У последней черты. Записки русского инженера на берегах Каспия

Евгений Осипов

Молодой человек, инженер по образованию, прибывает по служебным делам в южный мегаполис — Баку. Здесь в силу разных обстоятельств, он оказывается на самом острие межэтнических противоречий. Герой — человек мирного времени, ему не знакомы ужасы, по сути дела, гражданской войны. Найти своё место на таком изломе истории, сохранить честь и достоинство русского человека, придти на помощь товарищам в трудную минуту — это становится главным для него в стремительно меняющимся окружающем мире.

Глава вторая

В южном мегаполисе

Невероятно солнечным утром, на фоне сверкающих снежных вершин Кавказа, мы медленно ехали по Закавказью. Все для меня было необычно: и пастухи с отарами овец, и каменные азербайджанские дома, и «Волги», на фоне трущобного вида домиков. А главное — необозримый простор Кавказских предгорий в одну сторону и ощущающаяся морская ширь — в другую. Жизнь нас радовала, хотелось надеется на лучшее.

— А вы, Евгений, к кому едите в Баку? Вы как-то скромно, всё помалкиваете, — неожиданно с улыбкой спросила Рузанна.

Читатель, конечно, помнит, что эта юная красавица примкнула к нашей компании не сразу и, отнюдь, не по своей воле, и не могла слышать моего сдержанного рассказа о себе. Да и похвастаться, прямо скажем, было нечем.

Еще год назад, я мог бы рассказать ей, что наше режимное предприятие занимается конструированием и стендовыми испытаниями космической техники. Что мы задействованы в космической программе подготовки полета на Марс. Что мы хотим построить в австралийской пустыне, на мысе Кейп-Йорк, космодром.

А теперь, вследствие Перестройки и обновления нашего социалистического отечества, обо всем этом пришлось забыть. Флёр несбыточного упал с наших глаз. И даже дорогостоящее оборудование для уникальной турбо-эксгаустерной станции, приобретенное нами за золотые переводные рубли в одной из промышленно — развитых стран нашего социалистического лагеря, пропало где-то на подъезде к железнодорожной станции Чоп. И куда оно подевалось — никто не знает, а спрашивать боятся.

— Вы знаете, Рузанна, — начал я, — еду в командировку на Бакинский завод тяжелого электросварочного оборудования. По профессии, я инженер-электрик. Нашему оборонному предприятию поручили выпускать, по конверсии, одноразовые иглы для медицины. Я еду на завод заказывать сварочную линию.

— Из металлической полосы мы будем сваривать трубку. Прокатывать ее до нужного диаметра и изготовлять одноразовые медицинские иглы.

— А, вы, Рузанна, кто по профессии? — поинтересовалась Наталья.

— Я — историк, закончила исторический факультет Бакинского университета. Работала в Архиве Музея истории Азербайджана. Сейчас, конечно, не работаю. В Баку еду заканчивать оформление документов по обмену квартиры. Отец поручил. Надо еще и на кафедру зайти, и в Архиве побывать.

— Занятно, — сказал Боря, — и вытащил из-под дивана трофейный нож, отнятый накануне у бандита, про который мы совсем забыли.

— Хорошая у тебя получилась поездка. Может, возьмешь на память?

Рузанна явно смутилась.

— В Тихорецк я заезжала к подруге, но не застала её дома. Подождала немного и пошла на вокзал. Рассчитывала сесть на ваш поезд. Билетов не было и я пошла по перрону. Дальше вы знаете.

— В портфеле — не сданные книги из университетской библиотеки, моя диссертация, рецензии на нее. А этот бандюга решил, что у меня в сумке ценности. Много стало беженцев, вот они и промышляют.

— В самом Баку вечером стало небезопасно. Под видом сторонников Народного фронта Азербайджана, могут скрываться отпетые уголовники.

— А что за народный фронт?

— Общественная организация, пообещавшая защищать национальные интересы Азербайджана. Возникла после известных событий в Нагорно — Карабахской автономной области. В оппозиции к действующей власти.

— Там беженцы из Армении, недовольные жизнью люди, у кого нет работы, примкнувшие хулиганы и откровенные бандиты.

— Да куда уж нам без хулиганов, — усмехнулся Борис.

— Отбирают квартиры у бакинских армян, — продолжала Рузанна, — грабят, беспредельничают. Власти борются, но как-то вяло. Все словно чего — то ждут.

— Лидер у них — говорливый местный интеллигент, в прошлом диссидент, якобы, борец с Советской властью — Абульфаз Эльчибей. А по жизни — тихий, скромный человек, кандидат исторических наук, филолог, переводчик с арабского. Кстати, выпускник нашего Бакинского госуниверситета.

— Вы будите, ребята, смеяться, но ближайший сподвижник Эльчибея тоже выпускник нашего исторического факультета — Исса Гамбар.

— Не буди лиха — пока тихо, — задумчиво произнесла Наталья.

На подъезде к Баку — бакинский лес, как назвал его Рустам. Это невообразимое количество отработавших свое нефтяных вышек. Для меня это зрелище было крайне удивительным.

Море, искрящееся под лучами зимнего, но яркого закавказского солнца, настраивало на лирический лад. Настроение было отличным. Хотелось петь или, на худой конец, говорить стихами. Кто бы мог подумать, что всего через какую-то неделю, на военном судне, обороняясь от нападавших экстремистов, спасая доверившихся нам мирных людей, мы со стрельбой будем продвигаться в обратном направлении.

А сейчас Баку, этот чудесный южный город, раскрывал нам свои объятья.

Вот и вокзал. Мы по-быстрому распрощались и каждый двинулся в свою сторону, предполагая, конечно же, никогда больше не увидеться.

Рузанна к моему удивлению не стала спешить покинуть купе. Начала зачем-то перекладывать свои вещи. Явно, не хотела выходить из вагона вместе с нами. Ну да Бог с ней!

Первые шаги по этому красивому восточному городу, я сделал под руководством моего матроса. Всё меня удивляло: и неторопливый, размеренный ритм жизни его обитателей, и продавцы-мужчины газированной воды на перекрестках и тихая уютность площадей и скверов.

Борис хорошо знал город, и мы быстро дошли до гостиницы «Баку», где надеялись остановиться. У Бори там было забронировано место, и он уверял меня, что в это время года там всегда есть свободные места.

У площади, на пересечении улиц, возвышалось девятиэтажное здание без особых архитектурных излишеств. К нашему немалому удивлению, в вестибюле этого приюта путешествующих граждан оказалось многолюдно, шумно и весело.

Народ, в основном азербайджанцы, брали штурмом стойку администратора. Гвалт при этом стоял невообразимый. Свободных номеров не было. Борю, по брони, поселили, а мне сказали:

— Раз вы командировочный, так идите в «Интурист».

И тут же подсказали как туда пройти:

— Через площадь Ленина, мимо Дома правительства, на улицу Пушкина.

Не совсем понимая, что это значит, я уныло побрел в указанном направлении. Слово «интурист» меня как-то смутило и напрягло. В Москве мне и в голову не пришло бы селиться в «Интуристе» — дорого, да и мест свободных не бывает.

Но восточный город — это вам не российская провинция, здесь чудеса вас подстерегают на каждом шагу. Вскоре моему взору открылось чудесное четырехугольное здание с угловыми башнями, портиками и колоннадами, напоминающее Дворец дожей в средневековой Венеции. Монументальный памятник вождю мирового пролетариата — Владимиру Ильичу Ленину — привольно раскинулся на площади перед фасадом здания. Прохожие подтвердили, что это и есть Дом правительства Азербайджанской Советской Социалистической республики, где сосредоточены республиканские министерства, ведомства и прочие управляющие структуры народного хозяйства.

С обратной стороны этого Дворца дожей — читатель, не заставляй меня называть его домом — я набрел на памятник Александру Сергеевичу Пушкину, нашему любимому русскому поэту, правда, никогда не бывавшему ни в древней Мидии Антропатене, времен персидского похода Александра Македонского — Завоевателя, ни в Бакинской губернии при императоре Александре Втором — Освободителе, но призванному, по всей видимости, символизировать дружбу народов Европы, Азии и Северной Африки — одномоментно.

Преодолев уютный сквер, я вошел в холл гостиницы «Апшерон» и словно попал в другой мир. Тишина, спокойствие, красивые интерьеры и пальмы в вазонах — что еще нужно бедному путнику, что бы скоротать зимний вечер?

Красивая девушка за стойкой администратора, представившаяся мне заместителем директора этого отеля, быстро подобрала подходящий номер на четырнадцатом этаже за одиннадцать рублей в сутки. Дороговато для командировочного, привыкшего проживать в гостиницах не дороже трех рублей за день, но отступать было поздно. С очаровательной улыбкой Виолетта сообщила о сопутствующем трехразовым питании в здешнем ресторане. Все сомнения отпали.

Я поднялся на лифте на свой этаж и обнаружил вполне приличный двухместный номер с небольшим балконом и прекрасным видом на вечерний город.

«Только не сбросили бы меня с этого балкона бойцы Народного фронта, если дело дойдёт до межнациональных столкновений», — подумалось мне.

Распаковав свой скромный багаж, я стал готовится к ужину — питание в ресторане было обещано только с завтрашнего утра. Литровая стеклянная банка и небольшой электрокипятильник послужили мне вместо чайника. Пока вода грелась, я достал щетку и стал приводить в порядок свою обувь.

Негромкий стук в дверь, заставил меня обернуться. В дверях стоял статный молодой мужчина, азербайджанец, опрятно одетый. Небольшие черные усики подчеркивали умный смеющийся взгляд. По возрасту — где-то мой ровесник.

Уверенно шагнув в комнату, он протянул мне руку:

— Сурет! Будем соседями.

— Евгений, — представился я.

Я заметил, что мой новый товарищ с неподдельным любопытством меня рассматривает. Словно хочет спросить:

— А какого лешего тебя сюда занесло, сидел бы дома в такое время, когда из репродуктора на стене номера бакинское радио на двух языках шлет проклятия в сторону Армении и маховик армяно — азербайджанского конфликта набирает обороты. Верховный Совет Армянской ССР только что принял незаконные решения по Нагорному Карабаху.

Я рассказал, что я из Москвы, инженер, приехал на Бакинский завод тяжелого электросварочного оборудования заказывать сварочные установки. Сурет понимающе кивнул.

В свою очередь он сообщил мне, что он из города Гянджи, так недавно переименовали Кировабад. По его словам, древнюю столицу Азербайджана.

Он инженер—механик, работает в ковроткацком производстве. Недавно трудовой коллектив избрал его директором ковровой фабрики. В годы Перестройки это была распространённая практика.

И вот теперь он здесь, тоже в командировке, в Госплане Азербайджанской республики, выбивает фонды для своего предприятия.

Тем временем чай заварился, и я пригласил Сурета за стол. Он охотно согласился, достал из портфеля флягу домашнего красного вина и каких-то национальных азербайджанских закусок. Он очень был удивлен, что я проявил находчивость и сам вскипятил воду для чая.

Ещё больше его поразила моя чистка обуви щеткой с обувным кремом.

— У нас это не принято, — заявил он.

Застолье продолжилось, что окончательно скрепило наше приятное знакомство. Сурет рассказал, что после службы в Советской армии, он начал работать в ковровом производстве: слесарем, сборщиком шерсти, помощником мастера. Заочно учился в институте, получил высшее образование. Прошел все ступени карьерного роста. Теперь он, вполне заслуженно, директор предприятия.

Мы вышли на балкон. Баку — этот южный мегаполис, расстилался внизу в январском сумраке наступавшей ночи. Выпавший накануне снег, бесследно исчез, предполагая наступающие теплые дни. Слева, чуть наискосок, виднелся Дом правительства.

— Сурет, — не удержался я от вопроса, — какая оригинальная и странная форма у вашего Дома правительства, прямо какой-то Дворец венецианских дожей времен Республики.

— Вы правы, Евгений, здание в самом деле необычное. Только напоминает оно не Дворец венецианских правителей, а скорее Дворец великих герцогов Тосканских Медичи в итальянской Флоренции.

Баку. Дом правительства Азербайджана

— По другой версии, автор проекта Лев Руднев, певец сталинского ампира, увидел прообраз этого здания на картинах французского художника XVII века Клода Лорена, признанного мастера пейзажной живописи.

— Строительство этого огромного административного здания, где планировалось разместить все министерства и ведомства Азербайджанской республики, началось ещё до войны и завершилось уже в середине пятидесятых годов.

— А куда же смотрели власть предержащие, ответственные товарищи, — поинтересовался у Сурета я, — какое там итальянское барокко, да ещё с восточными мотивами? Где же строгость линий и лаконичность форм социалистического конструктивизма?

— Как удалось обойти чиновничьи препоны?

— Да очень просто, друг мой! Если не можешь данную проблему решить самостоятельно — обопрись на плечо старшего товарища, возьми его в соратники. Лев Владимирович назвал своё творение Сталинским ампиром и это решило дело.

— Иосифу Виссарионовичу такое название архитектурного стиля понравилось, и он утвердил проект. А Руднев стал ведущим специалистом по вопросам сталинской архитектуры. В дальнейшем, вполне заслуженно, — академиком архитектуры и лауреатом многих сталинских премий. Кстати, он ещё и автор проекта МГУ имени Ломоносова в Москве на Ленинских горах.

— Так ли было дело? Не знаю. Но, по крайней мере, в таком виде эта история достигла моих ушей.

— Если в Старом городе доминанта городской застройки — Девичья башня, то здесь, в центре, — прекрасное здание Дома правительства.

— Ну и наш дворец значительно меньше по своим размерам Palazzo Ducale в Венеции и построен не в XIV, а в XX веке. Palazzo Ducale — это, прежде всего, музей мирового уровня, памятник готической итальянской архитектуры.

— Однако, функциональное сходство вы, Евгений, уловили точно. Многие века Palazzo Ducale служил резиденцией Венецианского правительства, Сенатом, Верховным судом и даже пристанищем тайной полиции. Нижний этаж занимали, как и полагается, различные мелкие ведомства: канцелярия, служба цензоров и конторы юристов. В принципе, всё как и у нас, только меньшего масштаба.

— Удобно ли в нем работать, — спросил я, — столько всего намешено?

— Очень удобно, — ответил Сурет, — в каждой из четырех башен свой главный вход. На лифте поднимаешься на нужный этаж и сразу попадаешь в надлежащее тебе ведомство или отраслевое министерство. Я сегодня, вот, сразу посетил и свое министерство, и Госплан республики.

Удовлетворённые беседой, мы вернулись к столу и продолжили наше прервавшееся застолье.