Тройной фронт

Борис Александрович Алмазов, 2023

Расказы участников Великой Отечественной войны и рассказы о первых годах послевоенной жизни.

Военные потери

— Очень хочется напиться, — сказал доктор, — чувствую приближение запоя. Со мной бывает. Редко, но бывает. Говорят, евреи не пьют. Это так же верно как — то, что мой дедушка распял Иисуса Христа. Лично.…Тем более, я же предупреждал: еврей — кавалерист — уже не еврей!

А причина есть. Вчера пришел ко мне посетитель.

— Здравствуйте, товарищ комэск. Вы меня не помните? А я вас помню…

Инвалид. Нет стопы. Говорит, что прибыл с пополнением. Я их принимал. На станции выгружались ночью. Утверждает: конь заходил, толкнул его под идущий поезд — отрезало ногу. Вот сорок лет ищет, кто бы мог подтвердить, что он потерял ногу на фронте. Иначе не дают военную пенсию. Просит подтвердить, что я очевидец происшествия. Принес какие-то бумаги… Они, без подтверждения, веса не имеет.

— А вы его помните?

— Как я могу его помнить, если я его даже не видел?! Ночь была. Смутно помню, кричали, что кто-то под поезд попал. Помню: докладную писал, что при разгрузке пополнения потери — один человек.

Думаю, он не врет. Он же меня разыскал. Фамилии называет — с кем в поезде ехал. Некоторых я помню, действительно, пришли после боев под Сталинградом с пополнением. Так что он на станции, скорее всего, был.

Другое дело, как он под вагон попал. Может правда: — в суматохе затолкали. А может, сам ногу под колесо сунул.

Вот тебе коллизия. На фронте он не был ни одной минуты. Но если бы его на фронт не везли, он бы и калекой не стал! Пользы от него — ноль. Хлопот — море. Его же в тыл отправлять, ему койко-место в поезде нужно, в госпитале, врачи, медперсонал, транспорт и прочее. Не скрывает — полгода особисты трясли: — как под вагон ногу сунул. Еще повезло — могли такое припаять! Вплоть до «вышки»! В штрафбат же он не годен. А может, пожалели — ноги то у парня, все равно, нет. Вот тебе и фокус — ветеран войны, жертва войны, военная потеря…

Нас было три друга. Вместе Тамбовское кавалерийское закончили. Вместе на фронт. Вместе на пополнение в Самарканд. Там долго кувыркались. Привезут узбеков, они по русски «папы мамы» не говорят, даже паровоз никогда в жизни не видели. Начинаешь его учить верхом ездить по-строевому. Семь потов прольешь — вроде выучил, а он возьмет да уйдет. Родственники из деревни приехали, он с ними ушел. Мы старались сразу — то шум не поднимать. Погуляет — придет. Они, в большинстве своем ребята наивные, и ощущения войны у них еще нет. Но неделю — нет — приходится докладывать. Если бы он, действительно, дезертир был… Так он бы в часть не возвращался! А тут через неделю другую является. Его под арест и приезжает гнида из особого отдела. Уроды, тыловые! Как правило, морда нерусская, нестроевая! В очечках! Из под козырька стеклышками посверкивает. Макаренко такой — мать его…. Воспитатель. Ну, известное дело — расстрел перед строем. И всегда сам в исполнение приводит! Садисты чертовы!

Этот, придурок, ну дезертир — стоит ничего не понимает, улыбается. Его ба-бах! Да еще и мимо — ранит только. Подойдет и добьет! Скотина.

Ну и что? Семью кормильца лишил! И пенсии им не будет. Армию солдата лишил! Зачем я его воевать учил. Все был лишний ствол да клинок в строю был. Нет, вот надо — приговор! Надо в исполнение привести… Идиоты.

Так вот я про друзей. Миша из Москвы в Самарканд жену вывез. Только перед войной женился. Единственный среди нас женатый. Жена на шестом месяце. Нас на фронт. Он заехал на квартиру — проститься. И мы тоже с ним. Посидели, выпили. Жена старается держаться — чтобы ребенку не повредить, не плачет.

Вышли на улицу, Улица может единственная в городе булыжником мощеная, так то все грунтовые. Стали садиться. А нам сапоги выдали второй очереди. У все подошва подбита новая. Это для кавалерии — смерть! Сапоги чинишь — с каблуком подошву отрывай! Чтобы цельная была! Чтобы между каблуком и подошвой не за что зацепить…

У Миши конь рванул — нога в стремени. Зацепился подошвой этой гребаной! Так затылком по булыжнику и поехал! И не воевали, а похоронили. Дитенок еще не родился, а батьки — нет! Мы жене, как могли, помогали. Хороший мальчонка вырос. Она так после войны замуж и не вышла больше.

Вот те и боев нет и потери. А Саша еще хуже. Изрубили румынский корпус. Сами уцелели! Едем впереди. Победители! Сзади бричка с трофейным оружием. И повар на бричке на горе пулеметов. И черт его надоумил пулемет немецкий ручной вертеть. Хотел, видите ли, посмотреть, как он разбирается! А он заряжен! И как дал очередью. В меня мимо, а Сашу наискось спины! Как я тогда этого повара не зарубил, не знаю! Саша стихи хорошие писал, собирался после войны в Литературный институт подавать… Может это Пушкин был новый или Есенин… Да хоть бы и не поэт!

Вот тебе и военные потери! Охххх…

Этому то я, конечно, справку подписал. Да, не помню, я его, конечно,.. Но ноги то нет! Воевать то его везли! Что ж он виноват, что так получилось! А если сам придумал — Бог ему судья. А я не вправе! Пусть хоть пенсию получит человеческую. И вообще… Как не крути он же жертва войны… Хотя все мы жертвы. И кто погиб, и кто уцелел, и кто в тылу… Все.