Трудно удержать

Кристи Бромберг (2020)

ЛЕННОКС Контракт с Профессиональной футбольной лигой должен был обелить мою испорченную репутацию. Но потом я обнаружила, что заключила сделку с дьяволом: игроком, которого мне нужно сделать своим клиентом, оказался плохиш и звезда Премьер-лиги Раш Маккензи. Татуированный сексуальный британец. Юноша, который стал центром невероятного скандала. Какая у меня цель? Убедить его остаться в США. Но я решила немного повеселиться. Просто скоротать вместе время, пока мы оба пытаемся показать миру, на что способны. Но если кто-то узнает, что нас связывает не только бизнес, все слухи, что о нас ходили, станут реальностью. РАШ Мне не стоило брать вину на себя. Но я это сделал и готов на все, лишь бы сдержать слово. Даже рискнуть тем, над чем так усердно трудился. Единственный плюс во всем происходящем — Леннокс Кинкейд. Восхитительная. Дерзкая. Девушка, с которой мне не стоит связываться. Проживание в одном доме с притягательной сотрудницей спортивного агентства должно было отвлечь меня от царящего вокруг хаоса. Но безобидная интрижка переросла в то, чего я совсем не ожидал.

Глава 9. Раш

Я на взводе.

Моя жизнь вот-вот совершит крутой поворот, и я до смерти боюсь, что после этого окажусь далеко от всего, что знал. И уже никогда не смогу вернуться.

Я громко вздыхаю, пока мой агент продолжает трещать без умолку.

— Буду с тобой честен, приятель. Я перестал что-либо понимать еще пару минут назад. Просто скажи, получал ли ты новости от руководства. — Я стою на краю заднего двора Джонни и любуюсь открывающимся передо мной видом. Стоит только заглянуть дальше неприлично дорогих домов, что ютятся друг на друге, скрывающая зелень долина из стекла и бетона меркнет перед раскинувшимся за ней городом.

Восходящее солнце у меня за спиной отражается от небоскребов вдалеке, а за ними виднеется сверкающая голубая полоска Тихого океана.

Раз уж вид настолько завораживает, почему тогда я скучаю по пасмурному небу и мрачным пабам родины? Прошло всего две недели.

Потому что тебе не хватает футбольного поля. Стадиона, что возвышается вокруг, пока ты тренируешься. Страха проиграть, а также того чувства, что ты — часть истории.

В США я чувствую себя отстраненным… словно все просачивается сквозь пальцы, а я ничего не могу с этим поделать.

Тем не менее я стараюсь проявить терпение, прислушаться к Финну, сделать именно то, о чем меня попросили.

— Ты заходил в интернет? Смотрел, что пишут в английских газетах? Я понимаю, почему ты игнорируешь пресс-агента, даже она это понимает, но тебе же лучше, чем кому-либо, известно, что потребуется время, чтобы расхлебать ту кашу, которую ты заварил, — говорит Финн. — Если ее вообще можно расхлебать.

При последнем замечании я разминаю плечи и потираю переносицу.

Неужели я облажался? Неужели разрушил все, над чем работал? Следует ли мне позабыть о верности и необходимости отплатить за услугу и превратиться в негодяя, которым меня и так считают?

Разве не иронично?

— Для такого нужно время, Раш. Не каждый день кто-то из моих клиентов устраивает переворот в своей же команде.

— Я уже говорил, что люди докопались бы до истины, если бы присмотрелись получше.

— И что, черт возьми, это значит? Я твой агент, который должен оставаться на твоей стороне, бороться за тебя, а ты бросаешься громкими фразочками.

«Тогда почему же я в Америке?» — спрашиваю я себя раз за разом.

— Мне приказали об этом не распространяться.

— Чушь собачья, и ты это знаешь. Я действую в соответствии с тем, что мне известно, — повторяет Финн, казалось бы, уже в миллионный раз. Хотя я помню, как он примчался ко мне, когда новости только появились. Как кричал, что я не способен сосредоточиться на игре и удержать свой член в штанах.

Как и все вокруг, он поверил в худшее.

— Я должен оставаться на твоей стороне и бороться за тебя. — Предполагалось, что я ничего не должен доказывать Сандерсону, что он верит в меня как в человека и как в игрока. Но все же…

— Я же здесь, разве нет? Делаю то, о чем ты попросил.

Кажется, это замечание помогает ему успокоиться. Взяв себя в руки, он прочищает горло.

— Знаю, веселого в этом мало, но залечь на дно — лучшее, что ты пока что можешь сделать.

— Ты же поддерживаешь связь с клубом? С руководством? Я в лучшей форме, приятель. На пике своей карьеры. И не могу позволить себе пропустить сезон.

— Ты будешь играть, только не за…

— Нет, мое место в команде Ливерпуля. Только там я и хочу играть, — заявляю я тоном, подсказывающим, что на любой другой вариант я не соглашусь.

— Ну тогда не стоило спать с женой товарища по команде.

Я вздыхаю и от отчаяния провожу рукой по лицу.

— Я же говорил, что не…

— Да-да, знаю. Ты этого не делал, — усмехается он, чем действует мне на нервы. Звучит как «я тебе не верю» или «я тебя слышу, но несешь ты полнейший бред». — К тому же не важно, делал или нет, значение имеет только то, что о тебе думает публика. Не сможешь переубедить ее, так и останешься грешником.

— Какой же дурдом.

— Да, и поэтому ты в Лос-Анджелесе. Мы сделаем так, чтобы ты оставался на виду, покажем, сколько пользы ты приносишь спорту, а потом усадим их за стол переговоров и посмотрим, что выйдет. Доверься мне.

— Я тебе доверяю, но на кону моя жизнь.

— Она и останется твоей, просто нужно дождаться, когда все утихнет.

— Хорошо.

— Перезвони мне, чтобы рассказать, как все прошло. Обещаю, будет не так ужасно, как ты себе представляешь. А чек…

— У меня денег больше, чем я могу потратить, Финн. Чеки мне нужны только от команды «Ливерпуля».

— Или от кого-то похожего, — снова добавляет он и замолкает, пока его слова оседают и поражают меня сильнее, чем я ожидал.

За всю карьеру я играл только в футбольном клубе «Ливерпуль». Когда мне было пятнадцать, я получил стипендию и с тех пор прокладывал себе путь по служебной лестнице, пока не стал тем, кем являюсь сегодня, — центральным нападающим «Ливерпуля», а в следующем году — капитаном команды.

Если в следующем году я вообще буду там играть.

— Я не рассматриваю возможность играть в другой команде.

— А стоило бы, — вздыхает Финн. Ненавижу, когда он так делает, потому что знаю, что за этим последует что-то еще. — Твое пребывание в Лос-Анджелесе — не совсем публичный способ показать, что ты не прячешься. Создать впечатление, что ты приехал в Америку по работе, а не чтобы игнорировать всех, пока скандал не уляжется. Пассивно-агрессивный вариант того, как сказать, что ты не боишься показать лицо и что тебе нечего стыдиться.

— Я на взводе.

— Знаю, но тренироваться ты можешь где угодно. Тебе не обязательно быть в Англии, чтобы оставаться в форме.

Но обязательно, чтобы просто жить.

Когда мы заканчиваем разговор, я чувствую себя не лучше, чем раньше. Не помогает и то, что, когда я закрываю приложение на телефоне, в приложении всплывает фотография, из-за которой я сейчас нахожусь в таком затруднительном положении.

От этого у меня еще больше портится настроение.

Я уже собираюсь вернуться в дом, когда замечаю Леннокс — женщину, которую никак не могу выбросить из головы после сцены у бассейна и в ванной. Она стоит на кухне со скомканным кухонным полотенцем в руке и смеется над чем-то, что сказал Джонни.

Какова ее история? Что их связывает? Очевидно, они близки, в противном случае она не стала бы звонить и просить остаться здесь.

Может, раньше они встречались? Неужели они нравятся друг другу, но никак не могут в этом признаться? Или же они именно те, кем и кажутся? Хорошие друзья.

Но с толку сбивает флирт, за которым я наблюдаю сейчас и который заметил, когда они сидели прошлым вечером в патио.

Я чувствую мимолетный укол ревности, потому что совершенно не важно, кто они друг другу. Я способен распознать заинтересованность, видел, как эта женщина смотрела на меня вчера.

Я ей определенно не безразличен.

Чтобы меня впечатлить, нужно нечто большее.

Я совсем не поверил этим словам.

Притяжение было взаимным. Как и потребность, которую мы готовились попробовать на вкус.

Пока смотрю, как она усаживается на столешницу и перекидывает ноги через край, слушая, что говорит Джонни, я провожу рукой по подбородку, думая об уверенности и желании, что отражались в ее глазах прошлой ночью. Вспоминаю легкий цветочный запах ее духов. Я помню, как мурашки побежали по ее рукам, когда мы находились в нескольких дюймах друг от друга.

Да, она вела себя дерзко, бросала саркастичные замечания, но вместе это создавало невероятную смесь, которая только побуждала меня прощупать почву.

Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не поцеловать ее.

Еще труднее было не постучать в дверь ее спальни, чтобы спросить, всегда ли она носит кружевные трусики вроде тех, которые «случайно» обронила в ванной. Если да, то… черт меня дери.

Но что-то остановило меня. И теперь, когда я наблюдаю за ней через стекло — она покачивает загорелыми ногами, светлые волосы рассыпались по спине, пухлые губы растянуты в широкой улыбке, — это «что-то» становится более очевидным.

Я хочу Леннокс.

Но, похоже, не контролирую мир вокруг. Каждое мое движение просчитано, распланировано кем-то другим, так что последствия моих действий ясны еще до того, как я успеваю что-либо предпринять.

Чтобы управлять тем, как меня воспринимает публика.

Догадывается ли хоть кто-то, как сложно такому, как я, следовать инструкциям, что раздают тренер и менеджеры, но при этом жить своей жизнью вне футбола? Эта жизнь принадлежит только мне. Осознают ли они, что каждая частичка меня хочет воспротивиться приказу?

И Леннокс… Агент, который конкурирует с моим. Плохое решение. Осложнение, которого лучше избегать.

Внезапно появившийся у меня зуд.

Черт.

Я усмехаюсь. Что там говорят о зуде? Что, если зудит, нужно почесать.

С каких это пор меня стало волновать, что правильно или как это воспримут?

Разве не из-за этого я и попал в неприятности?

Разве не из-за этого мне не стоит прикасаться к Леннокс?

Но опять же — она выглядит как женщина, с которой можно иметь секс без обязательств. Которая привыкла пересекаться с людьми, ничего от них не ожидая.

Так, может, хороший секс с великолепной женщиной придется только кстати.