Невинные создания

Англия Полак (2024)

Библия гласит, что только праведник волен обрести крылья и познать божью любовь, а тот, кто отрекся от святого лика, тому навеки носить на себе печать проклятого… но, здесь, все иначе. Ангелами становятся все, кому не лень, и неважно, вершил ли ты зло на земле или исправно ходил в церковь, вымаливая грехи, а демоны… всего лишь «имя нарицательное» другой стороны и то, потому что верующим так удобно… Вик не знал, что значит — простое человеческое счастье. В его жизни не было ничего хорошего — только боль, смерть и ненависть. Будучи солдатом особого подразделения, он ответственно подходил к своей работе и никогда не задавал вопросов. Но даже таким, как он, нужна передышка. Правда, «самоволка» не продлилась долго, да и радости он так и не нашел. Кто же знал, что даже после смерти, он не найдет покоя…

ГЛАВА 9

— Что. За. На. Хуй? — выдавил я, заставив свои веки подняться. Из-за яркого света, зрачки обожгло. — Годвин? — с трудом повернув голову в его сторону, я услышал треск собственных костей.

— Кажется, мы кое-что забыли, перед твоим возвращением в тело. — Пробормотал он. Я раскрыл рот, чтобы очередью выстрелить в него руганью, как почувствовал рывок в руке, а затем острую боль, когда сустав встал на место. Очередной хруст, на этот раз в колене, вырвал из меня короткий выдох.

— Хреновая из тебя медсестра. — Ублюдок точно не обладал мастерством в артроскопии,⁵⁹с грацией Майерса,⁶⁰ вправляя мои изломанные конечности. Пришлось сжать челюсти и терпеть, пока дерьмо в стиле «Пилы»⁶¹ не выгорит. К счастью, боль была не долгой. Черт знает сколько времени спустя, я ощутил тяжесть, распространяющуюся по всему телу… как будто, меня напичкали свинцовыми шариками, приказав мешку с костями жить дальше. Зрачки поглощали свет, а легкие, насосом втягивали кислород. Ага, я также прекрасно чувствовал свое тело, как и сшитый по фигуре, костюм.

— Я польщен комплиментом, Вик. — Улыбнулся уродец. — Как самочувствие?

— Отличное. — Я жутко хотел, есть и курить. Потребность в никотине просто зашкаливала, словно я не держал сигарету несколько веков… а потом, я почувствовал тяжесть в паху. Оху… мой взгляд уткнулся на член, который, как и я, восстал из мертвых. — Твою мать. — Я неуклюже свалился с поддона, рухнув на пол. Колени вспыхнули от приземления, а неловкость маячить причиндалами перед пернатым созданием, усилилась. Ага, я рад, что не придется жрать горстями Сиалис, но сейчас лучше прикрыться. — Где моя одежда? — кстати, да. Помниться, я был одет, а сейчас на мне даже трусов нет. Схватив простынь, я спешно замотал ее вокруг бедер.

— Там, где и была. У тебя дома. — Годвин склонил голову набок. — Ты был оболочкой, а она принимает форму тела. И раз ты был голым, соответственно…

–… можешь не продолжать. — Гребаный ад. Так, теперь, я вроде как… труп, но без души. А разве, я не должен быть озлобленным, жаждущим кромсать всех подряд? Только бездушные существа способны на убийства без мотива, но я, по-прежнему я, только с одним желанием — курить. — Кстати, о моем теле. Ты что-то с ним сделал? — потому что оно выглядит таким, каким я видел себя, будучи оболочкой. Я вернулся к той форме, в которой был до того, как подсел на наркоту. Никаких торчащих ребер, впадины, вместо живота, да и руки у меня чистые, без напоминаний об иглоукалываний.

— Небольшое чудо. — Улыбнулся ангел.

Угу, конечно, чудо.

— Ладно, что дальше?

— Дальше, мы вернемся к тебе домой, и ты примешь душ. От тебя жутко воняет.

— Я — что, разлагаюсь? — не дай боже случится нелепице и потерять по пути свои яйца. Хуже участи, я и представить не могу. Одно дело быть мертвым, другое растратить все, что определяет меня, как мужчину.

— Нет. — Хохотнул ангел. — Ты в последний раз, когда принимал душ? Не помнишь? Ах, да. Все мысли были только о наркоте, а не о гигиене. Удивлен, как ты еще не заработал себе мандавошек.

— Пошел ты. — Я провел ладонью по волосам. Липкие, словно их испоганили в сладком сиропе. — И как мы отсюда выйдем?

— Легко. — Взгляд «Рапунцеля» метнулся к двери. — У нас гости, через пять… четыре… три…

Я выкатил глаза, когда дверь распахнулась, и в секционное помещение вошел мужчина в зеленой больничной робе. В одной руке у него была кружка, а в другой сэндвич, но он шмякнулся на пол, а кружка задрожала, расплескивая ее содержимое. Землистый оттенок кожи, выпученные глаза и отвисшая челюсть — при таких симптомах потребуется больше, чем психотерапевт. В жидком мозгу аутопсиста, мгновенно запустился процесс диагностической ошибки, которая может спустить его карьеру в унитаз, а раз парень угодил в кроличью нору, то единственное верное решение — это заиметь себе второго свидетеля. Хотя бы для того, чтобы не одному плавать в фантазиях Роба Зомби.⁶²

— Хей, парень, — кружка полетела вниз, со звоном разлетевшись на осколки. Коричневая жидкость растеклась по кафелю, рисуя изогнутые образы. Я поморщился от грохота. — Все окей. — Рот анатомиста образовал букву «О». — То, что ты видишь, это, — это нереально? Естественно? — Может, сделаешь уже что-нибудь? — я спрашивал у ангела. Придурок с усмешкой наблюдал немое кино и даже не торопился включать свое небесное моджо, чтобы вырубить или смягчить шок работника морга.

— О, конечно. — Годвин шагнул к патологоанатому, а тот в свою очередь попятился назад, пыхтя, как старый бульдог. Его грудь поднималась от судорожного дыхания, очерчивая через тонкую ткань робы, бабские сиськи. Ну, в смысле, у парня был лишний вес, так что… а, черт. — Ты ничего не видел. — Ангел успел коснуться его лба, прежде чем тот выпал бы в коридор. — Слишком много кофе и порно на ночь. Когда проснешься, поймешь, что некрофилия не круто. — Глаза бедолаги закатились, и он мешком свалился на пол, захрапев. — Ну — с, теперь, домой.

Через мгновение, мы уже были у меня на квартире.

Все осталось прежним. Тот же бардак на столе от завтрака и смятая, но чистая постель. О, и моя одежда, которая валялась на полу. Значит, ангел был прав. Я реально был оболочкой, с искаженным виденьем. Ладно, пофиг. Выискав пачку сигарет рядом со своей тарелкой, я схватил ее, направившись в ванную. Надо состричь волосы. Таскать на себе шевелюру Лэндона Либуарона,⁶³ не в моей природе. Я солдат, а не плейбой, так что на хрен космы и привет — ежик. Подкурив, я жадно затянулся никотином, ощущая привычное головокружение после долгого перерыва. Прекрасно. А теперь, приступим. Среди вороха туалетного барахла и пустых коробок из-под «Клинекса», я нашел заветную машинку. Насадка на месте. Отлично. Проверив ее работоспособность, я встряхнул штуковину, выталкивая забившиеся между зубцами, волоски.

— На твоем месте, я бы не делал этого. — Говнюк привалился плечом к дверному косяку, скрестив руки на груди. Его глаза уставились на меня со всей серьезностью. Опять. Зажав сигарету в зубах, я смерил придурка взглядом — пошел к такой-то матери, и врубил бормашинку. — Не будь придурком, Вик. — Годвин насупился. На этот раз, его взгляд вспыхнул предупреждением. — Оставь волосы.

— Переживаешь за них?

— Я не о том, что тебе прямая дорога в «Л'Ореалевскую» рекламку, но ты в самоволке. «Фемида» жаждет заполучить твой зад обратно и проучить его. — Он закатил глаза. — Бардак на твоей голове — часть маскировки. Так что завязывай строить из себя «Солдата Джейн» и отложи машинку. — Ангел сморщился, когда я подвел зубцы к виску. — Мудак.

— Я оставлю для тебя локон. — Я улыбнулся, ощущая удовлетворение от мысли, что стрижка так выбешивает косматого.

— Засунь его себе в задницу. — «Рапунцель» отвернулся. — А заодно, сожги к чертовой матери свою одежду. — Когда он вышел, я отложил машинку, пока что наслаждаясь сигаретным вкусом. Как докурю, так сброшу лишний вес с черепа.

И к слову о своей физиономии. Для трупа, я неплохо выглядел, даже с трехнедельной щетиной. В смысле, не то, чтобы я был красавцем, а скорее живым примером воскрешения из мертвых. Или как это называется. В целом, я не изменился, что и сутки назад. Те же глаза, те же черты лица и шрам на виске от кастета. Чувак был крепким, а я глупым, вот и результат. Прежний, но с другим взглядом. Осмысленный и чистый.

Докурив, я выбросил окурок в унитаз, и взял машинку. Снял насадку. Долой растительность на лице. Солдат должен быть выбрит, а не таскать на роже сено.

Второй сигареты хватило, чтобы избавиться от щетины. Снова отложив машинку, я провел пальцами по челюсти и подбородку. Нужно выбросить расколотое зеркало, пока я не стал отражением Дэвида Эймса.⁶⁴

Ладно, может, ублюдок прав и мне стоит оставить волосы. «Фемида» ищет солдата, а если я сохраню минимальную маскировку, они не будут мешаться под ногами. Конечно, я вполне готов столкнуться с наемниками лицом к лицу и выбить из них дерьмо, но для начала, мне надо разобраться с собственным дерьмом. Приблизившись к зеркалу, я пытался разобрать, в чем загажены мои волосы. Похоже на кровь. Говнюки плохо постарались промыть то, что вытекло из моего черепа.

Скинув простынь, я залез в кабинку, включая воду. Встав под струи, я зашипел, от прохлады. Черт, как дермабразией по коже или игольчатым валиком. Откуда у мертвяка вообще ощущения? Опираясь ладонями на стену и опустив голову, я смотрел, как в слив убегает розовая вода. Говорю же, кровь. Дождавшись, когда она станет прозрачной, я потянулся за шампунем. Что-то с запахом «Axe»⁶⁵ и это неплохо, учитывая, чем я воняю. Ага, теперь, я почувствовал этот запах: смесь гнили, плесени и формалина, которым меня еще не успели заправить. Воздух в морге был им пропитан насквозь, а мои поры его втянули, как губка.

Как следует, вымыв волосы и тело, я простоял под водой еще с полчаса. Ангел в третий раз оказался прав — душ был мне необходим, как воздух. Я, правда, почувствовал себя… хм, человеком, что ли? Реальным, живым человеком, а не бездушным трупом.

Обсушившись полотенцем, я повязал его на бедра и, прихватив сигареты, вернулся в комнату, услышав долбанную песню. «Рапунцель» издевается надо мной, прокручивая музыку из прошлого, по сотому кругу. Может, это и есть мой ад? Сам придурок сидел за столом, раскуривая… косяк. Ага, я почуял знакомый запах. Подняв на меня взгляд, он широко улыбнулся.

— Ты куришь траву? — ангел — наркоман. Нонсенс.

— Не без греха. Хочешь?

— Нет. — Я покрутился по сторонам, выискивая свою одежду. Помнится, свалка лежала на полу, но там стояли только мои ботинки. В шкафу, который я открыл, кстати, тоже было пусто. — Где моя одежда?

— Я тут прибрался немного. — Он закинул ногу на ногу, выпуская колечки дыма. — Пришлось избавиться кое от чего.

— Ты выбросил мои гребаные тряпки? — вот, сука. Спалил все-таки. — Немедленно верни их. — Прорычал я.

— Они воняли, как и ты. — Сморщился уродец. — С тем же успехом, ты мог вымазаться в дерьме и пугать детей. У тебя, теперь, новая жизнь и новая одежда. — Он махнул рукой, указывая на матрас, где неизвестным образом, появилось два пакета. — Твой размер.

Проворчав монолог из ляпистых выражений, я шагнул к матрасу, вытряхивая барахло из пакетов. Три пары кожаных штанов, пять футболок. Ремень. Кожаный плащ. Все черное.

— Ботинки приведешь в порядок. — «Рапунцель» выразительно на меня посмотрел, словно ожидая благодарностей. Ага, сейчас. Мне не жаль старую одежду, но урод мог бы предупредить, что собирается с ней сделать. — Нравится?

— Я разочарован, что ты не прикупил мне белье. — Скинув полотенце, я натянул штаны. Вау. Идеально. Футболка? Просто охренительна. Ткань отлично обтягивала плечи, грудь и живот. — Красное и желательно, кружевное. — Просунув в шлевку ремень, я застыл, пораженно хлопая глазами. Гребаный шутник. — Да, ты издеваешься. — Ублюдок думает, что это смешно, наколдовать поверх кожи, женские трусы? — Я затолкаю тебе их в рот. — Процедил я, всовывая ноги в ботинки. — Видит бог, я тебя ими накормлю. И выруби хренову музыку.

— «Who’s Crying Now»⁶⁶ — классика нашего поколения. Не нравиться?

— Задолбала. — Фух, наконец-то, трусы исчезли. Сразу почувствовал себя мужиком. — Откуда она играет?

— Из моей головы.

— Почему именно она?

Годвин так улыбнулся, будто знал все, что связано с этой гребаной песней.

— А почему нет?