Папа не придёт

Алиса Ковалевская

— Если в ближайший месяц ты не забеременеешь, я попробую с другой женщиной, — раздался за спиной голос мужа. Я едва не выронила из рук посуду. Обернулась. Дамир сидел за столом и мрачно смотрел на меня. — Чтобы я забеременела, должно случиться чудо, Мир, — сказала я тихо. Муж молчал. Чем дольше это длилось, тем холоднее становилось вокруг, хотя окно было закрыто. — Значит, нам придётся развестись, — сказал, как отрезал. — Развестись?! А мы, Мир? Как же мы? Наш брак, наши чувства, любовь? Тебе этого недостаточно? — Недостаточно. Месяц, Саша. Если ты не забеременеешь, мы разведёмся. Чудо случилось. Я забеременела… Вот только теперь сделаю всё, чтобы мой муж никогда не узнал о том, что у него есть дочь.

Глава 3

Таксист помог мне с вещами. Пока он грузил их в машину, я держала телефон, так и не решаясь набрать единственного человека, к которому могла поехать. Маму.

Жизнь перевернулась за секунду. Ещё вчера я думала, что ни за что не вернусь домой, что в крайнем случае попрошусь на несколько дней к Арине, а теперь мне было некому даже просто позвонить.

— Всё? — спросил таксист, убрав последнюю сумку.

Я кивнула и села в машину.

Так и не позвонив, достала ключ, которым не пользовалась уже несколько лет. После того, как вышла замуж, домой я приезжала только в гости. Сейчас чувство было таким же.

Положила ключи на колени и вытащила полученные всего несколько часов назад в клинике бумаги. День больше не был счастливым, и радостью делиться мне уже не хотелось ни с кем. Да её и не осталось — радости. Только трезвое осознание, что я обязана встать на ноги и вырастить своего ребёнка так, чтобы ни одной твари не пришло на ум сказать, что мой малыш чем-то обделён. Чтобы у него было всё, что сможет дать своему ребёнку Дамир.

У моей крохи есть только я. А наш папа… Наш папа не придёт. Он предатель.

Отпирая дверь, я надеялась, что мамы дома не окажется. Но надежды не оправдались. Едва я вытащила ключ из замка, дверь распахнулась.

Мама молча посмотрела на меня, потом на стоящие рядом вещи. Снова на меня.

В тишине я вошла в большую прихожую. Всё в той же тишине занесла остатки замужней жизни. Чем дольше мы молчали, тем сильнее становилось напряжение.

Я почти сдалась, хотела сказать что-нибудь, любую ерунду, хотя бы просто «привет». Но мама ушла в кухню, и почти сразу же я услышала, как зашумел чайник.

Уже через десять минут на столе передо мной стояла чашка с крепким чаем. Мама никогда не пользовалась пакетиками — только заварным чайником. И рафинад она не признавала — сахар должен был быть в сахарнице. Исключительно песок и исключительно белый. Никаких портящих зубы леденцов и молока пониженной жирности. И ещё много всего, что на первый взгляд выглядело незначительным, но в конечном итоге превращалось в огромный снежный ком и делало жизнь с ней невыносимой.

Рассказывать в деталях, что случилось, я не хотела. Но слово за слово вывалила всё. Со слезами, всхлипами и вызывающим отвращение к самой же себе нытьём.

— Ты должна была сказать мне раньше, — заявила мама, как только я замолчала.

У меня трясся подбородок, из носа текло, лицо было мокрым, а она… не дрогнула.

Сколько её помнила, она всегда была такой. Жёсткой, властной и уверенной в своей правоте. И в кого только я пошла?!

Всю жизнь мама работала преподавателем в крупных ВУЗах, а около десяти лет назад стала деканом в МГУ. Только вот дома мне нужен был не преподаватель, и тем более не декан.

— Мам, — попросила жалобно. — Пожалуйста, не надо. Что я могла тебе сказать? Зачем? Что бы ты сделала?

Она поджала губы. Наградила меня сердитым взглядом. Хоть вслух она ничего такого сказать не успела, в воздухе так и висело «я тебе говорила».

Да, говорила. Говорила, что я должна закончить университет, получить образование. Что чувства — это только чувства. И ещё говорила, что я ничего не понимаю в жизни, что ветреная и пустоголовая. Может быть, она и права. Но уж какая есть.

— Мне никогда твоя подруга не нравилась, — всё-таки сказала она. — Вертихвостка. Я тебя предупреждала. Но ты…

— Ма-а-ам, — проныла я ещё более жалобно. Слёзы то высыхали, то набегали снова.

— Что мам? — Она встала из-за стола. — Что мам?! Всё это было ожидаемо. Или ты правда думала, выйдешь замуж за этого своего богатого…

— Мам!

Я истерично вскрикнула и тоже поднялась. И тут же тихо заплакала.

— При чём тут богатый? Я же не из-за… — всхлипнула.

И правда, ведь не из-за денег всё. Было. Но объяснять я не стала. Уже пыталась когда-то. Просто смотрела на маму и надеялась, что она не станет ковырять и так кровоточащую рану.

Мама качнула головой. Вздохнула с осуждением. Конечно! Бросила учёбу, выскочила замуж, а теперь реву у неё на кухне. Она же говорила, предупреждала! Только что теперь из этого?! Не нужны мне ни её осуждающие взгляды, ни напоминания! Мне она нужна, а не декан МГУ! Неужели она не понимает?!

— Ты должна ему сказать.

— О чём?

— О беременности, Саша! Или что? Будешь тянуть ребёнка одна? Этот высокопоставленный скот будет твоих подруг трахать, а ты — в гордую и сильную играть?! С него надо получить алименты, Саша! И не вздумай…

— Нет, — ответила я. — Нет, мама! Никаких алиментов!

— Саша… — начала она строго, сделав ко мне шаг.

Я отрицательно замотала головой. Слёзы опять потекли сильнее, грудь рвало криком, плачем, невыносимым чувством любви и потери.

— Нет, мама! — вскрикнула я. — Он не узнает ничего! И ты ему не скажешь, понятно тебе?! Ничего мне от него не надо!

— Ты как была наивной дурёхой, так и осталась! Когда ты повзрослеешь?!

— Уже повзрослела! Сегодня! На целую жизнь!

— Незаметно!

— А ты заметь! Заметь уже хоть что-нибудь, мама! Заметь, что я твоя дочь, а не одна из твоих учениц! И что мне плохо, а ты…

Я сорвалась окончательно. Рыдала и не могла остановиться. Я должна вырвать его из сердца, из жизни, из мыслей. Должна жить дальше без него, забыть о нём. Но как?! Как, если даже после того, что видела собственными глазами, я не могу не любить его?!

— Саша…

Мама подошла и как-то неловко приобняла меня. Будто сама не знала, как это делается. А мне было всё равно. Я вцепилась в неё, уткнулась и затряслась от слёз.

— Ничего я ему не скажу. Пошёл он! — всхлипнула маме в плечо.

Её ладонь легла мне на голову. Я буквально взвыла.

— Одна буду… и… — Из самого сердца едва не вырвалось предательское: «Почему всё так, мам? Ведь я так его люблю!»

Но нет. Я затолкала слова поглубже. Стоит сказать, и когда-нибудь мама использует их же против меня напоминанием о моей глупости. Вместо этого я просипела:

— Не с-скажу… Никогда.