У последней черты. Записки русского инженера на берегах Каспия

Евгений Осипов

Молодой человек, инженер по образованию, прибывает по служебным делам в южный мегаполис — Баку. Здесь в силу разных обстоятельств, он оказывается на самом острие межэтнических противоречий. Герой — человек мирного времени, ему не знакомы ужасы, по сути дела, гражданской войны. Найти своё место на таком изломе истории, сохранить честь и достоинство русского человека, придти на помощь товарищам в трудную минуту — это становится главным для него в стремительно меняющимся окружающем мире.

Глава четвёртая

На улицах города

Я шел по городу Баку, направляясь к станции метро. Улицы были полны народа, всё было спокойно и умиротворенно. Недавнее происшествие в гостинице, теперь казалось какой—то нелепой случайностью, хотя оно и напомнило мне высказывание нашей проводнице в вагоне:

«Ну начинаются восточные штучки!»

Настроение было хорошее и я вертел головой во все стороны, разглядывая красивые фасады старинных зданий и необычные, для российского глаза, восточные сооружения, приглядывался к прохожим.

Люди были сплошь азербайджанцы, приветливые и общительные, охотно подсказывающие мне, как лучше добраться до завода электросварочного оборудования.

Со станции метро «Улица 28 апреля», надо было ехать на окраину города и далее на автобусе до самого завода.

Меня принял сам директор предприятия — доброжелательный азербайджанец, очень довольный моим заказом в такое нестабильное время. Мы быстро обговорили все организационные вопросы, а для уточнения технических — меня проводили к главному инженеру, уже русскому по национальности, человеку. Технические специалисты в отделах, как я успел заметить, были тоже мои соотечественники.

Особых затруднений при уточнении параметров оборудования не возникло и меня отпустили гулять по городу, наказав приходить завтра с утра. И я поехал в центр города, побродить по улицам.

Бакинское метро мне понравилось. Станции не такие помпезные, как в Москве, но уютные и опрятные.

День клонился к вечеру, темнело и я поспешил по знакомым уже улицам в «Апшерон», по дороге перекусив в кафе. Идти на ужин в гостиничный ресторан, после всего происшедшего, после скандала с мордобитием, мне как-то не хотелось.

Я вернулся в свой номер в гостинице. Сурета еще не было, видимо, заседал в правительственных кабинетах. И я, скучая в одиночестве, спустился вниз, к обаятельному и скромному секретарю директора, к Виолетте.

— Виола, — сказал я, — окажите мне гуманитарную помощь. Девушка с удивлением, посмотрела на меня.

— Мне жить в вашем фешенебельном отеле несколько дороговато, — продолжал я, — не подскажите ли куда мне лучше перебраться?

Виолетта слегка наморщила свой лобик, на секунду задумалась и выпалила:

— Идите скорее в «Баку», там появились свободные места. Можете сослаться на меня. Устроитесь — вернётесь за вещами.

Что я и не преминул сделать. Знакомой дорогой поспешил по вечернему городу к месту своего возможного дальнейшего проживания.

Всё оказалось так, как сказала Виолетта. Мне предоставили место в трёхместном номере, на восьмом этаже. Поднявшись на лифте в номер, я обнаружил там двух постояльцев: пожилого азербайджанца и юношу, по-видимому его внука, что вскоре и подтвердилось.

Это были жители Нахичевани, приехавшие в свою столицу, по каким-то делам. Имён их я, к сожалению, не запомнил, но это были, судя по юноше, красивые, стройные, гордые люди. Да и дедушка был ещё хоть куда: в силе и отлично всё соображал.

— Евгений, — представился я, — инженер из Москвы, в Баку в командировке. Приехал заказывать электрооборудование на вашем заводе для своего предприятия.

На улицах города

Дедушка и внучок одобрительно закивали головами. Я занял место слева у окна и отправился назад за своим скромным багажом в «Апшерон», где мне было спокойно и уютно, как дома. Здесь же не было прежнего комфорта. По коридорам ходило много людей азербайджанской национальности, было шумно и как-то тревожно. Они всё время что-то обсуждали на своём языке. Это были одни мужчины разных возрастов. Ни одной женщины я не заметил. И почти сразу я начал раскаиваться, что решил сюда перебраться.

Спускаясь вниз и проходя мимо большого буфета на первом этаже, я заглянул в открытую настежь дверь. Мужчины сидели за столиками, пили чай и смотрели телевизор, по всей видимости крутили через видеомагнитофон турецкие фильмы.

Никто не курил, был порядок,. Перед каждым участником этих вечерних посиделок стояло блюдечко с колотым сахаром, маленький фарфоровый чайник и стаканчик особой формы, суживающийся к середине — армуду, как я узнал в последствии. Важный атрибут азербайджанской чайной традиции, даже можно сказать, национальной чайной церемонии. Эти стаканчики за счёт своей необычной формы, позволяют долгое время и в любую погоду сохранять оптимальную температуру чая, не дают ему быстро остыть. Народ здесь, оказывается, любит пить чёрный байховый чай вприкуску с кусковым сахаром.

Участники сходки меня сразу заметили и в несколько голосов сообщили:

— Русских здесь нет!

Впрочем, сказано это было довольно доброжелательно.

Быстро проделав обратный путь, я застал Сурета в нашем номере, увлеченно листавшего мою богато иллюстрированную книгу «Записки триумфатора» Гая Юлия Цезаря, которую я накануне приобрёл на книжном развале по дороге в гостиницу и оставил на своей кровати. Там были и «Записки о галльской войне», и «Записки о гражданской войне» и какие-то другие произведения этого знаменитого древнеримского полководца и политического реформатора.

— Добрый вечер, Сурет, — приветствовал я своего товарища, — хотите я угадаю какую часть этой книги вы читаете.

— Нечего и угадывать, мой друг! Конечно, «Записки о гражданской войне». Эти бюрократы в министерстве и сами не работают и нам, производственникам, не дают. Вставляют палки в колеса где только могут. Будь моя воля, так отправил бы их всех на трудовое перевоспитание в каменный карьер, добывать гранит и мрамор для украшения общественных зданий. Как в своё время поступил Гейдар Алиев с Абульфазом Эльчибеем.

— Впрочем, это ему мало пошло на пользу. По-прежнему мутит воду, баламутит людей своими россказнями о независимом Азербайджане.

Наша республика расцвела при Советской власти. Столько всего нового построено и создано.

— А люди? Разве можно нас сравнивать с нашими соотечественниками проживающими в Северном Иране? Там ещё средневековье, процветает мусульманский фундаментализм, люди задавлены пережитками прошлого и малообразованны. Женщины вообще лишены всех прав, кроме права на паранджу.

— Так что, друг мой, нам с иранскими аятоллами не по пути. Уйдут русские — придут турки, англичане с американцами и прочие колонизаторы. Наша нефть всех привлекает. Нам надо быть вместе с Россией. Это вопрос жизни и смерти. Наш народ это прекрасно понимает. Конечно, не всё бывает гладко, есть и проблемы — куда же без них? — но это стратегическое направление.

— А ваш вековой конфликт с Арменией? — добавил я, — без России вы же перережете друг друга. Разбираться будите до бесконечности, будут гибнуть люди.

Сурет тяжело вздохнул и опять стал листать мою книгу о триумфаторе древнего мира — Гае Юлии Цезаре.

Помолчав, и видимо отвечая каким-то своим мыслям, он в задумчивости произнёс:

— Главное — перейти Рубикон…

Я тем временем продолжал укладывать свой дорожный саквояж. На глаза мне попался директорский пакет с сургучными печатями. Только теперь я вспомнил про него.

— О, чёрт, — невольно вырвалось у меня, — я совсем про него забыл и куда же запропастилась эта чёртова почтовая открытка с адресом получателя.

Вид конверта с сургучными печатями, привлёк внимание Сурета.

— Евгений, я не знаю, что у тебя там в этом конверте, но советую убрать его подальше и не доставать при посторонних.

— Да так, ерунда — личное послание шефа бывшей жене, — ответил я.

— Ну-ну, смотри друг мой. Только помни, что бывших жён не бывает.

Я в смущении затолкал чёртов пакет вглубь саквояжа.

Сурет с пониманием отнесся к моему переезду в другую гостиницу, тем более, что и сам он завтра утром уезжал в родной Кировабад — Гянджу. В минуту расставания, что дрогнуло в моей душе, так мне стал симпатичен этот прямодушный и искренний человек. Я вытащил книгу о свершениях Юлия Цезаря и вручил ему на память о нашей встрече. Он попросил что-нибудь надписать, и я наспех начертал:

Моему другу Сурету Гусейнову

в память о нашей встрече и

с пожеланием перейти свой Рубикон

С уважением — ЕвгенийБаку 11 января 1990 года

Выйдя на улицу, я еще долго находился под обаянием личности Сурета. Идя по вечернему городу и размышляя над увиденным едва ли не в первый день моего здесь пребывания, я и представить себе не мог, что дал в морду будущему демократически избранному президенту независимого Азербайджана, пожал руку следующему президенту, сменившего предшественника на его высоком посту, отбивался врукопашную от будущего председателя Парламента — Меджлиса и накоротке свёл знакомство с будущим героем Азербайджана и замечательным военачальником. Не мог я тогда и знать, что моя надпись на книге с пожеланием перейти реку Рубикон окажется пророческой.

Через три года мятежное войско Сурета, направлявшееся к столице Азербайджана свергать, исходя из свойственного ему понимания общественной пользы, антинародный режим Абульфаза Эльчибея, остановится в десяти километров от Баку, на границе фортификационных заграждений и окопов.

Пройдут невнятные переговоры с продажными политиками, президент страны сбежит из столицы в родную Нахичевань, Сурету будут предложены высокие государственные посты. Он согласится, станет премьер — министром, возглавит правительство и вскоре окажется в тюрьме с пожизненным сроком заключения, обвиненный в попытке государственного переворота и военном мятеже.

Пытавшегося найти убежище в России, безусловно друга нашей страны, Сурета Гусейнова правительство Ельцина выдаст на суд и расправу азербайджанским властям. Не любят власть предержащие самочинных народных героев. Но не любят, и всё тут!

Интересно, что думал в своей одиночной камере, осуждённый к пожизненному заключению, мой новый друг? Вспоминал ли он в тиши тюремной ночи нашу случайную встречу, наши с ним откровенные разговоры и моё пожелание ему «перейти Рубикон», если того потребуют складывающиеся жизненные и политические обстоятельства. Может быть и вспоминал.

Вернувшись в свой номер, к соседям-нахичеванцам, я застал их за вечернем чаепитием в полностью благодушном настроении. Видимо дела, по которым они прибыли в город, решались удачно. Встретили они меня приветливо, и я бы даже сказал радостно, надеясь на интересную беседу с залётным в эти края, в столь не спокойное время, русским. Мне тоже было интересно с ними побеседовать, расспросить об их жизни в столь далёком горном краю, узнать их мнение о конфликте с армянами.

Сразу скажу, что у меня был печальный опыт общения с торговцами-азербайджанцами в своём родном городе, «во глубине сибирских руд», в Чите. Еще студентом, летним субботним вечером, в центре города, мирно прогуливаясь со своими друзьями и приятелями, я подвергся нападению хулиганов. А может быть, мы сами на них напали. Дело было молодое, прошу не судить меня, уважаемый читатель, строго. Перевес сил был не на нашей стороне, пришлось спасаться бегством. Приятели успели скрыться перед набегающей толпой хулиганов, а я один кинулся им на встречу. Всё это столкновение происходило у фасада красивого старинного здания, где располагался областной комитет государственной безопасности. КГБ, как его называли в то время.

Хулиганы меня окружили, начали куражиться надо мной. Какая-то девушка, мстя за своего пострадавшего друга, начала отвешивать мне пощечины. Расправа готовилась серьёзная. Правоохранителей рядом не было, а из здания госбезопасности, в этот субботний вечер, тоже никто не поспешил мне на помощь. Дело приобретало крайне неприятный оборот. Я понимал, что натешившись оскорблениями, хулиганы примутся за меня всерьёз.

В критический момент, когда я уже стал плохо соображать, напротив, на перекрёстке остановился троллейбус и его водитель стал кричать, чтобы меня оставили в покое. Я ещё удивился, что троллейбус едет не той улице, а перпендикулярно, по улице где нет троллейбусных проводов. Видимо, дела мои в самом деле были плохи. Хулиганы отступили, а проходившие мимо двое азербайджанцев, один помоложе — другой постарше, вызвались проводить меня до дома. Имён их я не запомнил.

Родителей и сестры Веры дома не было, все уехали куда-то отдыхать. Моя молодая и любимая супруга Танюша тоже в этот день уехала к своим родителям. Я остался в квартире один, пригласил друзей и товарищей на дружеское застолье и как видите сразу попал в переплёт.

Конечно, я пригласил своих спасителей — азербайджанцев к себе домой на чашку чая. Им у меня понравилось и они, видя что я один. попросились остаться у меня ночевать. Я, конечно, не мог отказать в этом своим новым знакомым.

Мы сидели на кухне за столом и пили чай, когда раздался звонок в дверь. Подоспел ещё один мой друг — Вадим, студент политехнического института, который с большим удивлением стал взирать на моих новых смуглых приятелей ничего не понимая. Он не был свидетелем происшедшей уличной потасовки.

Мы посидели все вместе за столом, рассказывая Вадиму о произошедшей со мной неприятности и припоминая различные моменты уличного столкновения. Приближалась полночь, пора было расходиться. Я взял ведро с мусором и вышел на улицу, заодно проводить и своего товарища. Минут десять мы ещё с ним постояли внизу у подъезда, осмысливая ситуацию, и я вернулся домой в квартиру.

Я постелил своим новым друзьям постель в родительской спальне и предложил им принять душ, который они успешно приняли, но прилично затопили ванную комнату, не догадавшись прикрыться шторкой. Из чего я сделал вывод, что им не часто приходится выполнять такую гигиеническую процедуру, видимо, где-то в своей далёкой сельской глубинке. Впрочем, Вадим мне сразу сказал, что это, с большой очевидностью, торговцы фруктами с местного рынка.

Ночь прошла спокойно без всяких происшествий. Попив на дорожку чайку и вместо того чтобы начать прощаться, мои южные гости огорошили меня заявлением, что они придут ко мне ночевать и на следующую ночь, и им теперь не надо устраиваться в гостиницу. В ответ я только уныло улыбнулся и согласился принять их опять.

После всех свалившихся на меня неприятностей, хотелось побыстрее забыть всю эту неприятную историю, вычеркнуть ее из памяти как будто этого и вовсе не было. Но не тут то было.!

Стрессовая ситуация вкупе с алкоголем, породила во мне страх, какой-то испуг и я захотел скрыться в каком-нибудь уединённом месте. Недолго думая, поехал к своей тётушке Нине на дачу, близ Читы, и провёл там весь день.

Неяркая, скромная забайкальская природа и прохладные струи реки Ингоды, совершенно меня оздоровили. В приподнятом настроении я возвращался в город. Но на подходе к нашему дому, чувство страха вновь овладело мной. Мне не захотелось ещё раз встречаться со своими вчерашними спасителями. Тем более, что вместо условленных семи часов вечера, я возвращался в девять и уже темнело.

Осторожно я приблизился к своему подъезду. Поднялся на наш третий этаж, вошёл в квартиру и облегченно вздохнул — никто меня не подкарауливал.

Только на другой день я обнаружил, что пропало моё обручальное кольцо. Оно лежало в секретере за стеклом на самом видном месте и взять его мог кто угодно. Этим кольцом я очень дорожил. Оно скрепляло наши семейные узы с Татьяной.

Мы поженились ещё студентами. Деньги для приобретения наших обручальных колец, я — студент Иркутского политехнического института, заработал в летние каникулы, трудясь в студенческом строительном отряде «Баргузин — 75» на строительстве Байкала — Амурской магистрали на севере Иркутской области. И вот моё обручальное кольцо украли. Еще раз всё тщательно обыскав, я вынужден был признать эту горькую истину.

«Кто мог это сделать?» — спрашивал я сам себя.

Ответ лежал на поверхности:

«Конечно, азербайджанцы. Ну не друзья — товарищи, же»!

Позднее, вернувшаяся с курорта мать, сообщила, что у неё перерыты и перевёрнуты в укромных местах шифоньера все коробочки и шкатулки, где с виду предположительно могут храниться золотые украшения и пропала недорогая брошь с искусственными камнями. Видимо, её прихватили наспех, не разобравшись.

Мои родители были педагоги и в нашей семье не было ни традиции, ни лишних средств на приобретение и хранение под спудом золотых изделий.

Хорошо, что ещё не украли обручальное кольцо моей мамы. Наверное, оно было у неё на пальце. Всё это окончательно подтвердило мои подозрения.

Теперь, надеюсь, уважаемому читателю понятно моё предосудительное отношение к азербайджанцам вообще.

Я вкратце рассказал соседям по номеру эту свою историю с пропажей кольца.

— Нэт, — сказал дедушка, — азэрбайджанцы нэ стали бы так поступать. Оны тэбэ помоглы в трудную мынуту, они сталы тыбэ друзья.

Да я и сам видел, что передо мной совершенно другие люди — смелые и гордые, живущие в горах своим трудом. Они выгодно отличались от рыночных торговцев фруктами.

Но всё равно моя мама не советовала мне обижаться на этих азербайджанцев, если они и взяли себе на память моё обручальное кольцо. Во-первых обручальное кольцо всегда должно быть на руке, а во-вторых при неблагоприятном развитии событий оно вообще могло не потребоваться мне в дальнейшем.

В их конфликте с Арменией из-за Нагорно—Карабахской автономной области, я больше сочувствовал армянской стороне. Наверное, не в последнюю очередь из-за моего пропавшего обручального кольца. Историю их межнациональных отношений я себе уже представлял, но решил узнать мнение на этот счет моих соседей—нахичеванцев.

С самым невинным видом я спросил:

— Почему армяне считают, что это их земля?

Дедушка и внучок аж подпрыгнули на месте от возмущения.

— Арманский чаловэк — хытрый — хытрый чаловэк, — сказал дедушка.

— Наши предки ещё в стародавние времена, когда армяне спасаясь от турок и персов бежали к нам в горы, — стал пояснять внучок, — позволили им здесь укрыться, пережить трудные времена. И вот как они нас отблагодарили — объявили, что Нагорный Карабах теперь их. Как мы можем с этим смириться?

— Мы ехали сюда на автобусе, когда проезжали через армянские селения в Карабахе, нас забрасывали камнями. Приходилось ложиться на пол. Разбили в автобусе все стёкла. Хорошо ещё не стреляли.

— А что, есть у них оружие?

— Да навалом, — ответил молодой человек, — достают где-то.

— Арманский чаловэк — хытрый — хытрый чаловэк, — опять начал дедушка.

— У деда тоже есть солдатский автомат, он охотится с ним в горах. Знаешь такой? C деревянным прикладом.

Такой автомат с деревянным нескладывающимся прикладом был мне отлично знаком и нравился больше, чем металлический, складной. Кстати, под армейской плащ-палаткой он совершенно не заметен. В своё время я так заходил в сельский магазин, и никто не обращал на меня никакого внимания.

Дедушка с внуком продолжали ругать армян на своём языке. Я же, почувствовав сильную усталость от этого наполненного событиями дня, завалился на свою кровать и быстро уснул под доносящийся из-под подушки приятный тикающий звук ручных часов «Слава», славного Второго Московского часового завода. Но сон мой, всё равно был беспокойный. Наслушавшись страшных истории, я стал бояться, что мне ночью всадят в шею нож. Усилием воли отгонял, как мне тогда казалось, эти пустые страхи.