Кричи громче

Елена Тодорова

Она для него всегда была под запретом. Дочь друзей его родителей. С детства они устраивали друг другу диверсии, дрались и спорили по каждому пустяку. Но он никогда не давал ее в обиду посторонним. Все умещалось в дружеские рамки. Пока по глупости и неосторожности они не оказались запертыми в секретном бункере. И там… все их чувства вырвались за границы дозволенного. Молодые. Дурные. Горячие. Двадцать семь дней. Он. Она. И тишина.

4

Ярослав

— Ярик… Ярик… — не осознаю, что голос святоши звучит в реальности, а не в моем сне. — Ты… Ты в меня упираешься… Ярик…

Да, упираюсь ей в задницу. Потому что приятно мне так. Офигеть, как приятно…

— Тихо, лежи… — мычу мало разборчивым хрипом.

Веду рукой по ее животу к сиськам. Но едва задеваю божественные холмики, меня оглушает пронзительный вопль.

— Яр, это я! Маруся! — по руке меня лупит. — Проснись, Градский!

Я не то что проснулся. У меня после такого пробуждения психологическая травма.

— Проснулся. Орать перестань, — открываю глаза. Оцениваю обстановку. Все та же беспросветная темень. Все, что я вижу. — Замри уже. Не вертись.

— Как я могу не вертеться? Если мне неудобно…

— Сейчас пошуруешь в свою кровать.

— Когда это мы поделили территорию? Тут нет моей кровати! Где хочу, там и лежу! — толкает меня под ребра локтем.

— Еще одно движение, и ты продолжишь это делать на полу!

— Не посмеешь, — слышу, как цедит возмущенно воздух.

— Ты. Меня. Провоцируешь. Святоша, — выдаю с жесткими расстановками.

Как же она бесит меня!

— Ярик, дорогой мой…

Яркая вспышка света заставляет нас обоих от неожиданности резко зажмуриться. О начатом споре мы, как бывало раньше, вмиг забываем.

— Боже, наконец-то! — Машка резво соскакивает с кровати.

Ее измятое за ночь дизайнерское платье окончательно дыбом встало. Пока «сеструля» поднимается, вижу ее красные труселя. Привставая, подпираю ладонью голову и жду, когда оно обратно упадет. Но у платья настроение точно как у меня — стоит.

— Э-э-э… Святоша, у тебя юбка к спине приклеилась…

Стремительно крутанувшись по своей оси, Титова, пронзая меня пламенным взглядом, принимается судорожно одергивать вздыбленную ткань.

— Придурок, — свирепеет на ровном месте.

Я-то в чем виноват? Надо было промолчать? В следующий раз так и сделаю! Пусть ходит с голой жопой!

— Не за что! — рявкаю в ответ и сползаю с кровати.

Ломка в теле такая, словно меня побили. Все мышцы затекли. А все почему? Пожалел принцесску. Полночи промучился.

Зевая, растираю ладонью лицо. Когда открываю глаза, вижу, что святоша на пах мой смотрит и отчаянно краснеет.

— Это не к тебе. Просто утренняя реакция.

Да, на матрас.

— Ладно… — отвернувшись, включает мобилу. — Давай уже выбираться из этого жуткого места.

— Который час? — снова зеваю.

— Восемь тридцать. Через полтора часа венчание. Мама с папой, наверное, уже кинулись меня… Давай быстрее, Яр. Нужно ехать.

За ночь в этом погребе температура прилично понизилась. Ощутимо перебирает по спине озноб.

Подхожу к системе безопасности. Не переставая зевать и тереть глаза, второй рукой ввожу код. Но вместо щелчка замков прибор вспыхивает красным и рубит по ушам коротким резким звуком.

— Что это? Что случилось? Ярик, проснись. Смотри, что нажимаешь… Вдруг заблокирует!

— Вот не ной ты над душой, — выхожу из себя. — Отойди вообще, не трись об меня. Утром я опасен. Серьезно, святоша. Последнее предупреждение.

— Маньяк, — выпаливает Машка, но расстояние все же увеличивает.

— Да, лично твой, — сам не понимаю, что бубню. — Если мы останемся здесь еще на день, спать ко мне не приходи. Изнасилую.

— Ну, ты и придурок! Не приду, конечно!

Не собираюсь с ней церемониться. Хватит. Вот пусть плачет, не плачет, я ее к себе в кровать никогда не возьму! В конце концов, я ей не папочка. Принцесса, блин.

Стоит и маячит. Шурудит этим своим дурацким платьем. Сжечь его нужно, а не носить.

— Черт… Я все правильно ввел.

Повторно набираю код и к своему ужасу понимаю, что он снова не срабатывает.

— Что не так? Ты забыл, да?

— Нет, не забыл. Я уверен, что вводил вчера — 7471.

— А сейчас?

— Так же!

— Тогда почему он не работает? Попробуй еще!

Пробую. Результат тот же.

— Боже, Яр! Почему он не работает?

— Откуда мне, блядь, знать? Перестань верещать на ухо, — начинаю капитально беспокоиться из-за всей этой фигни. Но стараюсь все же не впадать в шабаш, как это любит делать моя изнеженная Машка. — Может, из-за того, что питания не было, код обновился?

Последнее выдвигаю чисто для себя, но Титову прям на месте подбрасывает.

— Ты шутишь? Ты же шутишь? Ты спецом меня пугаешь, да? Скажи! Потому что мне страшно! Признаю!

— Нет, сейчас я все делаю правильно. Не пугаю тебя, — доношу до этой истерички как можно мягче. — Он не работает.

— Но… Как мы тогда выберемся отсюда?

— Не волнуйся, скоро придет Ридер.

— Ты уверен?

Нет, не уверен. Но Машке об этом знать нельзя.

— Я разговаривал с ним вчера, пока ты сидела с завязанными глазами в машине. Он в курсе, что мы тут до утра. По-любому приедет.

— А если нет? Ты же его знаешь! Каких-то колес наглотается и спит потом до вечера. Не раз так было…

— Подождем, Маш. Когда-то же проснется.

Она за голову хватается и, надувая щеки, шумно выдыхает.

— А если нас искать будут, это место, его как-то видно с улицы? Что это вообще такое?

— С улицы это обычный коттедж, каких на ней десятки, — признаюсь. — Но Ридер придет. Не волнуйся.

— А если все же нет? — в ее глазах такое отчаяние горит, едва сдерживаюсь, чтобы не обнять. — Нас смогут как-то найти? Ты далеко машину оставил?

— Не особо, — отвожу взгляд. — Просто… С другой стороны. И тут как бы… В доме вход в бункер… Он порядочно засекречен.

— Черт… Я не хочу здесь сидеть, — паникует. — Ни минуты не хочу!

— Понимаю. Я тоже. У меня вообще час назад тренировка началась. Знаешь, что мне за пропуск будет?

— Ярик… — вздыхает Машка. В глазах уже слезы вижу. — Мне страшно.

— Да перестань ты! Все нормально. Я же с тобой, — приобнимаю все-таки за плечи. — Пошли, давай. Посмотрим, что тут есть пожрать.

— Я не голодна.

— Я голоден. Пойдем, красивая. Давай, — увлекаю ее в подсобное помещение. Стараюсь отвлечь. — Знаешь, что я хочу? Тут по-любому должна быть ореховая паста. Во всех фильмах про апокалипсис в убежище берут такую хрень.

— Да, точно… Должна быть.

Где же чертов Ридер?

— Ну, хоть жрачки тут навалом, — шурша по полкам, довольно выдаю я. — С голодухи точно не помрем. Давай, не стой, Маруся. Что будешь?

— Не знаю… Может, печенье, — ломается моя поникшая «сеструля».

— Ореховое, кокосовое, ягодное, шоколадное…

— Кокосовое.

Протягиваю ей пачку. Себе беру фисташки и пачку чипсов. По дороге из кладовой еще и бутылку колы прихватываю.

— Яр… — мнется Машка в комнате.

Явно не знает, как сказать. Подталкиваю:

— Что опять? Говори уже?

— Я в туалет хочу, — шепчет она, покрываясь красными пятнами. — Давно терплю. Но боюсь. Проводи меня.

Бросаю еду на измятую кровать и беру ее за руку. В другой ситуации я бы, может, и заржал, но сейчас, при виде перепуганной Машки, у меня уже в груди щемит.

— Чего ты боишься? — мягко журю свою принцесску по дороге.

Выступая по направлению к ванной первым, бью по выключателю и вхожу. Я тут уже побывал, и мне даже в голову не пришло оглядываться. Обычная ванная. Не представляю, чего тут можно бояться? Но, это ж Маруся… Девчонка… У нее случаются такие заскоки.

— За… За шторкой никого нет? Посмотри…

Закатывая глаза, отдергиваю шуршащий полиэтилен.

— Никого.

— Ты за дверью постоишь?

— Хорошо, — со вздохом заверяю ее.

— Спасибо.

Исполняя свое обещание, полминуты подпираю спиной стену. О жрачке думаю, в животе так и урчит… Как вдруг слышу приглушенный Машкин вскрик.