У последней черты. Записки русского инженера на берегах Каспия

Евгений Осипов

Молодой человек, инженер по образованию, прибывает по служебным делам в южный мегаполис — Баку. Здесь в силу разных обстоятельств, он оказывается на самом острие межэтнических противоречий. Герой — человек мирного времени, ему не знакомы ужасы, по сути дела, гражданской войны. Найти своё место на таком изломе истории, сохранить честь и достоинство русского человека, придти на помощь товарищам в трудную минуту — это становится главным для него в стремительно меняющимся окружающем мире.

Глава первая

В путь

Январским тёмным вечером, наскоро простившись с домочадцами, я шагнул во вьюжестую черноту ночи. Мела пурга, снежные заряды били мне в лицо, словно пытались меня остановить. Во внутреннем кармане моего пиджака, помимо командировочного удостоверения и тощей денежной суммы на командировочные расходы, лежал довольно объемистый пакет из оберточной бумаги, туго перетянутый бечевкой и украшенный пятью сургучными печатями.

Его всучил мне в последний момент директор нашего института — Иван Иванович Иванов, знатный ракетостроитель. Его, уважаемый читатель, ты конечно помнишь. Его имя гремело в нашей стране на излете Перестройки.

— Евгений! — набычившийся словно бык и тяжело расставив ноги, бросив на меня мутный взор, говорил Иван Иванович, — будешь на заводе в свободное от основной задачи время занеси этот пакет, вот, по этому адресу. Это личное, — и директор показал мне почтовую открытку с адресом.

Я не удивился, так как знал от коллег, что в этом южном городе у Иван Иваныча проживает прежняя супруга и, по-моему, взрослая дочь. Видимо, хотел что-то ценное передать прежней семье, что отправлять почтой, на закате Перестройки, было рискованно. И было понятно, что первым делом надо завести пакет по указанному адресу, а уж потом согласовывать технические вопросы и принимать сварочное оборудование у заводчан.

На Курском вокзале в Москве было суетно и многолюдно, но Советская власть была еще крепка и поезд Москва — Баку подали вовремя. Заняв свое место в купе, я осмотрелся. Судьба свела меня с весьма примечательными попутчиками.

Центральное место в нашем временном коллективе занимала дама бальзаковского возраста, довольно приятной наружности и очень доброжелательная, куда-то ехавшая по своим делам.

— Наталья, — представилась она.

Следующим украшением нашего купе, я говорю без всякой иронии, был громила — матрос, ехавший в сторону Каспийского моря, чтобы занять свое штатное место механика на рыболовецком траулере в порту, который телеграммой ему укажет капитан. Матрос был в гражданской одежде, но все равно выглядел очень мужественно. А главное, я даже под страхом смерти не смог бы себе представить, что уже на другой день этот человек спасет мне жизнь. Звали его Боря. Так он нам представился.

Четвертым нашим попутчиком был худощавый юноша — студент какого-то бакинского вуза, с сильно восточной внешностью, в каникулы наведывавшийся в Москву. Юноша был, как говорится, весь из себя и по-русским говорил правильно, и без малейшего акцента. Его звали Рустам.

Всю дорогу мы беззаботно резались в карты, конечно, в дурака. Матрос был, где-то, мой ровесник и мы сразу с ним подружились. Не знаю как это вышло, но он показал мне свой паспорт. Я узнал, что он откуда-то с Урала, недавно женился на москвичке, она прописала его в своей квартире и теперь он едет на Каспий зарабатывать ей, по всей видимости, на шубу и обстановку в квартире. Наша дама оказалась тоже в курсе его дел и только качала головой.

Студент оказался говорливым юношей и вскоре мы уже знали до подробностей как тусуется золотая бакинская молодежь, и какие у него планы на будущее — довольно оптимистичные. Но не нами сказано, что человек предполагает, а Господь располагает.

А сейчас мы весело ехали навстречу кровавой круговерти и вполне себе благодушествовали.

На Тихорецкой мы вышли с моим матросом из вагона перекурить и размять ноги. Смеркалось. Высокие пирамидальные тополя, обрамлявшие перрон, упирались своими острыми вершинами в лазоревое, уже здесь похожее на весеннее, небо. Сумеречная тишина радовала свой ненавязчивостью и близостью.

Поезд дёрнулся и рулетка Судьбы закрутилась, шарик помчался, скача по лузам, деля нас на удачливых и неудачливых, на живых и на мертвых. Мы поспешили к своему вагону. Дальнейшие события уложились в несколько секунд, но все происшедшее представилось мне как в замедленной киносъемке.

Вдоль перрона с отчаянным криком бежала молодая женщина с тяжелой сумкой.

— А-а-а! Помогите! — кричала она и, видимо, из последних сделала рывок в нашу сторону.

Ее преследователь не заслуживает отдельного описания — громила с бандитской мордой и явной тягой к вседозволенности.

Поскольку представителей закона здесь явно не просматривалось, как-то так само собой получилось, что когда эта парочка поравнялась с нами, я непроизвольно сделал подножку этому мерзкому грабителю. Он перевернулся в воздухе и упал на спину. Быстро, с кошачьей ловкостью, вскочил, в руке блеснул длинный нож.

Когда я был еще студентом, один наш преподаватель, участник войны с Японией на Дальнем Востоке, вспоминал, что когда врываешься во вражеский блиндаж с автоматом и наводишь его на врага, то человек вздрагивает и невольно замирает.

Тоже случилось и со мной. Блестящее лезвие стилета меня словно загипнотизировало. Время остановилось. Но сосредоточив все свое внимание на мне, грабитель совершенно оставил без внимания моего друга-матроса.

Раз! И его железный кулак опустился на голову нападавшего грабителя. Тот ничком упал и затих.

Поезд тем временем набирал ход и мы не стали ждать окончания этой схватки, а прямо на ходу погрузили наш боевой трофей в вагон вместе с ее сумкой. Мой матрос еще успел прихватить и оружие нашего неприятеля — стилетообразный нож.

— Рузанна, — представилась нам эта восточная красавица, еще не достигшая бальзаковского возраста. Симпатичная и стройная девушка: светло-синие глаза, черные ресницы и брови в разлет, красиво и по моде одетая, с чувством собственного достоинства, Рузанна сразу потянула на украшение нашего коллектива. И мы с товарищем поспешили пригласить ее в наше купе.

Проводница вагона, добродушная русская женщина, ставшая невольной свидетельницей всего происшедшего, отнеслась к Рузанне с пониманием и позволила ей ехать пятой в нашем купе, взяв с нее какую-то символическую плату.

Черная южная ночь накрыла нас своим покрывалом и при тусклом свете поездного светильника, наша Шахерезада начала свое повествование.

— Я родилась и выросла в Баку. Это мой родной город. Моя мама русская, а отец армянин. Мы жили очень хорошо. Мама никогда не работала, отец нас всем обеспечивал. Он работал в одном из республиканских министерств. У нас была шикарная квартира в центре города.

— Теперь все рухнуло. Появилась межнациональная вражда, жить по-прежнему стало невозможно и даже опасно. Мы переехали в Ростов, поменяли квартиру. Конечно, не такую шикарную, но тоже ничего.

Мы с Борей немного выпили водочки — все-таки не малый стресс и игра в карты возобновилась с прежнем энтузиазмом под рассказы Рузанны о ее бакинской жизни, так нелепо прервавшейся.

— Моя подруга, — продолжала Рузанна, — сделала шикарный ремонт своей квартиры. Мастера привозила из Ашхабада. Он сделал что-то невероятное, просто прекрасное. Я тоже собиралась поехать за ним, чтобы пригласить к себе, но тут все пошло кувырком. Надо было спасать свою жизнь.

«Да, — подумалось мне, — Рузанна первый встретившийся мне осколок армяна-азербайджанского конфликта из-за Нагорного Карабаха, армянского анклава на территории Азербайджана».

— Рузанночка, — вступила в разговор наша дама, — а у тебя есть муж, дети? Где они?

— Я не замужем. Мой жених несколько лет назад погиб при странных обстоятельства. Мы с ним отдыхали в Дагестане, в красивом уединенном месте. Купались, бродили по берегу, любовались звездным небом. Мы были счастливы. Ничто не предвещало нам беды, — продолжала Рузанна. — В какой-то момент я отошла, Володя остался на берегу. На море было небольшое волнение. Откуда взялась эта страшная волна — непонятно!

Из глаз Рузанны брызнули слезы. Мы все обратили свои взоры на нашего матроса.

— Да, — подтвердил Боря, — бывает, Каспий не предсказуем. Слишком много крови пролилось на его берегах. Другой раз так тряхнет наш траулер, что мало не покажется. А ты что молчишь, Рустам. Страшен тебе Каспий?

— Да нет, зачем его бояться, — начал Рустам, — Каспийское море — ласковое море, Бакинская бухта для меня, что дом родной. Я вырос в Черном городе, мои родители — нефтяники. Мы с ребятами могли так далеко заплыть от берега без всякой лодки, что возвращались уже ночью, плыли на свет огней города. Мы брали с собой воду и что-нибудь перекусить.

От изумления, мы все замолчали. Этот худощавый юнец сразил нас наповал своим рассказом.

— А вы, Наталья, к кому едете? — спросила Рузанна.

— Я еду к дочери, она замужем за военным моряком, живут в военным городке неподалёку от Баку. И к внукам, конечно. Очень за них тревожусь, опасаюсь каких-нибудь неприятностей.

— И совершенно напрасно, — стал успокаивать её Борис, — вояки не дадут в обиду свои семьи. Я служил здесь в армии и положение дел знаю не понаслышке.

— Между собой армяне и азербайджанцы могут ссориться из-за Карабаха сколько им угодно, конечно. без погромов и кровопролития. Центральная власть за этим зорко следит. Но если они сунутся бесчинствовать в город, в военные городки — конец. Разнесут в пыль и прах, полетят клочки по закоулочкам, ничего не останется. Таков уж русский человек — может долго терпеть обиды, но за жен, детей — убьет и ничего с ним не поделаешь.

— А много ли советских войск в Баку и вообще в Азербайджане? — спросила Наталья.

— Да не мало, территория республику большая. Только в самом Баку, в Сальянских казармах, расквартирована 295 Херсонская мотострелковая дивизия, где я служил механиком-водителем танка. А еще войска стоят в Гяндже, в Нахичевани, в Ленкорани. Пограничники, летчики, моряки Каспийской флотилии, много военной техники.

— Одним словом — навалом, враг не пройдет, — уверил нас Борис.

— А где служит ваш зять?

— Он моряк, капитан третьего ранга, командир дивизиона гидрографических кораблей Краснознамённой Каспийской военной флотилии. Они стоят здесь же, в Бакинской бухте, — пояснила Наталья.

Тут не вытерпела и в разговор вступила Рузанна:

— Наш Баку — многонациональный город и все мы здесь прекрасно уживались. И русские, и евреи, и татары, и курды, и армяне, и, конечно, азербайджанцы. Никто ни у кого не спрашивал какой он национальности.

— Все началось в конце позапрошлого года. Карабахские армяне после страшного землетрясения в Армении, погубившего цветущий край, обездолившего много людей, стали требовать у Центральной власти, чтобы их Нагорно — Карабахскую автономную область передали в состав Армении. В столице края — Степанакерте, прошли многолюдные митинги с такими требованиями. Никто армян там не обижал и не преследовал. Мы все жили одной семьей. В самом Ереване азербайджанцев было едва ли не больше, чем самих армян. Но и там прошли миллионные митинги в поддержку.

— Ну и пошло-поехало. Национальный вопрос сразу обострился. Азербайджанцев стали изгонять из Армении. Сразу появились беженцы. Порой обездоленные люди шли пешком через горные, заснеженные перевалы. На них страшно было смотреть. В каких-то немысленных пальто, разутые, раздетые и сильно озлобленные.

— В конце того же года, жилищные конторы потребовали, чтобы все жители города заполнили анкеты для получения талонов на приобретение продуктов в магазинах. В этих анкетах, помимо адреса проживания, требовалось указать и национальность членов семьи. Не надо говорить, что все эти данные сразу оказались в руках экстремистов из Народного фронта.

Мы все впервые это услышали. Взглянули на Рустама, но он промолчал и отвел глаза. Видимо, мыслями был далеко, где — то в своей молодежной тусовки.

— Один раз вечером, — продолжала Рузанна, — отец пришел с работы и сказал нам с мамой, что армяне, работавшие в Баку-торге, стали уезжать в Россию. Нам это известие было как снег на голову, но выбирать не приходилось. Лучше самим спокойно, загодя уехать, чем потом бежать неизвестно куда и неизвестно в чем. Папа нашел работу в Ростове-на-Дону, мы сделали обмен квартиры и переехали в Ростов.

Пораженный всем услышанным, я вышел коридор. Стемнело. За окном мелькали огни каких — то строений, проносились полустанки. Мужчина из соседнего купе закурил, прямо в вагоне.

— Ну начинаются восточные штучки! — заругалась наша проводница.