастного, размышляя о том, как он мучился. Сначала он, обездвиженный, истощённый сильнейшей депрессией и охваченный желанием покончить с собой, долгое время оставался в сознании. Он страдал от осознания того, что умирает. Умирает и ничего не может с этим поделать. Даже ускорить свою мучительную смерть у него не было никакой возможности. Полная безнадёга.

Наконец я всё-таки поднял голову и, тяжело вздохнув, направил красный луч в темноту в глубине комнаты. Свет фонаря быстро растворился в этой тьме, добровольно утонув в её вязком чернильном болоте. И чем дольше я вглядывался в неё, тем сильнее мне казалось, что теперь она поглотит и меня.

Сознание моё провалилось в глубокий чернеющий омут небытия.

Когда же я, наконец, сумел выбраться из него, то обнаружил себя медленно бредущим вперёд и повторяющим, словно мантру, одни и те же слова: «Биологический объект. Ребёнок. Ребёнок тут должен был быть!»

Лишь только я успел это осознать, как в бегающем луче фонаря промелькнули очертания какого-то предмета. На секунду замерев, я почти не раздумывая повернул в его направлении.

Подойдя чуть ближе, я увидел, что этим предметом оказался всего-навсего старый, пожелтевший от времени и видавший виды холодильник.

«В шестидесятых такие делали», — промелькнула у меня в голове невесть откуда взявшаяся мысль, которая прозвучала, к моей неожиданности, почему-то ворчливым голосом Федора.

Хмыкнув от удивления, я подошел к холодильнику вплотную и, положив на него руку, осторожно провел ладонью по округлым краям.

Своей высотой он был мне примерно по грудь и имел забавную «пузатенькую» форму.

Вытянутая, некогда блестящая и хромированная ручка выглядела потускневшей и обшарпанной. Впрочем, никаких следов коррозии или плесени я на ней не обнаружил. Да и в целом, каких-либо значительных следов деформации холодильник не имел. Разве что в том месте, где когда-то, по всей видимости, располагался шильдик с названием, теперь красовалось почерневшее расплывчатое пятно.

Но всё-таки одна деталь, и я бы сказал, что весьма значительная, явно и недвусмысленно напоминала о том, что вещь эта была изуродована Изнанкой.

Сделав пару шагов назад, я посветил фонарем на дверцу и шепотом прочитал выцарапанный на ней жирным шрифтом текст: «СРАЗУ ЖЕ СУЖЕНИЕ УМА».

Слова вновь были написаны заглавными буквами, словно кто-то специально хотел привлечь к ним внимание. И ровно как и в прошлый раз, я не видел в них абсолютно никакого смысла.

Еле шевеля губами, я несколько раз почти беззвучно прошептал каждое слово по очереди, но в голове проявились лишь мутные бесформенные образы, распознать которые было мне не под силу.

И всё-таки при каждом последующем прочтении я что-то ощущал. Было в этих словах нечто недоброе.

Нутром своим я чувствовал, как сквозь эту остервенело выцарапанную надпись мне навстречу пробиваются: хаос и отчаянье, безумие и боль.

Чем дольше я не сводил глаз с этих слов, тем сильнее ощущались внутри меня нахлынувшие словно бы из ниоткуда рвотные порывы.

Спустя ещё десяток секунд к подступившей к горлу тошноте, словно жирные пиявки, присосались страх и тревога. Меня пробил озноб.

Понимание того, что меня ожидает в момент, когда я открою дверцу холодильника, яркой вспышкой взорвалось в моей голове.

Перед моими глазами, против моей воли, начали проступать образы и реконструироваться события, которые, вероятно, произошли здесь в недалеком прошлом.

Из собравшейся в моей голове картины выходило следующее: отправившийся в Изнанку «резонатор» всё-таки сумел найти источник сигнала, который указывал на находившийся в её недрах «биологический объект». И, разумеется, этим самым «объектом» оказался ребёнок. Ровно так же, как и когда-то я, невесть как очутившийся в этом мертвом сумрачном мире, он был страшно напуган и абсолютно не понимал, что происходит. И уж тем более не знал, что же ему в такой ситуации делать. Даже возможное спасение в лице появившегося «резонатора» было для него весьма зыбким. Ведь нужно было бы ещё и пережить «скачок». Но всё это произошло бы только при развитии относительно позитивного сценария…

Сценарий же, к сожалению, пошёл по своему негативному пути.

Прибывший в это место «резонатор», по всей видимости, наткнулся на «неприкаянного». И, столкнувшись с этой тварью, не смог вырваться из возникшей ситуации победителем.

Видя всё это, наблюдая за тем, как мучается, лежа на полу, тот, кто должен был вытащить его отсюда, видя тварь, что прямо сейчас заставляла ежесекундно страдать этого человека, ребёнок предпринял единственно правильное решение — спастись самостоятельно. Хотя бы попытаться.

Полный ужаса и отчаянья, он заметался по изуродованной мрачной комнате. Спрятаться, скрыться, исчезнуть — вот какие мысли тогда, вероятно, крутились в его испуганном сознании.

И вот тогда-то и увидел он этот злосчастный холодильник, который показался ему таким безопасным. Таким надёжным…

Тогда, словно обезумевший, он схватил металлическую, отдавшуюся в ладони приятным холодком ручку и что есть мочи потянул её на себя. Раздался тихий чавкающий звук. Дверца холодильника была открыта.

Вот! Вот оно, спасение! Такая уютная, такая комфортная ниша, где можно спрятаться, скрыться за металлическими стенками и плотной дверью от того ужаса, что происходит сейчас за спиной. И он влез туда.

Влез, подгоняемый разрывающим его на части страхом и ложным ощущением безопасности.

Дверь закрылась, и наступила тишина.

Что произошло дальше, представлять мне совершенно не хотелось.

Зная такие холодильники, я прекрасно понимал, какой ловушкой они могли стать для детей, которые по какой-то причине решили в них спрятаться. Забравшись внутрь, они, будучи не в силах открыть хитрый дверной механизм, уже не могли выбраться обратно.

Несколько минут я простоял рядом с этим кажущимся теперь мне зловещим капканом-холодильником, не в состоянии решить, что же делать дальше.

В голове один за другим вспыхивали и угасали образы того, как несчастный ребёнок, мучимый голодом и невыносимой жаждой, скребся, кричал, стучал в эту проклятую дверь.

В ту самую дверь, на которой была выцарапана странная, пробуждающая склизкие и неприятные ощущения надпись: «СРАЗУ ЖЕ СУЖЕНИЕ УМА».

А что, если он всё-таки спасся? Что, если он и не залезал вовсе в этот проклятый холодильник? Почему я вообще решил, что он там спрятался? Откуда мне это знать? Все эти мысли, словно ураган, носились в моей голове.

«Ты же сам, возможно, всё это только что и придумал!» — прошептал я, глядя на застывшее на поверхности холодильника красное пятно света.

«Придумал и сам себя в этом убедил», — вновь произнёс я, осознавая, что голос мой звучит настолько фальшиво и неубедительно, что лучше бы я и вовсе промолчал.

Нет. Всё мне было ясно. Нужно было лишь поставить во всём этом жирную точку.

Сделав над собой последнее усилие, я нехотя протянул руку вперёд и взялся за холодную продолговатую ручку.

Чуть нервно выдохнув, я всё так же медленно потянул её на себя.

Последняя крупица надежды на то, что внутри этот «гроб» окажется пустым, тут же растворилась, не оставив после себя и следа.

Я стоял, не в силах пошевелиться, чувствуя, как пучок боли электрическим ударом прошёл через всё моё тело. Зародившись где-то в затылочной части, он молнией пронзил меня сверху вниз и, отдавшись неприятными ощущениями в области копчика, исчез где-то под ступнями.

Дышать было трудно, но ещё труднее — осознавать увиденное.

Мне потребовались нечеловеческие усилия, чтобы заставить себя направить луч фонаря внутрь холодильной камеры.

Внутри находилось высохшее детское тельце. Уже вторая мумия в этой комнате.

Судя по всему, оно принадлежало парнишке лет семи или восьми. Он был одет в поблекшую от времени жёлтую футболку с изображением какого-то мультипликационного героя и короткие синие шорты. Поджав к себе босые ноги и обхватив руками колени, в которые уткнулась покрытая чёрными кучерявыми волосами голова, он, казалось бы, просто спал.

Чем дольше я смотрел на его позу, тем больше убеждался в том, что было в ней нечто неестественное и зловещее.

Мелкие, не бросающиеся в глаза сразу детали: какая-то кривизна, угловатость странно изогнутых конечностей, застывшая в вечности дрожь.

Дрожь и затвердевший, словно цемент, животный ужас. Вот что я теперь видел перед собой.

Я медленно закрыл дверцу, вертя в голове мысль о том, что теперь этот холодильник навсегда останется могилой для этого паренька.

Сделав пару шагов назад и повернувшись, я бросил взгляд на красную неоновую лампу в виде деформированной человеческой головы. Удивительно, но сколько бы я ни двигался вперёд, казалось, она вовсе не меняла своего положения. Как будто всё это время оставалась на одном и том же расстоянии от меня.

Изрыгнув нечленораздельное ругательство, я осознал, что нахожусь в полном эмоциональном раздрае. Настроение было хуже некуда. Вдобавок где-то на подкорке засело понимание того, что это ещё не конец. Самое нехорошее даже и не думало начинаться.

И что самое странное — я смирился с этим. Не было больше сил бороться с происходящим.

Я давно стал заложником Изнанки, её марионеткой в цепких и склизких чёрных щупальцах.

Мой взгляд нехотя упал на «пульсатор». Шкала «чёрного шума» на экране продолжала хаотично скакать. Мои пальцы быстро ввели нужные команды в интерфейсе для сбора данных и фиксации информации.

Я тщательно отсканировал пространство вокруг и труп «резонатора», лежащий на полу в толще белёсой сажи. Затем, превозмогая внутреннее отвращение и страх, я вновь подошёл к холодильнику.

Открыв дверцу, я провёл сканирование лежащего внутри тела.

Как только «пульсатор» издал короткий пикающий сигнал, сообщивший о завершении обработки данных, я понял — моя работа здесь закончена.

Быстрым шагом я направился к светящемуся желтоватым светом дверному проёму.

Когда до выхода оставалось всего пару метров, я внезапно замер. Повернув голову через плечо, я посмотрел на оставшееся позади тело.

Я смог разглядеть лишь его слабое, промелькнувшее в луче фонаря очертание.

Красная неоновая лампа вдали больше не горела.

Как только я вышел обратно в комнату, освещённую стеариновыми свечами, острая боль молнией пронзила мою голову.

Моё тело окаменело, как будто ни одна мышца больше не подчинялась отчаянным сигналам мозга, требовавшим движения. Волна животного страха охватила меня целиком.

Всему этому, естественно, была причина. И именно на эту «причину» сейчас был направлен мой остекленевший взгляд.

В дальнем углу комнаты, прямо перед выходом в коридор, я увидел то, с чем меньше всего хотел бы сейчас столкнуться. Там, в обрамлении света от десятков мигающих свечных огоньков, отбрасывая на стену искажённую тень, стоял «страж».

Тварь, казалось, даже не шевелилась, но я сразу же почувствовал то, как пристально и внимательно она за мной наблюдает.

Она держала моё тело, заставляя цепенеть от разбухающего внутри меня комка ужаса и не давая мне спустить с нее глаз.

Когда на самом деле она пробралась ко мне в голову? Насколько давно?

Эти вязкие мысли ворочались в моей голове с трудом, будто погружённые в густую чёрную смолу. Они обрастали новыми смыслами, воспоминаниями и образами, постепенно вытесняя всё остальное.

Эти вязкие мысли с трудом проворачивались в моем сознании, постепенно обрастая дополнительными смыслами и воспоминаниями.

Я снова вспомнил тот жужжащий звук, который услышал в коридоре. Уже тогда она следила за мной. А может, и с самого момента, как я, вывалившись из лифта, оказался в этой области Изнанки.

Возможно, уже тогда она неспешно и играючи вела меня сюда, в своё логово.

Я почувствовал, как из уголка моего правого глаза медленно выделилась холодная слеза. Она кольнула нижнее веко, затем стекла по щеке, обдав солёным вкусом пересохшие губы.

В голове, словно предвестники моего скорого конца, роились гнусные и плохие мысли.

Времени у меня было ничтожно мало. Перед глазами возникло еще свежее воспоминание о лежащем в соседней комнате трупе. Я понимал, что в ближайшем будущем могу повторить судьбу моего несчастного коллеги.

Тем временем тварь продолжала копошиться в моей голове, подавляя волю. Заставляя меня принять неизбежное.

Дальнейшее происходило словно в тумане. Я почувствовал, как по всему телу прокатилась волна приятной, ласкающей каждый его сантиметр теплоты. И вот уже я, сам того не желая, ловлю себя на мысли, что вижу во всём этом что-то странно-прекрасное.

Прекрасное и грустное. А наметившаяся впереди перспектива умереть прямо здесь и сейчас сама по себе не так уж и плоха.

Как-то слишком легко теперь осознавать, что сил сопротивляться больше не осталось. Не хочется ни бороться, ни противиться этому. Хочется спать.

Просто лечь, закрыть глаза и уснуть.

Уснуть теперь уже навсегда. Отправиться на вечный покой, чтобы никакой страх, никакие переживания больше меня не беспокоили.

Никогда. Нигде. Вечность.

И всё-таки я нашёл в себе крупицы воли, чтобы отвести глаза от «неприкаянного» на пару секунд и сделать несколько шагов в сторону. После этого, из последних сил приподняв фонарь, я направил красный луч на маячившего передо мной «стража».

Тварь, издав тихое шипение, едва попятилась назад, но отступать явно не собиралась.

Осознав очередной провал, я, не в силах сопротивляться, вновь уставился на «неприкаянного».

«Страж» напоминал грушеобразный, пульсирующий кусок плоти. Его бледно-розовое тело с чёрными венозными прожилками было склизким и источало явный фекальный запах, который заставлял меня содрогаться в рвотных позывах. Верхняя половина раздутого туловища твари была покрыта кроваво-гнойными бинтами, из-под которых время от времени наружу вываливались желтоватые опарыши. По бокам виднелись две массивные жилистые лапы, увенчанные на концах внушительными толстыми когтями. Растопырив свои конечности в разные стороны, тварь, словно крюками, плотно впивалась ими в прогнивший пол.

Но куда более мерзкой и ужасающей мне показалась другая половина этого порождённого Изнанкой существа.

Вся его нижняя часть состояла из невероятных размеров живота. Даже не живота, а раздутого мясистого пуза бледно-синюшного цвета. И посреди этого внушительного пуза располагалось вросшее в него мёртвое человеческое лицо, увенчанное чёрной бородкой. Его блеклые, словно рыбьи, глаза смотрели куда-то сквозь меня, а синюшные губы едва заметно шевелились.

Глядя на эти шевелящиеся губы, я, сам того не желая, начал различать доносившийся из них шёпот: «Цать… Тыре, семь, двадцать один».

«Счётовод!» — сипло выдохнул я, вспомнив информацию, которую довелось прочитать ранее.

Ещё больший страх охватил меня. Нужно было срочно что-то делать! Нужно было спасаться и куда-то бежать!

И, осознавая всё это, я также понимал, что уже не в состоянии что-либо предпринять.

Мои ноги начали предательски подкашиваться, а перед глазами замелькала зыбкая чёрная рябь. И вот, спустя мгновение, я увидел себя со стороны — стоящего на коленях с вскинутой вверх головой.

Одновременно я ощущал, как всё моё тело сотрясает мелкая, пульсирующая дрожь, и видел, как оно дёргается от пробегающих по нему судорог.

При каждой такой конвульсии в ушах громко ухало, а голову так сильно сдавливало, что казалось, черепная коробка вот-вот разлетится на тысячи мелких кроваво-костяных осколков.

Перед глазами проступила плавучая пелена светло-серого тумана, ещё больше ухудшившая и без того ослабшее зрение. Но даже сквозь неё я увидел, как от стоявшей передо мной твари отросли десятки чёрных склизких нитей, которые затем медленно потянулись в мою сторону.

Я смотрел на них, словно заворожённый, понимая: вот он, мой конец. Ещё мгновение — и эти щупальца, эти нитевидные чёрные пиявки овладеют моим разумом, окончательно погрузив мой рассудок во мрак.

Моя рука, застывшая на отделении со спасительным шприцом нейро-хака, предательски соскользнула вниз и безвольно повисла, как если бы меня разбил инсульт.

«Словно ватная», — промелькнула в зыбких остатках моего сознания блеклая мысль.

Внезапно я вновь ощутил неимоверную лёгкость. Казалось бы, внутри меня больше не было ни тревог, ни боли.

Подступившие чёрные нити уже вовсю ласкали меня. Неторопливо они обвивали моё лицо, проникая в ушные раковины, щекоча ноздри и уголки глаз.

Я был счастлив. Это было неизмеримое и такое приятное счастье — умереть вот так. Умереть здесь и сейчас. Ведь теперь моя гибель казалась мне такой уместной. Такой в данный момент необходимой, а главное — правильной.

«Всё так, как и должно быть!» — прошептал я ссохшимися губами.

Точнее, мне показалось, что я что-то прошептал. На деле же мои потрескавшиеся, сочившиеся кровью губы лишь едва дрогнули.

Перед глазами постепенно всё начало угасать.

Пелена тумана передо мной тускнела, наполняясь сползающей по краям темнотой, словно эффект виньетки при фотосъёмке.

И в тот момент, когда я уже приготовился отключиться навсегда, мой потухший взгляд неожиданно уловил едва различимое движение.

Нечто размытое, похожее на дымчатую тень, шевельнулось позади стоявшей передо мной твари.

Я даже не успел толком понять, действительно ли что-то заметил, или это были лишь обманки моего угасающего сознания.

Внезапно зрение обострилось, и на несколько секунд я смог чётко разглядеть всё происходящее в комнате.

Сомнений в том, что позади «неприкаянного» действительно кто-то находился, у меня больше не осталось.

Даже когда перед глазами вновь нависла туманная пелена, я отчётливо видел тёмную расплывчатую фигуру, которая неподвижно нависала над не замечавшим её «стражем».

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем эта чёрная фигура пришла в движение.

Стараясь удержать последние угасающие крупицы сознания, я словно заворожённый наблюдал, как высокий чёрный силуэт плавно вытянул руку вперёд и положил её поверх «стража».

Чёрные склизкие нити, которые к этому моменту уже окутали моё лицо и тело, внезапно замерли.

Внутри меня яркой вспышкой искр вспыхнуло до боли знакомое ощущение, которое я тут же узнал. Именно это чувство я испытал, стоя у окна и вглядываясь вглубь утопающей в зимней ночи аллеи. Это был тот самый внимательно изучающий взгляд, который пробирался прямо под кожу. И вот сейчас это чувство с новой, ещё большей силой нахлынуло на меня из расплывчатой тьмы.

Но теперь я видел источник этого взгляда. Его обладатель полностью контролировал всё происходящее вокруг.

Как только я осознал этот факт, я тут же ощутил на своём теле лёгкое движение. Нити чёрной слизи, которые до этого оставались неподвижными, теперь, словно по команде, зашевелились и медленно, одна за другой, начали сокращаться, болезненно отлипая от моей кожи.

Меня снова замутило. Но даже после того, как поток рвотных масс вырвался из моего рта, образовав дурно пахнущую лужицу на коленях, я не испытал облегчения.

Мотая головой в разные стороны и нечленораздельно мыча себе под нос, я вновь попытался рассмотреть того, у кого нашлась такая сила, способная играючи остановить присосавшуюся ко мне тварь.

Я попытался сосредоточиться и сфокусировать зрение, но получилось плохо. Перед глазами всё так же плыло. Единственное, что я хоть как-то сумел разглядеть, — это очертания каких-то лохмотьев, в которые был одет этот незнакомец. А ещё то, что его голову скрывал остроконечный капюшон, под которым не было видно лица. Вот, пожалуй, и всё.

«Плащ-палатка», — мысленно прошептал я себе. — «Или даже нет, не плащ-палатка, а хламида. Тряпки какие-то».

После этого в голове, словно само собой, отчётливо вырисовалось словосочетание: «Человек-хламида».

Почему именно «Человек-хламида»? Да и с чего вдруг, чёрт подери, я решил, что это вообще человек? Ответить на это я не смог бы даже самому себе. «Человек-хламида» — и всё тут!

Лишь только я успел определиться с тем, как теперь буду называть этого таинственного незнакомца, как тут же услышал тихий, едва различимый смешок, прозвучавший где-то внутри моей головы.

Что это было? Мне показалось? Или я действительно слышал чей-то голос?

«Похоже, крыша у тебя окончательно поехала!» — со злостью прошипел я, едва шевельнув губами.

Впрочем, думать обо всём этом мне было по-прежнему чертовски трудно. Кисель, всё это время бурливший внутри моего сознания, давно расползся по всему телу, превратив меня в покорную и беспомощную субстанцию.

Сил во мне практически не осталось. Равно как и желания жить. Но умирать мне уже тоже не хотелось. Теперь мне не хотелось вообще ничего.

Внутри была лишь пустота. Пустота чувств. Пустота желаний. И пустота мыслей. А я был в основе этой пустоты — никчёмный сосуд, наполненный лишь вязким, безжизненным киселём.

Отсутствующим взглядом я наблюдал, как колыхавшиеся в воздухе чёрные нити слизи вдруг резко замерли, а затем, вздрогнув, развернулись и медленно потянулись к Человеку-хламиде.

Спустя мгновение я увидел, как они, проникнув под складки его одеяния, начали набухать и пульсировать.

Словно вздувшиеся вены, они медленно выкачивали чёрную слизь из туши «неприкаянного».

С каждой пульсацией, с каждым вздутием, обездвиженное тело твари, некогда внушавшей страх, теряло свою форму.

Словно надувная игрушка, в которой образовалась утечка, и без того мерзкая туша всё больше деформировалась, постепенно превращаясь в отвратительную бесформенную биомассу.

Я даже не заметил, когда вместо только что стоявшего передо мной «стража» на полу оказалась лишь чёрная, маслянистая лужица с тянувшимися из неё едва заметными струйками. А спустя мгновение и она исчезла, скрывшись под одеянием незнакомца вместе с остатками чёрной слизи.

Всё это время я чувствовал на себе его цепкий взгляд, в котором, как мне теперь казалось, проявлялся живой интерес. Он что-то видел во мне. Или где-то внутри меня. Видел нечто такое, чего я сам о себе не знал. И, похоже, всё это его забавляло.

В какой-то момент его высокая фигура, будто застывшая между игрой света и тени, пришла в движение.

Медленно, не издавая ни единого звука, незнакомец подошёл ко мне практически вплотную и снова замер.

В нос ударил аромат сырости и затхлости со сладковатой ноткой мертвечины.

Это был его запах. И это был запах Изнанки.

Я попытался пошевелиться. Хотел дёрнуться в сторону. Но не мог.

Стоя на коленях с вскинутой кверху головой, я всё ещё был обессилен. Осознавая это, я снова попытался рассмотреть его одеяние, но вновь не смог понять, был ли это плащ или бесформенная, накинутая поверх тела, увенчанная капюшоном тряпка.

«Человек-хламида», — снова промелькнула в моей голове скоротечная мысль.

И в тот же момент тяжёлая ладонь опустилась мне на голову.

Даже через плотный капюшон я отчётливо чувствовал, что в этих едва коснувшихся моей головы стальных пальцах скрывалась огромная сила. Было ясно: стоит им сжать чуть сильнее, и мой череп тут же лопнет, как яичная скорлупа, забрызгав всё вокруг мозговой массой.

«Да кто же ты, твою мать, такой?!» — прошипел я со страхом сквозь зубы.

Перед моими глазами всё ещё стояла блеклая пелена, а в мозгах бурлил и пенился вязкий, бесформенный кисель. Из-за всего этого соображать мне было по-прежнему крайне трудно.

Внезапно я ощутил, как касавшиеся моей головы крепкие пальцы слегка напряглись, заставив меня поверить, что вот он — тот самый момент, когда моя голова лопнет. Я зажмурился, чувствуя, как из глаз неконтролируемо потекли слёзы, и… вдруг ощутил лёгкий толчок, за которым последовал удар в затылок.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что на самом деле я просто упал и ударился головой об пол. А теперь вот лежу на спине, елозя конечностями по слою белёсой сажи, словно перевёрнутый вверх брюхом жук.

С трудом заставив себя открыть слезящиеся глаза, я сквозь слегка отступившую пелену увидел, как надо мной — словно скала — нависает зловещая фигура.

«Метра два в нём не меньше», — мелькнуло у меня в голове, пока я снова пытался разглядеть, кто скрывается под капюшоном. И на этот раз, пусть всего на пару секунд, но мне всё-таки удалось различить мелькнувшие в темноте белки человеческих глаз.

В тот же момент я осознал, что больше не парализован, а тело вновь налилось ноющей болью. Но, чёрт подери, зато я мог шевелиться!

Поняв это, я возликовал внутри, словно ребёнок, которому наконец-то разрешили сделать что-то до этого запрещённое. Предприняв пару неуверенных движений руками и ногами, я, к собственному удивлению, перевернулся на живот и резво пополз.

Куда? Зачем? А главное — для чего? Этого я не знал. По всей видимости, сейчас я повиновался единственному, если можно так выразиться, внутреннему инстинкту, единой крутившейся в моей голове цели: «Выжить любой ценой!»

Нужно было делать ноги! Убегать или, в моём случае, уползать, чтобы этот Человек-хламида, эта здоровенная детина, закутанная в какую-то холщовую ткань, не пришиб меня прямо здесь и сейчас.

И невдомёк мне было, что выглядел я при этом крайне жалко и комично, словно червяк, извивающийся перед носом птицы, готовой в любой момент схватить его своим клювом. Но эта птица вовсе не спешила хватать извивающееся перед ней тельце. Она играла с ним, давая червяку мнимую иллюзию выбора, ложную надежду на то, что он может спастись. Словно для него существовали ещё какие-то варианты, кроме его неминуемой гибели. И в этот момент я был именно таким червяком.

Некоторое время незнакомец в капюшоне наблюдал за моими никчёмными попытками уползти как можно дальше. Не шевелясь, он смотрел на моё извивающееся, елозящее конечностями и пузом по полу тело. А затем, сделав сперва медленный шаг вперёд, он молниеносно — одним прыжком — очутился возле меня.

Схватив двумя руками мою брыкающуюся тушку, он водрузил её себе на плечо. Я обмяк.

Пространство вокруг меня поплыло ещё сильнее. Комната, где мы всё это время находились, начала внезапно терять свои угловатые очертания, постепенно видоизменяясь и превращаясь в размытую, двигающуюся по спирали цветовую воронку.

Я больше не понимал, нахожусь ли я сейчас в отключке, а всё происходящее вокруг — лишь фантазия моего измученного мозга, или же все эти манипуляции с пространством происходят на самом деле.

Одно было ясно точно: сейчас меня, словно тряпичную куклу, закинул себе на плечо какой-то здоровенный хмырь и куда-то тащит.

Мгновение, затем ещё одно, и вот перед моими глазами больше нет закрученной в спираль комнатушки с её странными надписями и горящими повсюду стеариновыми свечками.

Шаг, ещё шаг, толчок, ещё шаг. Моя голова моталась из стороны в сторону, а изо рта периодически капала вспенившаяся белёсая слюна. Я слышал похрустывание собственных костей каждый раз, когда этот здоровенный детина прямо на ходу, словно мешок, поправлял на своём плече моё тело.

Наконец мне удалось хоть немного собраться и сфокусировать зрение.

Человек-хламида нёс меня вдоль знакомого коридора — того самого, по которому ещё совсем недавно шагал я сам, навстречу ожидающей впереди неизвестности.

«Прямо в лапы к неприкаянному шёл. К смерти своей. А оказался в лапах вот этого не пойми кого!» — истерично прошептал я, глядя на проплывающие мимо покрытые выцарапанными надписями стены.

«Ты. Придумал. Как меня звать. Зови так», — внезапно прозвучал в моей голове чей-то голос.

Слова звучали настолько обрывисто и кратко, что сначала я даже не уловил их общий смысл. Лишь спустя десяток секунд мне удалось мысленно сконструировать из этих слов цельное предложение.

Всё это оказалось настолько неожиданным, что на какое-то время я даже перестал дышать. В довесок ко всему в моих ушах раздался противный писк, который тут же сменился не менее неприятным потрескиванием.

Через пару десятков секунд всё стихло. Въедающееся в мозг потрескивание исчезло, а я попытался понять, что же только что со мной произошло.

Благо, я отчётливо запомнил, что голос, раздавшийся в моей голове, звучал тихо и сипло. А ещё в нём явно улавливалась странная, неестественная нотка. Он показался мне совершенно отстранённым, а произнесённые им слова, между которыми были выдержаны выразительные паузы, звучали с одинаково блеклой интонацией.

«Как ТАК?» — неожиданно для себя я мысленно задал вопрос.

Идея эта тут же показалась мне крайне глупой, и на какой-либо ответ я даже не рассчитывал. Но, к моему удивлению, он пришёл почти сразу.

«Хламида. Человек. Тебе так удобно. Мне всё равно», — сиплый голос беспристрастно отчеканил ответ внутри моей головы.

И хоть мысли мои всё ещё были спутаны, я всё-таки сумел понять, кому принадлежит этот голос — я разговаривал с НИМ! С тем, кто сейчас тащил меня по коридору неизвестно куда и неизвестно зачем.

«Ну дела!» — прошептал я, жадно глотнув воздух, и, приподняв голову, посмотрел перед собой.

Узкая кишка коридора постепенно начинала скручиваться в спираль, ровно так же, как и до этого оставшаяся позади комната.

При этом из стен, словно из выжатой губки, обильными потоками сочилась чёрная слизь.

Коснувшись пола, она тут же собиралась в толстые пульсирующие сгустки, устремляясь за нами следом.

Когда же чёрные слизевые потоки равнялись с несшим меня Человеком-Хламидой, они тут же терялись где-то под складками его одеяния.

Глядя на всё это, я вновь засомневался в реальности происходящего. В голове, словно назойливая муха, крутилась мысль о том, что на самом деле я сейчас лежу на полу той самой комнаты, укутанный светом, исходящим от множества стеариновых свечей. И именно в этот самый момент «страж», запустивший в моё тело множество чёрных извивающихся нитей, лишает меня остатков жизненных сил.

И на самом деле у меня были все основания так думать и полагать.

Я прекрасно помнил, что среди нашего брата ходили слухи о том, что, напитавшись пульсирующим внутри жертвы клубком из чувств и эмоций, эти твари иногда не доводили дело до конца. Тот, кому не посчастливилось столкнуться с «неприкаянным», мог ещё долго (в некоторых случаях разговоры шли чуть ли не о вечности) лежать, пребывая в своих мучительных кошмарах, и медленно угасать.

Также говорили, что не всегда это были кошмары. Иногда, мол, это был некий цикл или так называемая петля, состоящая из последовательных воспоминаний, берущих начало с самого осознания своего «Я» и заканчивающихся тем моментом, когда тварь запускала в тебя свои склизкие щупальца. И так по кругу. Бесконечно долго. Пока тело полностью не иссыхало, становясь в дальнейшем частью Изнанки.

Не знаю, так ли это всё было на самом деле. Мог ли кто-то знать это наверняка? Ведь те, кого постигла эта участь, уже ничего не могли рассказать.

Я видел эти вросшие в стены и пол, покрытые мхом и чёрной слизью тела. Я помнил того несчастного, чьё тело превратилось в иссушённую мумию. Того, из-за которого я и оказался сейчас здесь.

Размышления обо всём этом на какое-то время полностью отвлекли меня от происходящего вокруг. Но вновь представшее перед глазами воспоминание о мумифицированном теле «резонатора» ощутимо кольнуло в груди холодным острием страха. Осознание того, что я мог действительно сейчас лежать на полу и медленно умирать, придало мне сил.

«Нет. Ты не там. Ты тут», — голос незнакомца вновь раздался в моей голове.

На этот раз он прозвучал уже несколько громче, с явным эхом, присоединившимся в конце. В остальном же всё осталось по-прежнему.

Голос, как и раньше, был наполнен беспристрастностью и звучал неестественно. Выразительные паузы, выдерживаемые после каждого сказанного слова, также никуда не исчезли.

Казалось, что ему каждый раз требуются усилия, чтобы что-то произнести.

«Может, это из-за того, что всё сказанное им на самом деле не произносится вслух, а каким-то неведомым мне образом сразу же воспроизводится в моей голове?» — подумал я, глядя на закручивающийся коридор.

Теперь позади сплетающихся в единую воронку изуродованных стен, пола и потолка зияла непроглядная, чавкающая, вязкая чернота небытия.

«Так исчезают миры», — вспыхнула в моей голове тревожная мысль, тут же превратившаяся в яркое воспоминание о мёртвом, заточённом в камере холодильника мальчонке.

Я судорожно вздохнул и сплюнул непонятно откуда взявшиеся во рту остатки чёрной слизи.

Мелкие склизкие комочки, лишь только коснувшись поверхности пола, сразу же, вытянувшись в тонкие струйки, скрылись под одеянием Человека-Хламиды.

Несколько раз разомкнув и сомкнув высохшие губы, я, набравшись решимости, спросил: «Куда ты меня тащишь?»

На удивление, голос мой прозвучал вполне уверенно и крепко, от чего я ощутил даже некоторое приободрение.

Какое-то время царила тишина, но я чувствовал, что мой вопрос был более чем услышан и понят, и что сейчас Человек-Хламида, по всей видимости, размышлял над ответом.

Наконец он остановился, начав неуверенно переступать с ноги на ногу, а в моей голове раздался его сиплый голос:

«Спасать надо. Тебя. Не спасти. Нельзя», — произнёс Человек-Хламида и тут же вновь замолк.

Сначала мне показалось, что на этом наш диалог завершился, но внутреннее чутьё подсказало: он просто медлит, набираясь сил, чтобы продолжить. Видимо, воспроизведение своей речи в моём сознании давалось ему нелегко.

Мы оставались в неподвижной тишине ещё какое-то время. Затем я услышал тяжёлый, с присвистом вдох (надо же, даже дышит! — удивился я про себя), и в моей голове снова зазвучал обрывистый голос с налётом лёгкого эха: «Там, где лечишься. Нельзя. Я сломал. Починю», — произнёс Человек-Хламида. После этих слов он вновь замолк, едва ощутимо покачиваясь вперёд-назад.

На этот раз его молчание продлилось всего пару десятков секунд. Я снова услышал сиплый глубокий вдох, и мой собеседник привычно зазвучал в моей голове своим обрывистым голосом:

«Они ищут. Попадёшь к ним. Им нужен. Спасут тоже», — прошелестело в моём сознании.

После этого он замер, и я снова окунулся в полную тишину.

Мне показалось, что он вот-вот продолжит говорить, но я ошибся. Вместо этого Человек-Хламида резко подбросил меня на своём плече и вновь зашагал куда-то вперёд по нескончаемому коридору.

От всей этой сумбурной и абсолютно непонятной информации я впал в окончательную фрустрацию. Перед глазами вновь поплыла пелена, а голова закружилась так сильно, что я закрыл глаза. Из ослабевшего рта обильно потекли слюни, а губы охватила мелкая непроизвольная судорога. Ещё мгновение назад мне казалось, что я способен чётко и уверенно разговаривать, а теперь сознание стремительно ускользало. Хаос бессвязных мыслей начал нарастать.

Собрав последние силы, я попытался сосредоточиться. Пытался понять, что имел в виду этот странный незнакомец, говоря про «моё спасение» и про то, что я «нужен ИМ».

Кому «ИМ» я мог быть нужен? И главное, зачем? Эти вопросы словно обжигали мой разум, беспорядочно крутясь в сознании, как медузы в тёмной воде. Я искал хоть какой-то связный ответ, но всё было зря.

Из-за помутневшего рассудка любая мыслительная деятельность давалась с огромным трудом. Жизненные силы стремительно угасали, а внезапно появившийся колючий холод в конечностях отчётливо намекал: мне осталось совсем недолго.

Я почувствовал, как снова начал засыпать. Глаза, словно засыпанные песком, начали непроизвольно слипаться. Я умирал.

Будто осознав, что я вот-вот отключусь, Человек-Хламида подкинул меня на своём плече.

Он сделал это так резко, что мои внутренности сжались, а под рёбрами вспыхнула острая жгучая боль. Но этот резкий рывок помог: боль привела меня в чувство, хоть и ненадолго. У меня даже получилось открыть слипшиеся веки.

«Почти пришли. Терпи. Надо», — раздался в моей голове сиплый голос.

Я молча кивнул, одновременно борясь с подступившей к горлу тошнотой.

«Только этого мне ещё не хватало!» — раздражённо подумал я и, повернув голову вбок, посмотрел перед собой.

Закручивающегося в воронку коридора больше не было. Пропала и поглощающая всё на своём пути тьма.

Пространство вокруг теперь стало светло-серым, и с каждой минутой оно становилось всё ярче.

Через некоторое время всё вокруг стало настолько ослепительно белым, что из моих глаз невольно потекли слёзы. Сквозь пелену я видел, как в этом сиянии что-то двигалось, плавало, колыхалось. Это движение сопровождалось шёпотом — тихим, настойчивым, въедливым.

Человек-Хламида внезапно замер, остановившись в странной, совершенно неестественной позе.

Он больше не шевелился. Казалось, даже перестал дышать.

«Словно окаменел», — пронеслось у меня в голове.

Я подождал немного, а затем, едва слышно, спросил:

«Эй, ты живой вообще? Что здесь происходит и куда ты меня привёл?!»

Мой голос звучал жалко, как тихое шипение. Ответом мне была лишь тишина.

Казалось, он просто не слышит меня. Всё его тело оставалось неподвижным. Зато шёпот вокруг усилился. Теперь было ясно, что это сотни, а может, даже тысячи голосов. Они говорили одновременно, монотонно и нескончаемо. Но я не мог разобрать ни слова. Я даже не понимал, на каком языке они говорят. Казалось, это был язык всех народов мира сразу.

Вскоре я заметил, что среди колышущейся белой дымки появились едва различимые человеческие силуэты. Они протягивали к нам свои прозрачные руки, словно в мольбе, но, не дотянувшись, тут же растворялись. На их месте появлялись новые фигуры, и всё повторялось снова и снова.

Я почувствовал, как сознание вновь начало ускользать. Перед тем как всё потемнело, в моей голове раздался знакомый сиплый голос: «Пришли. Должны успеть. Пора».

Человек-Хламида осторожно снял меня с плеч, обхватив за пояс, и поставил на дрожащие, почти не державшие меня ноги.

Я не мог стоять. Каждую секунду тело валилось набок, но он успел схватить меня за плечи, удерживая в стальной хватке.

«Стой. Надо. Нельзя погибнуть. Важно», — звучал его голос в моей голове.

Собрав остатки сил, я прошипел: «Да куда ты меня привёл, бляха-муха?! Отвечай!»

Его хватка чуть ослабла, и в моём сознании прозвучал ответ: «Это Безмолвие. Ты здесь. Добраться смог. Не сгубило. Они там. Найдут и спасут. Нужен им. Ты».

После этих слов он наклонился, положив огромные ладони на мою голову, покрывая уши.

Я почувствовал, как из его пальцев начала сочиться чёрная слизь. Она медленно обволакивала моё лицо, сползая всё ниже. Вот я уже стою неподвижно, полностью покрытый чёрной субстанцией, не в силах даже вдохнуть.

И тут грудь пронзила резкая боль. Словно кто-то толкнул или ударил меня изнутри. Этот толчок сопровождался таким омерзительным писком, что казалось, мои барабанные перепонки вот-вот лопнут. Голова готова была взорваться.

А затем всё исчезло.

Тишина. Пустота.

Всё закончилось.