Терра

Алексей Тибар (2024)

Вы спросите меня: «Какого же править всем миром, господин?» Но дано ли вам понять? Имеете ли вы малейшее представление о том, чем можно пожертвовать чтобы добраться до вершины? Любовь, дружба, верность? Всё это ничто. Значение имеет только сила. Я обладал способностями, ставившими целые армии на колени передо мной. Был ли я глуп, доверившись одному человеку настолько сильно? Возможно… У меня была долгая жизнь. Я ни о чём не жалею. Но… Я умру вот так?

Глава 3 (2)

Прошло три дня. Я нахожусь в «гостях» у старика уже в общей сложности одиннадцать дней. В последнее время он ведёт себя тихо. Даже не разговаривает со мной. Надеюсь дальше так и будет продолжаться.

Я освоил почти весь алфавит, уча его с утра до вечера. Осталось только несколько букв, обозначение которых я мог узнать в тексе, но никак не мог понять как их проговаривать. Ни в одном из словo, которым учила меня Кайла их не было.

Тем не менее, я выучил ещё какую-то группку самых необходимых слов. Чтение на удивление легко мне даётся — определив набор символов, которые используются в слове, я ищу его в словаре и, находя, сразу же учу его до тех пор, пока оно не останется в памяти. Если забываю, то повторяю по новой. Таким образом я освоил несколько десятков важных слов.

Вернувшись со скудного ужина, я какое-то время лежу на кровати, повторяя слова и обдумывая ситуацию в которой нахожусь. Она меня совсем не радует. Быстрым толчком я оказываюсь на своих двоих и неторопливо подхожу к окну. Оно всё также крепко как и всегда, защищённое силой старика. Встав под углом, я в узкой полосе своего обзора осматриваю улицу перед домом. На ней пустынно. По ночам по улицам никого не бывает кроме бродяг и разного рода швали.

В следующее мгновенье я аккуратно проскальзываю между одеждой в шкафу и прохожу в потайную комнату, освещая её слабым светом лампы. В горло мне тотчас забирается пыль и я слегка кашляю, ставлю лампу на стол и беру небольшой обтянутый кожей дневник, который из всей кипы литературы здесь заинтересовал меня более всего.

Вглядевшись в обложку и потратив на расшифровку минуту, я наконец могу прочитать что на ней написано — «Записки жизни. Ларс Монтер». С непонятным грузом на груди я открываю первую страницу и начинаю медленно разбирать слова, расшифровывая предложения, а далее целые абзацы.

День 10, месяц Палящего солнца, 542 год 2-ой эры.

Как давно я этого не делал… Помню у меня был дневник лет пять назад в котором я записывал свои мысли. Но позже совсем перестал этого делать, не знаю почему, возможно взросление? Всё-таки мне уже пятнадцать лет, в таком возрасте подобные шалости уходят прочь. Однако сейчас я хотел бы писать сюда не свои мысли, а скорее не только их. Я хотел писать сюда тебе, мама.

Уже более месяца тебя нет среди нас. Я не часто говорил это, ещё до того, как ты отправилась в прекрасные подземные сады владыки Мерсея, но моя любовь и почтение к тебе огромны. Я надеюсь что твоя душа может насладится вдоволь плодами находящимися в том месте. Я скучаю.

Я приехал к отцу в Астер. Ужасное и серое место. Его небольшой особняк находится прямо в конце «нижнего города», как они это здесь называют. По-простому — трущобы черни и самой разной швали: бродяги, потаскухи, бандиты и всякие отбросы, если вкратце — накипь и «осадок» людского котла. «Пенки» же находятся выше — в «срединном городе» и «высшем городе». Это как разные районы в нашем родном Флейербурге, только здесь они поделены по праву крови, денежного состояния и влияния.

Всё-таки когда-то этот город был столицей Керанийской империи, охватывающей больше половины континента, не считая «Гиблых земель» на севере. Однако ныне этот город просто груда старых и мрачных камней, угнетающих сознание.

Встреча с отцом прошла холодно. Он просто подошёл, оценивающе потрогал меня за плечо и никак не меняясь в лице сказал: «Быстро растёшь». Что глупее можно было проронить в такой ситуации? Конечно я вырос с тех пор как ты вы с мамой разошлись, когда мне было не больше пяти лет. Я просто улыбнулся на эти его слова. Что ещё я мог?

Когда мы зашли в его дом, я почувствовал какой-то спёртый запах¸ будто тот совсем прогнил. Он наверно заметил моё лицо и сказал: «Тут надо прибраться». Дальше он позвал какую-то женщину и приказал ей это. Как будто уборка могла исправить эту вонь…

Пока мы ели. Отец несколько раз спрашивал меня о том как я. Принёс соболезнования по поводу твоей кончины. Мне это не понравилось. Он сделал это так сухо, как будто его кто-то заставил и на самом деле ему всё ровно.

Когда я более не хотел есть, он сказал: «Что такое? Ешь ещё. Посмотри совсем худой, мышц нет. Тебе нужны силы». В моём сознании вспыхнуло раздражение, но я промолчал. От него мне досталась высоченность: в Флейербухе я был выше многих своих друзей, даже тех кто на пару лет старше. Однако его природная крепость будто обошла меня стороной, и я был довольно хилым.

Когда он закончил есть, мы оба встали, но я случайно задел рукой один из бокалов, и тот полетел прямо на пол. В моей голове промелькнула мимолётная паника, которая тотчас переменилась на настороженность в тот момент, когда бокал завис в воздухе. Я ошарашенно посмотрел на отца и заметил целую череду непонятных гримас, которые быстро сменяли одна другую. Конечной оказалась та, в которой он, сильно оскалив зубы, уставился на меня, а потом произнёс: «Ничего страшного, сынок. Я могу поймать что угодно». Мне сделалось не по себе от его слов и выражения лица, резко отвернувшись я пошёл в сторону и спросил про свою комнату. Улыбка слетела с его губ, лицо его вновь сделалось мертвецки серьёзным.

Это и есть его сила? Я помню ты говорила что отец «избранный» и поэтому раньше служил одному из астерских лордов, но ты никогда не рассказывала о его способности. Однако… он может «зафиксировать» так что угодно? Даже людей? Это немного пугает. Особенно если подумать о его странной реакции, когда бокал завис в воздухе… Хорошо что он мой отец, а не чужой человек.

Я сижу в одной из комнат на втором этаже и не понимаю как мне здесь жить. Я хотел было открыть окно и проветрить комнату, согнать всю пыль. Однако оно будто намертво застряло. Надо будет сказать отцу о их сломанных окнах. Этот дом правда как будто простоял несколько сотен лет…

Потратив больше часа на расшифровку этого текста, я со странным утомлением откинулся на стул и рассеянно вздыхал. В голове у меня возникали неуверенные, но жадные до знаний вопросы. Значит это всё-таки дневник его сына. Как я и предполагал. Но что с ним и где он сейчас? Неведома откуда взявшееся чувство подсказывало, что ответ на этот вопрос я найду в этом самом дневнике.

Флейербург — какое необычное название по сравнению с городами Терры. Однако Астер звучит так, что мог бы вполне существовать на моём родном континенте. Правда это его деление на три района в зависимости от происхождения весьма необычно. Подобного я нигде ранее не встречал.

Если вспомнить режим существовавший в Ромау — последнем городе, который я взял перед своей смертью, — даже там не было столь жёсткой системы. По крайне мере переходить между районами там можно было весьма свободно, не считая того, что любой голодранец, оказавшийся на улицах, где жили состоятельные граждане, воспринимался как нечто чужеродное и совершенно точно собирал осуждающие взгляды.

Чувствуя съедающее меня любопытство, я решил погрузиться в изучение дневника и дальше, несмотря на то, что немало вымотался, расшифровывая текст.

День 15, месяц Палящего солнца, 542 год 2-ой эры.

Я ещё не бывал даже в «срединном городе», что уж говорить про «высший». Одно меня утешает: особняк отца в шагах ста до ворот в «срединный город». Поэтому я чувствую себя ближе к нормальному обществу. Правда там всегда дежурит несколько отрядов стражи. И не обычной: если при въезде в Астер мою телегу встречали какие-то грязные полу оборванцы, напоминающие скорее наёмников, коими они вероятно и являлись, то здесь поочерёдно держат пост закованные в сталь махины. Зачастую даже их глаз не видно. Вчера я наблюдал эту стражу в первый раз, когда сопровождал отца в одну из местных лавок, находящихся прямо у крепостной стены, отделяющей нас от «срединного города». Я сперва даже не поверил, что это люди, настолько необычно внушительными казались их фигуры.

«Кто они?» — спросил я у отца, но он предпочёл ответить весьма развёрнуто лишь чуть погодя, когда мы прошли мимо них и продолжили путь в лавку.

По его словам это элитные подразделения. В Астере нет как такового войска как у других государств на континенте. Здесь есть лишь городская стража, охраняющая город, а точнее один «слой» от другого. Солдаты «нижнего города» малочисленны и находятся только на внешнем въезде в эти трущобы, хотя они и являются по словам отца самым большим районом города. Поэтому разбой, убийства и другие мерзкие преступления здесь обыденность. Это даже логично, здесь нечего защищать. Лишь кучка разного рода отребья.

Стража «срединного города» охраняет вход в него и даёт пройти лишь тем, кто имеет специальные пропуски. Вроде как они делятся на разные: временные из них для торговцев и ремесленников, и постоянные для высших слоёв города — разного рода влиятельных личностей. Они в принципе могут передвигаться по нему свободно. Однако они не часто выбираются из своих районов, разве что только для поездки в другой город или государство.

Я слышал, что неподалёку от Астера имеется несколько небольших деревень. Они все формально принадлежат местному лорду. Как же его… Впрочем не важно. Кухарка отца мне рассказывала, что тот только пьянствует и устраивает пиры, город в разрухе из-за его праздного образа жизни. Однако народ стойко переносит все лишения, даже не думая восставать. В этом месте человек человеку волк.

Но если говорить начистоту, если бы даже правитель города захотел что-то поменять, его наверняка задушили бы великие государства континента. Иссалийское королевство на западе и наша родная Республика Хеймол на юге стёрли бы город с лица земли. Ходят слухи, что за влияние над здешним правителем, не переставая, борются эти две мощнейшие силы, пытаясь подчинить его и сделать своей марионеткой.

Иногда я размышляю о том, что зря приехал сюда. Но разве у меня был выбор? После твоей кончины, мама, даже те немногие угли, оставшиеся от нашего маленького поместья во Флейербурге после пожара, охватившего половину города, представлялись мне как пепелище. Каждый раз как взгляд мой падал на остатки нашего дома, моё сердце заливалось разными невыносимыми чувствами. Я остался совсем один, без крыши над головой. Был вынужден даже ночевать почти с неделю в храме на окраине города среди остальных пострадавших. Надеюсь ты простишь меня за то, что я вопреки твоей воле связался с отцом и теперь живу у него. У меня не было другого выбора. Даже этот затхлый дом лучше жизни на улице.

С большой надеждой в душе я молю Мерсея о том, чтобы он подарил тебе вечное пребывание в его садах. Когда я уезжал, виновника того огненного бедствия ещё не нашли. Хотя власти Республики обещали покарать его по всей строгости закона. Тогда-то нас и осведомили о том, что это был необычный огонь. Его невозможно было потушить водой из реки или колодцев. Только маги могли остановить его. Но когда они подоспели, половина города уже сгорела. С ней и наш дом. И ты.

Перед глазами у меня вспыхивает наше небольшое поместье, полностью охваченное пламенем. Из всех окон в нём вырывались языки огня и клубился дым. Сердце моё обливается горечью каждый раз, когда я думаю о той мучительной агонии, которую ты пережила, мама.

Закончив изучение этого отрывка, я быстро пролистал все страницы. На удивление текст обрывается даже не доходя до середины дневника. Когда мой взгляд падает на последний отрывок, отмеченный отдельной датой, сердце моё замирает в молчаливом ужасе. Только два слова повторялись до самого конца страницы.

«ОН ЗНАЕТ. ОН ЗНАЕТ. ОН ЗНАЕТ. ОН ЗНАЕТ…»

Символы были нанесены словно рукой безумца: имели неаккуратный, размашистый вид. Каждая буква была больше стандартной в несколько раз, потому хоть отрывок и начинался в верхней части листа, через четыре строчки он уже доходил до самого его нижнего края.

Уняв неожиданно подступившее волнение, я быстро перевёл дату в самом верху этого отрывка. Вид её написания нёс в себе тот же безумный оскал. «День 43, месяц Палящего солнца». Я сразу заметил то, что не написаны год и эра, которые до этого всегда указывались в других отрывках дневника.

Моё внимание не обошла стороной и та часть даты, в которой указывался день. «43 день» того же месяца, в которые были написаны остальные отрывки. В голове у меня сразу же заискрились однотипные мысли. А ведь правда, как тут работает подсчёт времени и летоисчисление?

На моём родном континенте, не считая разного рода дикарских племён, была распространена одна методика подсчёта времени, которую так или иначе приняли все развитые народы: двенадцать месяцев, каждый из которых поделён в точности на тридцать дней. Четыре времени года делят между собой эти двенадцать месяцев поровну. Летоисчисление же было единым — без деления на отрезки. Такая традиция повелась на Терре с незапамятных времён.

Однако здесь, на Морте, подсчёт времени судя по дневнику совсем другой. «Месяц Палящего солнца», который содержит в себе целых 43 дня и наверняка продолжается и дальше, представляется мне чем-то громоздким и непонятным. Да и само название месяца мне говорит только о том, что возможно это один из летних месяцев, но какой именно мне совершенно неясно. Впрочем не менее странным кажется деление времени на «эры», значение которых и их отличие друг от друга для меня загадка.

«Ларс Монтер…» — прочитал я надпись на обложке, обдумывая только что прочитанное мной месиво. Голова моя рефлекторно откинулась назад и я беспокойно задышал. Взгляд мой устремился на петлю, грозно свисающую из щели в потолке. В голове моей возник короткий и интересующий меня вопрос: «Что же с тобой случилось, Ларс Монтер?» Потерев оба глаза, я вновь сгорбился над кожаным дневником и приступил к уже привычному занятию.

Не прошло и пяти минут моей работы, как я услышал какой-то шум и писки над головой. Настороженно подняв взор на тёмный от недостатка света потолок, я стал внимательно прислушиваться. Писки никак не утихали, и, медленно поднявшись со стула, я взял в руки лампу и поднял её высоко над головой, стараясь охватить её светом весь потолок надо мной. Ничего особенного на нём не было. Цвета он был тёмно-коричневого, хотя в определённых местах от чего-то был вовсе чёрный.

Сильный писк, от которого я весь вздрогнул, донёсся вдруг до моих ушей. Встав на носочки, я вытянул лампу так высоко, как только мог и увидел что-то. Быстрый блеск двух тёмных точек, выглядывающих из той дыры, из которой вниз свисала та петля висельника. Глазницы мои расширились от удивления, когда я понял, что та пара глаз-бусинок, глядевшая на меня оттуда, исчезла будто никогда и не существовала.

Какое-то время я не двигался с места и держал лампу всё также высоко в надежде увидеть что-то мрачное и гнетущее в этой тёмной бездне. Однако ничего более не появлялось. Какой-либо шум или писк стих, и я, наконец сдавшись, присел на стул.

Наверно мне стоит пойти отдохнуть. Время уже позднее. Расшифровка текста занимает больше времени и сил, чем я рассчитывал. От усталости мне уже начало мерещиться всякое.

С этими мыслями я захлопнул кожаный дневник, всем телом потянулся, разминая кости, и прикрыл за собой дверь в потайную комнату. Повернув краник, я выключил лампу и поставил её на письменный стол. Вся комната теперь погрузилась в мрак, и только неуверенные холодные лучи лунного неба освещали её, прорываясь через окно.

Быстрым взглядом я уставился в него именно с того угла, с которого была видна небольшая часть улицы. Какое-то тёмное тело валялось посреди грязи, не подавая и малейшего признака жизни. Мне показалось что это мужчина, однако из-за той ночной черноты, которая хлынула на улицы города, я бы не стал утверждать подобное наверняка. Я уже давно привык к тому, что в этом чёртовом месте такое в порядке вещей.

Слабо зевнув, я лёг на кровать и вскоре погрузился в сон.