И пожнут бурю

Дмитрий Кольцов (2025)

Один из самых больших XXI веке, и уж точно самый большой за последние 15 лет роман, написанный на русском языке. Результат многолетнего исследования автора, посвященного истории становления циркового искусства в Европе. Последние годы Второй империи. Молодой арабский партизан, боровшийся за независимость своего народа от колонизаторов, взят в плен французскими солдатами. Позже он оказывается продан в качестве раба в самый большой в мире цирк, которым управляет жестокий Хозяин, готовый лить кровь своих сотрудников ради денег и влияния. Попав в цирк с блаженным названием «Парадиз», герой становится свидетелем всего ужаса, что творится в нем. Цирк — это отдельное государство, отдельный маленький мир со своими законами и порядками. Состоящий из двух разных половин, перекрытых ширмой, он абсолютно не такой, каким кажется посетителям, ведь страх правит в нем. Почему он захватил души обитателей цирка? И почему еще ни один сотрудник не смог покинуть цирк живым?

Глава VIII

Сборы к отплытию, начавшиеся по приказу Жёва практически сразу после судьбоносного разговора его с Омаром, шли медленно, тяжело, с постоянными задержками. Тому было имелось несколько причин. Мало того, что на три небольших брига, бывших в распоряжении у майора, необходимо было уместить порох, ядра, запасы провианта, комплекты чистого белья для матросов и солдат, так еще ведь нужно было предоставить отдельную каюту с кабинетом самому майору, а еще каюту выделили и Омару. А таковые удобства присутствовали только на пароходофрегате «Сен-Жорж» — единственном судне оранской эскадры, оснащенном паровой машиной и обладавшем приемлемыми габаритами, а также быстроходностью, позволявшей в короткий срок обогнуть Балеарские острова. Он пребывал уже почти полгода на ремонте из-за пробитого днища во время крупного сражения с берберскими пиратами. Пиратов-то разбили, однако главный корабль оранской эскадры был временно списан для приведения в надлежащее состояние. Теперича он необходим был как никогда сильно. Как полагали многие матросы и плотники, занимавшиеся ремонтом фрегата, старый майор так вопил по поводу скорейшего спуска корабля на воду лишь только потому, что стал к шестидесяти годам привередливым белоручкой и не более того. На деле же все обстояло немного иначе. Оскар Жёв должен был помимо своего пока еще личного пленника доставить в Марсель несколько важных писем от генерал-губернатора Алжира, адресованных министру колоний, а хранить такие сверхсекретные бумаги от посторонних глаз возможность имелась лишь на «Сен-Жорже», поскольку только на нем находился добротный сейф, взламывать который ни одному килечнику и в голову не придет. Под подушкой или в ящике стола не подоболо хранить никаких деловых писем или документов. Так Жёва учили с самого его детства строгие нормандские воспитатели, а опосля и старшие товарищи в военной академии и сослуживцы на Мартинике. Он запомнил на всю жизнь правило: тот, кто хочет до чего-то добраться — будет применять любые для этого методы, а потому, неважно, доберется он в конечном счете или нет, необходимо максимально усложнить ему задачу. Подушка и ящик стола подходят разве что для хранения портрета любовницы. Поэтому за ремнтом «Сен-Жоржа» Жёв следил пристальнее, чем за посещаемостью гарнизонного кабака.

Еще одной весьма любопытной причиной торможения полной погрузки и скорейшего отправления эскадры послужила коллективная просьба от Оранских купцов, обратившихся непосредственно к майору Жёву. Суть их просьбы заключалась в том, чтобы эскадра сопроводила торговый барк, который должен был направляться в Марсель из Орана тем же маршрутом, что и военные. Груз, по их словам, был более чем важный, и некоторая часть его должна была потом отправиться в Париж. Да, именно в Париж! Что такого эти дельцы собирались везти в Париж, Жёв уточнять не стал, хотя по уставу должен был это сделать. Но он давно для себя определил, что лучше не связываться с алжирскими торговцами, пусть даже и французского происхождения. Они обладали удивительной способностью: запросто лишали всякого снабжения любой город с неугодным управителем, что приводило либо к серьезным уступкам со стороным последнего, либо к его немиуемой отставке за несговорчивость и твердокожесть. Так, сам Жёв несколько лет назад сговорился с беджайской кликой, чтобы та организовала продовольственную блокаду города, поскольку за месяц до того комендант Беджаи (к слову, тогда еще такой же майор) на большом параде в Алжире посмел оскорбить старика. В остальных случаях Жёв не имел никакого желания заводить дела с колониальными дельцами, предпочтя дать им финансовую независимость. Но все же из вежливости и для того, чтобы они поскорее отстали, согласился исполнить их просьбу. Поэтому бриги пришлось оснащать военными орудиями по максимуму, в Средиземноморье было много пиратов, желавших набить свои грязные и вонючие трюмы французским, да и не только французским, но и испанским, итальянским, британским и даже турецким золотом. Да что там золотом, для них не существовало абсолютно ничего, чего нельзя было бы украсть и кого нельзя было бы ограбить. Эти водяные черти не гнушались даже красть сами корабли! Охоту на них уже давно объявили все правительства Европы²⁶, однако до конца истребить этих крыс пока не удавалось. И они также были большой проблемой для Жёва, искренне хотевшего избежать встречи с пиратами, дабы поскорее доплыть до Марселя.

Но пираты были не единственной опасностью моря неприродного характера. Наверное, куда большую опасность представляли британцы, активно патрулировавшие как прибрежные воды, так и бороздившие морские просторы. Суть опасности, исходившей от красных мундиров, заключалась в одном простом и понятном всем слове — изменчивость. Почему изменчивость? Потому что в первой половине дня они могли дружить, а после обеда могли объявить войну. Для правительства туманного Альбиона это было в порядке вещей. Шла борьба за колонии, и каждая империя желала отхватить себе самый крупный и вкусный кусок той же Африки. А Британия в этом противостоянии была подобна тем же пиратам — использовала все доступные и недоступные средства для достижения поставленных целей, будь то уничтожение целого туземного племени ради строительства на месте разрушенной деревни поселения под флагом «Юнион Джек», или подкуп видного иностранного дипломата ради подписания мирного договора с какой-нибудь европейской державой, чтобы на следующий день ее предать. Меньше десяти лет назад взяв под свое прямое управление Индию, британцы принялись насаждать там свои порядки, начав с расстрела сипаев, привязав их для этого к дулам пушек, и продолжив по сей день использовать индусов как дешевую рабочую силу, вновь введя моду на фактическое рабство в Европе. Законодательно оно, конечно, везде было давно отменено, однако всегда находились те богачи, которым удавалось для себя эти крепостнические законы сохранить, путем вложения громадных средств в предприятия, принадлежавшие государству. И вроде бы все счастливы — государство получает доход от тайной работорговли, а покупатели рабов вовсю отдаются своим барским наклонностям. А как же индусы? А их никто не стал спрашивать. Британцы решили за них. И этого было достаточно.

И то же самое они могли сделать с эскадрой Жёва. Ему это виделось, разумеется, в мрачных тонах. И он сообщил капитанам всех бригов, что в случае встречи с британскими судами необходимо сразу открыть огонь, не взирая, начали ли сами британцы стрелять. Поскольку от них ждать можно было чего угодно. За свою должность и, что важнее, свободу майор не беспокоился, так как за подобные действия его никто бы не наказал. Император рассорился со всей Европой и тщательно искал повод для войны с кем угодно по какой угодно причине, дабы не потерять поддержку еще и внутри собственного государства. Однако Жёв хотел обеспечить себе быстрый и спокойный проход к берегам метрополии, не желая создавать casus belli²⁷ ни для своей страны, ни для Британии.

Самые большие же надежды майор возлагал на «Сен-Жоржа». Этот 50-пушечный пароходофрегат являлся главным козырем в руках Жёва, которым он мог попросту спугнуть и пиратов, и британцев. Представлял он из себя крупное трехмачтовое судно на паровой тяге и с гребным винтом (до появления паротурбинных судов и крейсеров такого рода сочетание корабельного оснащения наблюдалось и применялось повсеместно), с большим трюмом, позволявшим вместить гигантский груз. Будучи, де-факто, главным стражем морских границ Орана, «Сен-Жорж» имел важнейшее значение для Алжира, а также лично для Жёва. Причины этому мы уже объяснили выше.

Но после пресловутого нападения пиратов на фрегат, когда тот в одиночку пошел в дозор, его пришлось поставить на ремонт, поскольку было пробито днище, задеты батарейная палуба и грот-мачта. Благо, в тот день пираты не стали добивать бедного «Сен-Жоржа» и поспешили уплыть, почувствовав на себе огневую мощь малыша. Когда полуразбитая кляча прибыла обратно в Оран, в городе не оказалось мастеров с подходящей квалификацией, были максимум плотники, чинившие шхуны. Корабль подняли на сушу, затащили в сухой док и ждали, пока из колониальной столицы прибудут мастера с надлежащим уровнем знаний. Когда же мастера прибыли, то им дали четкое указание — починить корабль за два месяца и не днем дольше. Но, как мы с вами уже знаем, ремонт затянулся. Однако спустя полгода прогресс был-таки достигнут: дочинить осталось лишь каюту капитана, также слегка пострадавшую от обстрела. Жёв поторопил мастеров угрозой закинуть всех их в гарнизонную тюрьму за катастрофическое превышение сроков починки корабля, и они стали трудиться не по четыре дня в неделю, а по десять часов каждый день! Что, все-таки, делает с людьми страх. Так или иначе, изрядно испугавшиеся плотники клятвенно пообещали, что фрегат будет спущен на воду за день до отплытия, и майор доверился им, заранее приготовив приказ об их аресте. Он всегда держал слово, каким жестоким бы оно ни было.

Временным командующим гарнизонным полком Жёв назначил заранее отобранного человека. И им стал не Лассе, как вы могли вначале подумать. Нет. Он уже потерял доверие своего начальника, и никак не мог рассчитывать на милость быть оставленным временным комендантом. К тому же, как бы тому ни хотелось, но в звании лейтенанта даже временно должность заместителя командира полка никто никогда не занимал. Вместо себя на время своего отсутствия Оскар Жёв назначил майора Альбера Мирабаля, начальника канцелярии комендатуры. То есть, был это человек сугубо кабинетной работы, всю свою жизнь прослуживший в качестве военного юриста, однако именно Мирабаль виделся большинством офицеров Орана как будущий преемник Жёва на посту коменданта и командующего. Тем более, что всего через год он должен был получить полковника, что в некотором роде сделало бы его статуснее своего начальника. А Жёв и шестьдесят оставался майором, и вероятно на пенсию уйдет майором. Он довольствовался рыцарством в Почетном Легионе и не претендовал на более высокий ранг. Как бы то ни было, указ о назначении майора Мирабаля на пост временного командующего и коменданта был подписан Жёвом за день до отплытия.

А пока он был пока еще командующим, то решил провести последний перед отплытием смотр гарнизонных войск. Случилось это ровно в девять утра 11 декабря. Погода была крайне переменчива в этот день, тучами затянуло все небо, закрывая Оран от благодатных солнечных лучей, которые, однако, самому Жёву изрядно надоели, и он был рад этому свершившемуся явлению. Надевая парадный мундир, майор вспомнил о своем временном преемнике и попросил позвать Мирабаля. Тот в это время безвылазно сидел у себя в кабинете уже второй день и был сбит с толку внезапным визитом посыльного, который передал приказ коменданта. Немного опешив, Мирабаль стремглав отправился в кабинет к начальнику. Путь его занял около семи минут, это посчитал он сам, во всем любивший порядок, строгое соответствие графику и не допускавший никаких отхождений от заведенных правил и установлений. Потратив на стук ровно секунду, майор вошел в кабинет к другому майору. К слову, Оскар Жёв уже успел застегнуть мундир и надевал перевязь, чтобы закрепить на ней свою шпагу, подаренную самим императором. Войдя в кабинет, Мирабаль в первую очередь обратил внимание на большой комод, на котором лежали подушечки с наградами, полученными старым майором за боевые и гражданские заслуги.

— Приветствую, Ваше превосходительство, — обратился Мирабаль к старику, смотревшему в это время на себя в зеркало, — прибыл по Вашему поручению и ожидаю Вашего приказа. Однако же не имею представления, по какой конкретной причине был Вами вызван.

— Не переживай, Альбер, — с небольшим раздражением в голосе произнес Жёв из-за того, что никак не мог правильно закрепить перевязь, — я не для ругани тебя позвал. Напротив, необходимо обсудить несколько насущных вопросов перед смотром. Присядь в кресло, а то стоишь, как холоп перед бароном!

Мирабаль повиновался и сел в большое черное кресло, стоявшее прямо напротив расположившегося у зеркала Жёва. Последний покрутился перед зеркалом еще с минуту, после чего обернулся к собеседнику.

— Ты подготовил бумаги для министерства? Чем я буду отчитываться перед министром?

— Простите, Ваше превосходительство, — недоумевая сказал Мирабаль, вытирая платком со лба капли поступившего пота, — но Вы к министру поедете? Разве вы не в Марсель собирались?

— Я и еду в Марсель, кретин, — с еще большим раздражением ответил старик, наконец-то закрепив перевязь и подходя к футляру с шпагой. — Только я не знал, что в Марселе сейчас с инспекцией министр по делам колоний, мы же сейчас и ему тоже подчиняемся, помимо военного министра. Я вообще не разберу, зачем надо было комендатуры в подчинение министерства по делам колоний ставить! Это же создает дополнительные проблемы и для нас, и для этого пресловутого министерства, и для военного министерства, которому мы бог весть сколько лет подчинялись! Согласись, же, Альбер, это и для тебя очень тяжело, составлять кучу отчетов сразу на два министерства!

— Вы правы, Ваше превосходительство, нынче происходит множество не совсем понятных нашему сознанию вещей, — Мирабаль запнулся, когда обнаружил на себе грозный взгляд Жёва. — Однако, кхм…я думаю, что не только для этого Вы меня вызвали, я прав? Что-то еще произошло?

— Прав, ты прав! — бросил Жёв своему собеседнику, засунув шпагу в ножны. — Есть еще кое-что. Помимо встречи с министром, будь он трижды проклят, я еду в Марсель для продажи своего пленника. Пришло время попрощаться с Омаром.

— То есть, Вы продаете своего пленника-араба в рабство?

— Верно, — тихо согласился старик и громко вздохнул. — Сделка произойдет в тот же день, поэтому я не хочу, чтобы среди министерских подхалимов кто-нибудь об этом узнал, иначе меня сразу на пенсию спровадят. От тебя же хочу следующего: напечатаешь отписку мне, что, мол, отправлен на рынок за товарами для нужд канцелярии, понял?

— Без сомнений, Ваше превосходительство, все будет сделано. Отписку получите завтра же. Разрешите вопрос?

— Быстро только!

Мирабаль облизал свои тонкие губы и протер все свое толстое лицо, будто мокрую кастрюлю.

— Каково это, знать, что обрекаешь человека на пожизненные страдания?

Услышав вопрос, Жёв машинально схватился за сердце. Почти минуту он стоял молча, опершись о комод, вспоминая свой недавний разговор с Омаром и пытаясь подобрать слова.

— Я как-нибудь позже отвечу на этот твой вопрос, — выдавил он и постарался выпрямиться, после подошел к своему столу, взял графин с коньяком, наполнил бокал, покрутил в руке и залпом его осушил. — А пока ступай, готовься принимать обязанности временного командующего. Это случится на смотре через…так…сорок пять минут! Иди, поспеши, Альбер! И про отписку не забудь! Завтра утром чтобы была у меня на столе!

— Так точно, Ваше превосходительство, будет исполнено! Ждем Вас на плацу!

Как только Мирабаль покинул кабинет, Жёв с облегчением сел в свое кресло, посмотрел на небо сквозь стеклянные двери балкона, благо, погода благоволила и радовала его, и достал коробку с сигарами, взял одну и закурил, решив расслабиться перед смотром гарнизонного полка.

Примечания

26

Ну как давно…более тысячи лет назад. Борьба с пиратством шла с переменным успехом на протяжении многих сотен лет, начиная с эпохи Античности, угасая и возгораясь вновь в каждый последующий век.

27

Повод к войне (лат.).