Приговорён к свободе

Алиссандра Кардаш, 2021

Разве это не странно? То, что свобода, к которой мы так стремимся, нас уничтожает? Три преступника, каждый из которых перешагнул закон, поставил на кон свою жизнь и вступил в Большую Игру, из которой нет выхода. Они будто связаны судьбой – общим кораблём и целью, которую преследуют давным-давно. Только в криминальном мире достаточно одной ошибки, чтобы всё пошло наперекосяк. Так ли нужна им эта свобода, если на другой чаше весов кое-что куда важнее?

Август

В замке щёлкнул ключ. Я стоял за дверью, прижавшись к стене и слыша стук собственного сердца в напряжённой тишине — так и не удалось к ней привыкнуть. План был самым глупым, какой только можно придумать, но когда до колонии строгого режима остаётся всего пара дней, терять нечего.

Гвардеец со скрипом открыл дверь темницы, оглянулся и сделал несколько шагов вперёд. Не успел парень что-то предпринять, как я бросился к его шее и только довёл до потери сознания, пользуясь излюбленным методом. А через пару мгновений уже был облачён в форму гвардейца, пока парень в моей одежде лежал на кровати.

Доверие и наивность — это одно из самых уязвимых мест человека. Возможность получить от этого выгоду я не могу упустить, когда на кону моя собственная вера в людей и свободу.

Теперь каждый шаг отдавался болью в груди, каждый взгляд пронзал насквозь; страх, что меня узнают, поймают, убьют, не отпускал ни на секунду. Я до отказа наполнил лёгкие свежим воздухом, как только распахнулись двери. Помедлил пару секунд, но услышал позади себя громкий крик: «Побег!», и бросился вперёд, не оборачиваясь.

Я перелезал через заборы, летел между домиками, через дворы, сворачивал на тихие улицы. В этом городе я когда-то жил довольно долго, но единственный человек здесь, которому мог верить — Ева. Тело легко вспоминало дорогу к её дому, только в сознании проносились обрывки воспоминаний, связанных с ней. Как Ева сообщила мне, что у нас будет ребёнок. Как я ушёл в тот вечер из дома, а вернулся только через несколько дней и застал девушку в слезах. Но возможно, теперь прошло слишком много времени, чтобы хранить старые несчастливые воспоминания? В конце концов, прошло уже восемь лет.

С такими мыслями я решительно постучал в дверь, надеясь, что Ева не продала этот дом и не уехала к чёрту на куличики, лишь бы не видеть больше эти места.

— Кто там? — раздался мягкий голос с той стороны двери, а я услышал ещё и детский звонких смех. Глазок Ева так и не поставила, хотя я ей сто раз говорил, что нужно. — Кто там? — повторила она. Я, тяжело вздохнув и надеясь всей душой на удачу, произнёс:

— Август, — в ответ — только молчание. Я уже представлял, как она морщит нос, подавляет усмешку, брови поднимает домиком, но услышал крики с другой стороны улицы и умоляюще попросил: — Пожалуйста, позволь войти!

Дверь открылась. На пороге стояла та самая девушка, которую я запомнил, только повзрослевшая и серьёзная, а не весёлая и беззаботная, как раньше. Ева так и не остригла свои золотые волнистые волосы, мягкой пеленой ниспадающие на плечи. Светло-голубые глаза ничуть не потускнели и не утратили свой яркий блеск, а веснушек, покрывавших щёки и шею, стало ещё больше. Только гордый, но немного растерянный взгляд и разомкнутые губы выдавали волнение.

— Можно войти? — шёпотом переспросил я. Ева только рассеянно посмотрела на мою форму гвардейца и отошла в сторону. Рядом с ней, такой нежной и хрупкой, я смотрелся нелепо. Наши с Евой характеры просто не могли сочетаться друг с другом, но мы познакомились каким-то невообразимым образом, почувствовали, что можем друг друга дополнить и понять. Хотели быть вместе наперекор судьбе и всем, кто был против. Судьба была права, когда попыталась нас развести. Полюбить друг друга сильнее своих принципов у нас не получилось.

Когда я оказался в коридоре, который изменился за восемь лет до неузнаваемости, из кухни выглянула Аврора. А я замер, затаив дыхание.

Она была действительно нашей. Я видел в ней не только Еву, но и себя. Золотые волосы были такими же, как у матери. Острые и правильные черты лица и родинка на щеке — точь-в-точь как у меня. Но самое главное — мои глаза. Шоколадные, глубокие, так подходящие этой маленькой девочке. Я впервые за долгое время искренне улыбнулся, по привычке растрепав волосы.

— Дочка, знакомься, это Август. Твой отец, — произнесла Ева, закрыв дверь на засов и сложив руки на груди.

— Про которого ты мне рассказывала? — весело спросила девочка, сделав несколько шагов вперёд. Ева уверенно кивнула, ожидая продолжения. — Невообразимый идиот? — продолжала уточнять девочка. Я фыркнул.

— Именно, — согласилась девушка, не смущаясь. — Аврора, иди к себе, пожалуйста, — она погладила дочь по волосам и поцеловала в макушку. — Я скоро приду.

На мир медленно опускалась ночь. Солнце скрылось за деревьями, зажглись фонари у дома, спрятанного от чужих глаз. Ева заварила мне чай и бросила через весь стол ложку, присев на край окна у противоположной стены. Подальше от меня.

Только я не знал… просто понятия не имел, что следует говорить, ведь был почти уверен, что она меня не впустит. Я бы не позволил войти в свою жизнь человеку, который оставил меня много лет назад. А Ева открыла дверь, познакомила с дочерью и угостила чаем. Я присмотрелся к кружке и, узнав её, снова ясно улыбнулся. В первый день нашего знакомства, когда мы приехали к Еве в общежитие, я пил какао из этой кружки, а вскоре и вовсе присвоил её себе. Неужели сохранила специально?

Проследив за моим взглядом, девушка нахмурилась. А потом твёрдым голосом, от которого должны были раскалываться на части стены, сказала:

— Ты не звонил, не писал, не приезжал. Вычеркнул семью из своей жизни, будто её никогда и не было. А теперь объявляешься на пороге моего дома, ничего не говоришь и улыбаешься. Я могу вызвать гвардию. Знаю ведь, что ты от них скрываешься — потому и пришёл. Хочешь? — я покачал головой, подняв глаза.

— Я много раз слышал такие истории. Знаю, что слова: «Мне очень жаль» не подействуют и не растопят сердце. Ты права — я скрываюсь от гвардейцев. Может быть, ты видела где-нибудь…

— Что Август Райан — один из самых разыскиваемых преступников? — с ехидной улыбкой спросила Ева. — Слышала. Потом — что тебя нашли и приговорили к пожизненному заключению. Значит, ты всё-таки сбежал?

— Сбежал, — подтвердил я. — Теперь меня ищет гвардия.

В ночной тишине раздавалось только звяканье ложки и стрекотание сверчков под окном. Я думал о том, что никто не знает о Еве и нашей с ней связи. А значит, я смогу остаться пока здесь, если Ева не будет против…

— Утром ты покинешь мой дом, — прервала девушка мои размышления.

— Ева, я…

— Тебя не было столько лет! Я понятия не имею, где ты был всё это время — может, успел уже жениться, завести детей? Может, грабил людей, разрушал семьи? Как я могу тебе доверять?

— Ты не можешь. В этой игре никому нельзя доверять, — прошептал я. — Но мне нужна помощь. Если я снова окажусь в руках гвардии, то никогда уже не увижу белого света. Или увижу перед казнью, которая будет в тот же день, когда меня найдут. Ева, послушай…

— Мне плевать, — выплюнула Ева. — Я смогла бы простить тебя, если бы ты вернулся через полгода, как обещал. Воспитывал бы свою дочь, в конце концов!

— Я состоял в своей собственной преступной организации. Ты же знаешь, что это…

— Я знаю, Август! — Ева вскочила с окна и сделала несколько шагов ко мне. — Я слышала твои разговоры, читала планы, видела некоторых сообщников. Ты называл это Игрой. Большой Игрой, проигрыш которой означает гибель, — она внезапно замолчала. — И если бы ты оставил тогда команду, то обрёк бы себя на смерть, — прошептала она так тихо, что я расслышал с трудом.

Она права. Покинув игру, я подвёл бы всех. Не только свою команду, но и сотни других людей по всему миру, которые хоть как-то были связаны с нами. Спустя несколько лет Хель перестала быть совершенно независимой и никому не нужной. Когда у нас пропадала связь, все начинали волноваться. Если у кого-то были проблемы, нам об этом сообщали. От нас зависели сотни жизней. Наша огромная сеть, паутина, растянувшаяся на три континента, состояла из многих команд, каждая из которых была важна для остальных. Если развалится одна, это почувствуют все.

— Ты можешь остаться, — глухо произнесла Ева, изо всех сил сжав чашку руками и нервно покусывая губы. — Комната за кухней твоя. Если что-то понадобится, найдёшь сам, — и стремительно вылетела в коридор.

Моё сознание любезно подбрасывало картинки Евы, плачущей в своей спальне, держащей альбом с нашими фотографиями — если она их не сожгла, конечно. Хотя теперь я почти уверен, что найду много вещей, связанных с нашей общей жизнью, если только хорошо поищу. Ева не собиралась избавляться от этих воспоминаний, в отличие от меня.

Окна на кухне не были завешаны шторами, по улицам время от времени проезжали машины, и это меня настораживало. Казалось, что весь мир за мной наблюдает и язвительно смеётся.

Ночью я долго не мог заснуть. В голове крутились слова Евы, в том числе о Большой Игре. Я говорил это ей давным-давно, когда Аврора ещё не родилась. С тех пор многое изменилось. Меня уважали не только участники Хель, но и другие группировки. Большая Игра продолжалась. Мы все поставили на кон свою собственную жизнь и теперь не могли уйти просто так, не пожертвовав ничем. Рано или поздно исчезновение заметят, и тогда спастись будет слишком тяжело.

Побег невозможен. Предательство наказуемо.