Медвежье молоко

Елена Ершова (2025)

Оксана бежит от деспотичной матери к отцу в Медвежьегорск, но вместо тихой гавани попадает в центр мистических событий. Утром исчезает её дочь, и все вокруг утверждают, что девочки никогда и не было. На помощь Оксане приходит криминалист-одоролог Герман Белый. В это время в округе исчезают дети, а в лесах находят их тела с рябиной во рту. Герману предстоит разгадать тайну этих убийств и понять, как они связаны с легендами о белоглазой чуди. Когда по следу Оксаны пускается Великая Медведица, вода становится отравленной Болотным царём и начинается война между звериным и птичьим царствами. Оксане и Герману придётся войти в таинственный Лес, чтобы остановить убийства. Но смогут ли они преодолеть все препятствия и вернуться домой?

Глава 2

Побег

Альбина рисовала снегирей, фломастеры поскрипывали — процесс в самом разгаре. Закончив, девочка протягивала матери изрисованный лист, сопровождая радостным:

— Ещё птички!

Их на переднем сиденье скопилось с дюжину — бока алели спелыми яблоками, густо заштрихованные безглазые головы с несоразмерно вытянутыми, будто у ворон, клювами, производили на Оксану отталкивающее впечатление.

— Может, нарисуешь зайчика? — предложила она, не отрывая взгляда от дороги и опуская козырёк: солнце жарило в лобовое, даром что октябрь. — Степашку, как в «Спокойной ночи»?

Альбине одиннадцать, а разум как у малышки. Солнечное дитя. Синдром Дауна.

Светлая макушка в отражении упрямо колыхнулась влево-вправо, и скрип фломастеров возобновился. Оксана вздохнула: пусть лучше рисует, чем хнычет. Если верить навигатору, до Медвежьегорска, или Медгоры, как говорили местные, оставалось чуть менее тридцати километров. Еще один утомительный час в дороге, не считая остановок, — бесконечные дорожные работы прибавляли к поездке лишнее время и выматывали долгим ожиданием.

Оксана покрутила колесо настройки радиоприёмника. Шипение сменилось отдалёнными голосами:

–…Авсейкин Никита, десять лет, Приозёрск… неизвестно… родинка на правой щеке… в джинсы, синие кроссовки… любую информацию… пятьдесят четыре — пятьдесят два… проверка информации…

Сморщившись, выключила приёмник. Слушать новостные каналы стало решительно невозможно, ориентировки «Лизы Алерт» передавали с завидной регулярностью: восемь пропавших детей за последнюю неделю, из них трое погибших. Чёрно-белое фото тринадцатилетней девочки с подписью «Найдена. Погибла» занимало первые полосы газет.

Оксана поклялась не спускать с Альбины глаз, втайне надеясь, что в Карелии будет безопаснее, чем в Ленинградской области, где родители провожают детей за ручку до самых классов и встречают, отпрашиваясь с работы; где расклеены оранжевые объявления с портретами пропавших, трое из которых уже никогда не вернутся домой, потому что найдены обескровленными, голыми, с набитыми рябиной ртами. И какому психу придёт на ум такое?

Несколько раз вдохнув и выдохнув через сжатые зубы, чтобы успокоить скачущее сердце, спросила через плечо:

— Пить хочешь, солнышко?

Придерживая руль локтем, протянула бутылку-непроливайку дочери. Альбина мотнула головой:

— А когда приедем?

— Скоро, милая, — пообещала Оксана, едва веря, что выполнит обещанное. Дорога петляла вдоль глухих сосновых лесов и озёрных блюдец, и уже трижды после Кондопоги они останавливались, чтобы сбегать в кустики и перекусить бутербродами. Хорошо, что на этот раз от питья Альбина отказалась: если придётся останавливаться снова, Оксана просто не сможет вернуться за руль — мышцы уже сводило от напряжения.

Она поднесла бутылку к губам, сдавила пластиковые бока, ожидая, пока тёплая жидкость польётся в горло, как вдруг по-осиному зажужжал телефон.

От неожиданности Оксана дёрнула плечом, и капли упали на ключицу. Негромко выругавшись, она убрала бутылку и скользнула взглядом по экрану смартфона.

Мама.

Ладони взмокли. Оксана вильнула рулём, и колесом заехала на сплошную — благо, встречка была пустая. Выровняв «логан», она стиснула зубы, стараясь унять горячую дрожь. Телефон вибрировал. Разрисованные листы под ним сухо шуршали.

Оксана обернулась через плечо: сумка лежала на заднем сиденье рядом с детским креслом — не дотянуться, а ведь наушники были бы кстати. Попросить Альбину? Дочка увлечённо возила фломастером по альбому — ярко-алый цвет сменился бледно-розовым, от этого птичья грудь походила на освежёванное мясо.

С губ сорвался всхлип.

Надо подождать. Немного успокоиться и подождать — тогда звонок прекратится сам.

Хотелось зажмуриться. Хотелось стать невидимой. Испариться. Может, даже провалиться в один из карьеров, где добывали щебень. Вот только мать достанет и там.

Телефон затих, потом снова настойчиво загудел.

Сколько будет таких попыток? Оксана боялась, что бесконечно много.

— Мама, — сказала Альбина с заднего сиденья. — Баба Маша звонит.

— Конечно, солнышко, — механически ответила Оксана севшим голосом и сжала пластиковый корпус смартфона, горячий и скользкий от её ладоней. Потом шепнула в динамик: — Да…

— Ксю-ша-а! — плаксиво взвыли в трубке. — Тебя к ужину ждать?!

— Нет, — хрипло ответила Оксана.

— Не слышу-у!

— Нет!

С выскальзывающим телефоном вести было неудобно, слова давались с трудом.

— А что случилось? — напирали в динамике. — Где внучка?

— Со мной…

— А ты где?! Почему связь пропадает? Говори громче! Где твои вещи? Почему машины во дворе нет?

— Потому что я уехала, мама.

В телефоне установилась тишина. Оксане хотелось сбросить вызов, но телефон будто прилип к уху, пальцы не разгибались. Ей представилось мамино лицо: круглое, постепенно расцветающее багровыми пятнами. Непонимание в невыразительных глазах сменяется обидой, затем гневом.

— Уехала? — повторили в телефоне. — Куда? К… этому?

Последнее слово мать выплюнула с явным отвращением. Какая-то Оксанина часть была с ней согласна, другая же намеревалась выдержать разговор до конца.

— Нет. Я же сказала, с Артуром у нас всё.

— Знаю я тебя! Поманит и поскачешь как миленькая! Хоть бы дочь пожалела, потаскуха!

Слово было как пощёчина. Оксана задохнулась, до боли вцепившись свободной рукой в руль.

— Дрянь ты! — продолжала говорить мать, и её голос вворачивался шурупом. — Тварь неблагодарная. Я на тебя лучшие годы положила! Я тебя приютила, гадину! А ты чем матери отплатила, а?! Бросила мать! Родную кровиночку увезла! А у матери сердце больное! — она теперь кричала, срываясь на визг. — Никому не нужна! Дочери родной не нужна! Так-то за добро отплатила?! За ночи бессонные! За крышу над головой! Гадина ты! Шалава! — Оксана слушала вполуха, цепенея от слабости и невозможности это прекратить. Глаза щипало, дорога превратилась в подрагивающее желе. — Проститутка ты последняя! Стерва бессердечная! Ох, горе! Ох! — голос звучал теперь, точно сквозь вату. — Умираю! Ох, убила дочь родная! Прямо в сердце ножом! Ксю-ша-а!!

Визг перешёл в рёв. Солнце над дорогой померкло — его пересекла громадная тень. И тонкий Альбинин голос отчетливо произнёс:

— Мама! Смотри, бычок!

Оксана выронила телефон и успела вывернуть руль.

Машину повело. Стена леса сдвинулась вправо, в стекла полетел мелкий гравий. «Логан» остановился на обочине, чудом не вылетев за отбойник, и благополучно заглох.

Оксана прижала ладони к лицу и сидела бесконечно долго. В телефоне слышались короткие гудки — их размеренность вызывала в теле непроходящую дрожь.

Эта старая маразматичка едва не угробила их! Своей истерикой она чуть не довела Оксану до нервного срыва и не угробила вместе с внучкой!

И что с Альбиной?

Хотелось обернуться, но было боязно. Воображение рисовало тысячу ужасных картин, которые Оксана мысленно стёрла усилием воли. Под сердцем стало тесно и холодно.

— Альбина? — сипло позвала она и принялась расстёгивать ремень, кнопка скользила в мокрых пальцах. К её облегчению, в зеркале отразились испуганные глаза дочери. — Ты в порядке? Я сейчас приду к тебе, малыш…

— Не открывай, — ответила та почему-то шёпотом. — Там страшный бычок.

Оксана перестала бороться с ремнём и глянула через стекло.

Посреди дороги и немного позади них стоял лось.

Оксана вздрогнула, представив, что стало бы с ней и Альбиной, если бы животное врезалось в машину.

Крутые бока вздувались и опадали, напомнив Оксане кузнечные мехи. Голова, увенчанная рогами — левый оказался обломан, — клонилась к земле, и ноздри беспрерывно двигались, точно вынюхивая след. Оксана не была уверена, что лоси ведут себя именно так.

— Мама! — громким шёпотом произнесла Альбина. — Его поклевали птички.

Теперь Оксана поняла, отчего бока лося ходят ходуном: в шерсти, чёрной от запекшейся крови, зияли сырые проплешины. Кое-где шкура отходила лоскутами — там уже вовсю пировали слепни, — и виноваты были совсем не птички. Нет, не птички! Но какой зверь мог нанести такие раны?

При мысли о неведомых хищниках, может, даже медведях, Оксана снова покрылась липким потом, не зря же это место издревле называлось Медвежьей Горой! Или раны нанёс человек? Тот, кто набивает рты мёртвых детей рябиновыми ягодами? Нет, вряд ли человек справится со зверем, не справится и сама Оксана. Надо убираться как можно скорее!

Она нащупала ключ зажигания. Повернула. Мотор успокаивающе зарокотал.

Лось приподнял голову и уставился круглым коричневым глазом — только правым, потому что вместо левого виднелась стянутая коростой дыра. В ней что-то копошилось и подёргивалось, вызвав у Оксаны приступ тошноты.

— Солнышко, — дрожащим голосом произнесла она, плавно выжимая сцепление. — Не смотри в окно, хорошо?

— Почему? — спросила Альбина всё тем же шёпотом, но в её голосе не было капризных ноток, и Оксана понадеялась, что уж с дочерью обойдётся без истерик.

— Просто закрой глазки, — как можно мягче сказала она. — Нам нужно ехать.

Карий глаз лося завращался и закатился под веко, явив налитый кровью белок.

Сдерживая тошноту, Оксана медленно тронулась с обочины.

Только бы вернуться на полосу.

Только бы никто не помчался по встречке.

Только бы раненое животное не решило, что «логан» представляет для него опасность, и не взялось атаковать.

Косясь на зеркала, Оксана осторожно вырулила на дорогу. Солнце поплавком повисло над косматыми, поросшими соснами холмами, щедро обливая дорогу янтарным светом, и всё позади машины — деревья, отбойники, неподвижная, точно окаменевшая, фигура лося — превратилось в силуэты.

Оксана вдавила педаль в пол.

«Логан» рванул, набирая обороты, стена леса покатилась назад.

Время от времени Оксане казалось, будто по асфальту грохочут гигантские копыта — но это лишь сердце беспокойно колотилось в груди да где-то под сиденьем беспрерывно вибрировал телефон.

До Медвежьегорска оставалось тринадцать километров.