Я взломал твое сердце

Крис Вудс (2025)

Уолтер Коллинз — ревнивый и опасный мужчина, готовый на всё, чтобы исправить свои ошибки. На что он готов ради девушки, с которой он знаком всего месяц? Эллисон Ведсон, девушка с жестоким отцом, который контролирует каждый её шаг. Но он упустил одно: она уже влюбилась в Уолтера. Их отношения — это не только страсть и эмоции. Это секреты, интриги и тени прошлого, которые бросают вызов их чувствам. Сможет ли любовь выдержать огонь испытаний, или она обратится в пепел?

Глава 3

Эллисон Ведсон

Последние несколько дней я провела как в тумане. Мир вокруг стал размытым, а звуки — приглушёнными, будто кто-то скрутил громкость жизни на минимум. Отец удивлённо поднял бровь, когда я с хрипотцой в голосе сообщила, что заболела. Я сослалась на простуду и закрылась в своей комнате. Балет, учёба — всё это вдруг показалось ненужным и далёким, словно перестало быть частью моей жизни.

Нет, я не лежу в постели, укрываясь одеялом по самую макушку, и не плачу по ночам из-за какой-то несчастной влюблённости. Это не история о разбитом сердце. Это что-то другое, что-то глубже. Когда я призналась себе — а заодно и Гвен — в своих чувствах к Уолтеру, я ожидала… Чего? Радости? Облегчения? Чуда, может быть? Я думала, что мир заиграет новыми красками, что я почувствую себя сильной, настоящей. Но вместо этого стало больно.

Больно, как будто кто-то аккуратно, но очень точно ткнул пальцем в самое уязвимое место. Эта боль странная — она не кричит, не вызывает слёз. Она просто есть. Тихая, настойчивая, изматывающая. Как мелкий дождь, который ты не сразу замечаешь, но который постепенно проникает под одежду, заставляя дрожать.

Обидно. Настолько, что порой я ловлю себя на мысли: а может, не стоило? Может это не любовь и я просто ошиблась? Но я же чувствую что-то. А эти ощущения и эмоции нельзя призвать или выключить, как в «Дневники вампира». Я ведь всегда была сильной. Или мне только казалось?

Мне неприятно. Разве так должно быть, когда ты признаёшься себе, что любишь? Гвен, пытаясь меня успокоить, говорила, что это нормально, что я слишком много требую от себя, от мира. Но я не могу избавиться от этого липкого чувства внутри. Словно я раскрыла ладонь, чтобы показать что-то ценное, а в ответ… ничего. Пустота.

Я не ненавижу Уолтера, нет. Не могу. Но и продолжать притворяться, что ничего не изменилось, не получается. В комнате душно. Я открываю окно и смотрю на вечерний Лос-Анджелес. Мы живём в своем доме, но смотреть на городские постройки мне всегда нравилось. Воздух прохладный, но он не приносит облегчения. Только подчеркивает эту странную, медленную тоску, которая с каждым днём всё глубже просачивается в меня. Почему любить так больно?

— А я ему говорю… Эй, ты вообще меня слушаешь? — голос Моники из динамиков телефона вдруг прервал мои блуждающие мысли.

Она прищурилась, словно стараясь рассмотреть меня сквозь экран. В её глазах мелькнуло что-то между удивлением и лёгким замешательством.

— Да, прости, задумалась немного, — я попыталась улыбнуться, махнула рукой, словно отгоняя собственное рассеянное состояние.

Но Моника меня знала слишком хорошо. Мы говорили уже несколько часов, а я не могла вспомнить и половины из того, что она рассказывала.

— Задумалась? О чём? — она нахмурилась, но в голосе её не было упрёка. Скорее забота, едва уловимая, спрятанная за привычной прямолинейностью.

Я замешкалась. Что сказать? Что внутри меня всё кипит от какого-то непонятного напряжения, которое я не могу объяснить? Что я ловлю себя на том, как в упор смотрю на экран, не замечая ничего вокруг? Или о том, что я, как дура, влюбилась в человека, которого знаю всего лишь месяц с лишним?

— Да так, ни о чём. Просто устала немного, — пробормотала я.

— Устала? Ты? — Моника приподняла бровь, подперев подбородок ладонью.

Она выглядела подозрительно, но не стала настаивать.

— Ладно, не буду тебя грузить. Но ты ведь знаешь, что можешь мне рассказать всё, что угодно, да?

Я кивнула. Конечно, знала. Только почему-то именно сейчас слова застряли где-то глубоко внутри.

Моника, кажется, решила сменить тему, начав рассказывать очередную историю. Её голос звучал ровно, но где-то в глубине я чувствовала тепло.

Неожиданно я услышала стук в комнату и попрощалась с Моникой. Я приподнялась на кровати, и когда увидела голову брата, появившуюся в проёме двери — на лице невольно расплылась улыбка. Я словно почувствовала, как тяжесть, которая придавливала меня последние несколько часов, чуть отступила.

— Я тут принес тебе твое любимое мороженое, — сказал он, слегка наклоняя голову, и его лицо озарилось тёплой улыбкой.

Я встала с кровати, не обращая внимания на то, что до сих пор чувствую себя немного разбитой, и подошла к нему. Этот жест был привычным, но всегда тёплым. Ловко выхватив из его рук банку с надписью «Баскин Роббинс», я отошла от Адама.

— Шоколадное с миндалем? — я ухмыльнулась, рассматривая знакомую банку. Этот вкус был одним из тех, что всегда дарил мне радость.

— Да, ты же только его и ешь, — ответил Адам с лёгким смехом, который заставил меня улыбнуться ещё шире.

— Ты лучший брат в мире, — сказала я, обнимая его. Словно этот момент был чем-то важным, несмотря на всю простоту.

Вернувшись в кровать, я снова устроилась поудобнее и подняла взгляд на парня.

— Не хочешь присоединиться?

Он несколько секунд молчал, и я поняла, что Адам задумался.

— Прости, малышка, работа, а потом я с парнями встречаюсь, — его голос был немного уставшим, но добрым. Он выдохнул, как будто только что принял какое-то тяжёлое решение.

Я кивнула, немного расстроившись, но не стала настаивать. Время с ним всегда было важным, но понимание, что у него есть свои обязанности, было для меня не менее важным. В таких ситуациях я понимала, что не стоит требовать слишком многого. В конце концов, у каждого из нас были свои заботы.

— Ладно, хорошо, — сказала я, в последний раз улыбнувшись ему. — Увидимся позже.

После этого он ушёл, а я осталась в комнате одна. Тишина заполнила пространство, но как-то по-другому, чем обычно. Я вернулась к банке с мороженым и включила сериал. Когда экран ожил, то в голове появилась картина, как мы с мамой устраивали такие посиделки каждый четверг. Мы с ней садились в кресла, брали банки мороженого, часто даже не включали телевизор, просто разговаривая о жизни, о том, что беспокоило. В те моменты я чувствовала, что нахожусь в самом центре мира, в безопасности. Было неважно, что происходило вокруг, когда мы с ней были вместе.

« — Мамуль, ну ты где? — позвала я, слегка прикрикнув. Из гостиной мой голос разлетелся эхом, задевая стены, но ответа не было.

Я прислушалась. Тишина вдруг стала плотной, почти осязаемой. Но тут послышались лёгкие шаги. Они приближались. Я улыбнулась — узнала бы её походку среди тысячи. Лёгкая, с едва заметным скрипом пола — всегда казалось, что мама будто не идёт, а скользит, будто ей неведомы законы притяжения.

Я накрыла пледом ноги и потянулась за пультом. Пальцы немного дрожали — от нетерпения или, может, от радости. «Отчаянные домохозяйки» — наш ритуал. Включила сериал, пока она подходила, и звук заставил дом ожить. На экране мелькнули знакомые лица, но моё внимание всё равно было приковано к дверному проёму.

Она вошла — со своей фирменной, чуть лукавой улыбкой и мороженым в руках. Я сразу почувствовала запах ванили и шоколада. Этот аромат напоминал детство: летние вечера, когда мы с братом ели мороженое во дворе, соревнуясь, кто быстрее.

— Держи, звёздочка, — сказала она, протягивая мне баночку и ложку. Её голос был тёплым, мягким, как шерстяной шарф в холодный день. — А если услышишь брата, прячь мороженое.

Она рассмеялась — так искренне и заразительно, что я не смогла удержаться и тоже улыбнулась. Её глаза блестели, а в уголках залегли морщинки — не от возраста, а от счастья.

Я приняла мороженое, чувствуя, как прохладный пластик приятно холодит пальцы. Да, в такие дни мы никогда не зовём отца и брата. Мама даже прозвала такие вечера «Ленивым четвергом». Это наше время — женское, тёплое, немного беззаботное. Здесь мы можем шептаться о чём угодно: обсуждать соседей, фантазировать о нарядах или мечтать о будущем. Никаких строгих правил, никаких чужих взглядов.

Мне всегда казалось, что в такие моменты мы с мамой будто создаём маленький мир, где нас никто не может потревожить. И в этом мире всё так просто и правильно. Я часто думаю, как мне повезло с родителями. У нас дома редко говорят громко, никто не спорит ради спора. Мама и папа — это как разные стихии, идеально дополняющие друг друга. Но сегодня только мы с ней, как в детстве, когда я искала в её глазах ответы на свои вопросы.

Она открыла крышку мороженого, и я уловила тихий щелчок пластика. Лучезарная улыбка осветила её лицо — та, что всегда успокаивала и придавала сил. Мама устроилась рядом, опустившись на диван с грацией, которую я всегда восхищённо замечала. Она словно сама не замечала, насколько красива в таких моментах — когда у неё в руках ложка с мороженым, а в глазах — искреннее счастье.

Я осторожно облокотилась на её плечо. Оно было тёплым и мягким — как всегда. Её лёгкий аромат — смесь ванили и тех духов, которые она носит уже много лет, — окутал меня. Я вдохнула глубже, будто старалась запомнить этот запах навсегда.

И вдруг поняла, что эти несколько часов — самые настоящие, самые счастливые в моей жизни. Тишина, уют, мамина улыбка, наше ненавязчивое женское счастье — в такие моменты кажется, что больше ничего и не нужно.»

На глазах застыли слёзы, и я быстро смахнула их рукой, словно боялась, что, если дам им стечь, они разобьют меня окончательно. В комнате было тихо, только мягкий свет настольной лампы и экран ноутбука освещал небольшой столик, на который я поставила мороженое. Я смотрела на эту баночку и вспоминала, как мама всегда приносила её с той же теплотой, с какой дарила мне свои улыбки.

Каждый четверг я продолжаю нашу традицию. Пусть её больше нет рядом, но она всё равно здесь — в этих маленьких ритуалах. Я беру мороженое, включаю любой сериал, который мы когда-то смотрели вместе, и будто снова ощущаю её присутствие. Словно стоит только повернуться, и она будет сидеть рядом, со своим спокойным взглядом и той самой улыбкой, которая заставляла весь мир казаться правильным.

Сегодня я выбрала наш старый сериал, где актёры, кажется, с годами стали родными. Первые аккорды заставки пронзили сердце — не больно, нет, но так, будто внутри разлилось что-то тёплое. Я позволила себе улыбнуться.

И как же меня радует, что Адам не забыл про это. Я задержала дыхание. Он помнит. Помнит всё это — наши ленивые вечера, наши разговоры и её. Я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло, будто кто-то незримо подбодрил, дал понять, что я не одна в своих воспоминаниях.

***

Прошло около двух часов. Половина мороженого осталась в банке. Шоколадное, густое, словно обволакивающее мягким теплом изнутри. Оно таяло на языке, принося короткие минуты сладкого утешения. Я всегда любила сладкое, особенно шоколад. Он успокаивал, казалось, наполнял душу чем-то тёплым и родным. Но в последнее время я позволяла себе такое все реже. Балет требовал дисциплины. Чирлидинг — точности и лёгкости. А сладости… ну, они не помогали в этом.

Комнату наполняла тишина, если не считать приглушённых звуков какого-то сериала, который я поставила на фон. Он шёл сам по себе, как будто даже не требуя моего внимания. Я смотрела в потолок, считала незаметные трещинки, вслушивалась в тишину. В такие моменты мысли приходят сами. О балете, о мечтах, о том, как хочется иногда просто взять и забросить всё, но ты понимаешь, что не можешь. Не потому, что тебя кто-то заставляет, а потому что ты сама этого не позволишь.

Резкий, почти отчётливый вибрационный звук телефона заставил меня вздрогнуть. Он лежал на тумбочке, чуть сбоку от меня. Я нехотя потянулась, чувствуя, как тело слегка затекло после долгого неподвижного лежания. Экран светился. Я посмотрела на него, и в груди что-то застряло.

Уолтер.

Голова наполнилась сразу мыслями, а сердце — путаницей из эмоций. Радость? Да, может быть. Я всегда радовалась, когда он писал и звонил. Боль? Тоже. Ведь не просто так мы сейчас даже не общались. Злость? Немного. Как он мог так легко появляться и исчезать? Любовь? Да, ведь я так резко и неожиданно начала ощущать эти чувства.

Секунду поколебавшись, я все-таки ответила на звонок. На мгновение пальцы зависли над экраном, будто в этом движении была скрыта какая-то огромная важность. Звонок прекратился, и вместо гудков я услышала знакомое дыхание. Его голос — тёплый, с хрипотцой, всегда заставлял сердце дрогнуть.

— Чего тебе, Бэтмен? — выдохнула я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— С какой стороны твоё окно? · его вопрос застал меня врасплох.

Я замерла. Губы чуть приоткрылись, но слова не шли. В груди заколыхалась тёплая волна, сменяясь лёгким покалыванием, будто от холодного ветра. Его голос. Как я скучала по нему. По этим интонациям, по тому, как он всегда говорил с лёгкой ухмылкой, даже если был серьёзен. Соскучилась по этому мужчине.

Мягкая улыбка сама собой коснулась моих губ, но тут смысл его слов дошёл до меня. Окно? Он серьёзно? Мозг работал быстрее, чем я успевала осознать, а сердце бешено заколотилось.

— Что? Нет! У нас камеры по всему периметру, несколько охранников, ты с ума сошёл? — выпалила я, чувствуя, как внутри поднимается нервное раздражение, смешанное с недоумением.

Его это, похоже, совсем не волновало.

— Я не это спросил, лисичка, — в его голосе явно звучала усмешка, и я почти видела, как одна из его бровей насмешливо поднимается вверх. Этот тон — такой наглый, такой уверенный — всегда выводил меня из равновесия.

Я закатила глаза, чувствуя, как щеки заливает лёгкий румянец.

— Ты неисправим, — протянула я, пытаясь вложить в голос упрёк, но вышло почти нежно.

Губы сами собой скривились в усмешке, но я быстро взяла себя в руки. Пусть он этого и не видел. Сделав глубокий вдох, я нехотя назвала сторону.

— С северной. Но предупреждаю, если тебя поймают, я даже не вспомню, кто ты такой!

Он только коротко хмыкнул, и связь оборвалась.

Я ещё пару секунд смотрела на экран телефона, не веря в происходящее, а потом резко встала с постели.

— Чёрт! — вырвалось у меня вслух.

Быстро подойдя к окну, я отдёрнула штору и открыла створку. Холодный воздух ворвался в комнату, щекоча кожу и приводя мысли в порядок. А точнее, пытаясь привести — безуспешно.

«Он серьёзно… собирается залезть?»

Оглянувшись на себя в зеркале, я прищурилась. Мягкие домашние штаны, старая футболка, волосы спутаны… И что это? Мороженое? Я прищурилась, разглядывая тёмное пятно на ткани. Отлично. Просто идеально.

Схватив первые попавшиеся вещи из шкафа, я поспешила в ванную.

— Боже мой… — пробормотала я, запираясь изнутри.

Как я могла так испачкаться? Да ещё и выгляжу так, будто меня вытащили из бурного кошмара. Лицо уставшее, с кругами под глазами, волосы — отдельная трагедия. Я раздражённо бросила взгляд в зеркало.

— Ну конечно, он должен видеть меня именно такой, — пробормотала я с горькой усмешкой.

Я плеснула на лицо холодной воды, пытаясь успокоиться. Всё это напоминало какой-то странный сон, в котором его внезапное появление всегда ставило меня в тупик. Но разве не ради этих моментов я тайно скучала? Разве не эта его сумасшедшая непредсказуемость притягивала меня снова и снова?

Вытерев лицо полотенцем, я бросила взгляд на дверь. Если он и правда собирается залезть через окно, мне лучше быть готовой. И желательно не выглядеть так, будто по мне поезд проехался.

Я сдернула с себя испачканные вещи так быстро, будто они обжигали кожу. На ощупь схватила то, что принесла с собой в ванную, и тут же натянула это на себя. Сделав вдох, посмотрела в зеркало. И тут же выдохнула с тихим стоном.

— Серьёзно? — пробормотала я, разглядывая своё отражение.

Пикачу. Большая жёлтая мордочка Пикачу прямо на груди. Да ещё и со слегка выцветшими ушами, словно ему самому было стыдно за то, что я надела это именно сейчас. Эта пижама была со мной ещё с четырнадцати лет. Да, она до сих пор подходила по размеру, но разве это оправдание?

Я бросила вещи на пол, глядя на себя в зеркало с негодованием.

— С каких пор я вообще так беспокоюсь о том, что он подумает? — тихо пробормотала я, но ответ напрашивался сам собой.

Быстро взяв расчёску, я провела ею по волосам, собирая их в небрежный пучок. Ладно, я выгляжу как ребёнок. Ну и плевать.

Осмотрев себя ещё раз, я хмыкнула и открыла дверь. Вышла из ванной, направляясь к кровати, но вдруг резко остановилась.

Уолтер. Он лежал на моей кровати. Совершенно спокойно, словно это его дом, его комната. Руки закинуты за голову, одна нога свисает с края кровати. Я не сразу заметила, что он делает. Но, приглядевшись, поняла: он рассматривает мои вещи.

Мою тумбу!

Там было всё. И старый дневник, который я оставила на полке, и какие-то заметки, и, черт возьми, крем для рук с запахом персика.

— Ты чем занимаешься? — голос мой прозвучал тише, чем я хотела.

Он медленно поднял взгляд, его лицо озарила насмешливая улыбка.

— Изучаю. Ты не поверишь, сколько можно узнать о человеке по тому, что он держит рядом с кроватью.

— Черт, Уолтер! — я шагнула к нему, чувствуя, как злость смешивается с волнением.

— Лисичка, — он приподнялся на локтях, — Ты в своей пижаме выглядишь просто очаровательно.

Мои щеки вспыхнули.

— Ты просто невыносим! — прошипела я, схватив ближайшую подушку, и швырнула её в него.

Мужчина легко перехватил подушку в полёте, словно ждал, что я так сделаю. Его движения были неторопливыми, почти ленивыми, и от этого ещё более раздражающими. Он не кинул подушку обратно, как могла бы сделать я, нет, аккуратно положил её на кровать.

— Ты так и будешь стоять или всё-таки ляжешь? — усмехнулся он, прищурившись.

Его голос звучал мягко, но в этой мягкости слышалась тень вызова, словно он точно знал, что я не просто лягу. Его взгляд, скользнувший на меня, чуть замедлился, и я почувствовала, как раздражение растёт, будто бы он играл не только словами, но и мной.

Мужчина не спеша потянулся к тумбочке, будто проверяя, насколько далеко я готова зайти, чтобы отстоять своё. И этот жест, такой спокойный, такой уверенный в себе, вывел меня из равновесия окончательно.

— Не смей! — резко выдохнула я, чувствуя, как внутри всё вспыхнуло жаром.

За долю секунды я преодолела расстояние между нами и захлопнула дверцу тумбочки его рукой. Моя ладонь накрыла его, и на миг я ощутила тепло его кожи — слишком близко. Сердце застучало громче, чем хотелось бы, и я посмотрела прямо ему в глаза.

Он не отдёрнул руку, даже не дрогнул. Только уголки губ чуть приподнялись, будто ему нравилось то, что я делаю. Уолтер посмотрел на меня с явным удивлением, как будто не ожидал увидеть такую резкость в моих движениях. Его глаза, в которых обычно плясали искры уверенности, сейчас выражали лёгкое замешательство. Не сказав ни слова, он сел на кровати, чуть нахмурив брови. Его рука скользнула к моей, нежно, но уверенно сжимая запястье.

— Уолт, подожди, — начала я, но он, вместо ответа, потянул меня на себя.

Я потеряла равновесие и, словно в замедленной съёмке, упала прямо на него. Мой мир на секунду остановился, когда я ощутила тепло его тела, мышцы, напряжённые под тонкой тканью футболки. Его прикосновение, случайное и неосторожное, вызвало у меня неожиданную дрожь, будто пробежал слабый электрический ток. Щёки запылали от жара, который никак не удавалось спрятать. Я вдруг забыла, что хотела сказать, лишь ощущала его запах — смесь табака и чего-то свежего, как утренний дождь.

— Что ты там пря… — начал он, но не успел договорить.

— Эллисон, что у тебя там происходит?! — резкий, злой голос отца помешал нам.

Моё сердце рухнуло вниз. Паника окатила, как холодная волна. Я рефлекторно прикрыла Уолтеру рот ладонью, стараясь не дышать слишком громко. Его губы были тёплыми под моей рукой, и я почувствовала, как он замер. Мысли закружились, как рой пчёл.

Уолтер напрягся, и я заметила, как его взгляд стал серьёзным, сосредоточенным. Его тело подо мной ощущалось как натянутая струна.

— Тихо, — выдохнула я одними губами, надеясь, что он поймёт без слов.

Но в тот же момент осознала, как нелепо мы выглядим: я, буквально лежащая на нём, в такой критический момент.

Рванув к двери, я старалась не смотреть назад, словно боялась встретиться с его глазами. Пальцы дрожали, когда я прикрыла дверь за собой, стараясь сделать это как можно тише.

— Ничего, я просто уронила папки! — слова вылетели так быстро, что, казалось, я сама себя не слышу. Голос дрогнул на полуслове, выдавая внутреннюю панику.

Отец прищурился, его тень замерла на фоне тусклого света коридора. Он чуть наклонил голову, изучая меня, словно хищник, который готовится сделать следующий шаг.

— Так, может, мне зайти и проверить? — его голос был ровным, но бровь, поднятая чуть выше обычного, намекала на растущую подозрительность.

Это выражение я знала до мельчайших деталей: он был близок к раздражению, и ещё пара неосторожных слов — ситуация выйдет из-под контроля.

Я заставила себя улыбнуться, хотя внутри всё сжалось от напряжения.

— Нет-нет, пап, всё в порядке, — добавила я чуть мягче, отчаянно стараясь прозвучать спокойно. — Я уже всё убрала. Скоро буду ложиться спать.

На секунду мне показалось, что он собирается сделать шаг вперёд. Сердце заколотилось так сильно, что я боялась, он его услышит. Вдохнув поглубже, я выдавила:

— Спокойной ночи, папуль.

Последнее слово, обычно тёплое и привычное, далось мне с трудом. Оно звучало неискренне даже для меня. Отец чуть наклонил голову, как будто размышляя, стоит ли верить моему ответу. Наконец, он хмыкнул, коротко и сухо, будто остался не совсем удовлетворён, но всё же решил отпустить ситуацию.

Я смотрела, как его фигура исчезает в коридоре, пока не услышала тихий щелчок двери его комнаты. Только тогда позволила себе выдохнуть.

Вернувшись в свою комнату, я тут же закрыла дверь и повернула замок. Сердце всё ещё било тревогу, как будто опасность не исчезла. Прислонившись головой к двери, я закрыла глаза, надеясь, что буря внутри хоть немного утихнет.

— Так ты у нас плохая девочка? — раздался за спиной насмешливый, чуть ленивый голос, который мгновенно заставил моё сердце пропустить удар.

Я резко обернулась и застыла, как вкопанная. Уолтер стоял, ухмыляясь, а в его руках был… мой вибратор. Я не могла поверить своим глазам. Этот дурацкий подарок от Кейтлин, который я так и не решилась использовать, теперь выглядел как оружие против меня в его уверенных руках.

— Верни! — мой голос дрогнул, но я попыталась вложить в него как можно больше злости, чтобы скрыть смущение. — Отдай это сейчас же!

Уолтер, конечно, не послушался. Он лишь приподнял вибратор повыше, держа его между двумя пальцами, как будто это была небрежно пойманная добыча. Его глаза светились насмешкой, а ухмылка становилась только шире.

— Ну, подходи, попробуй забрать, — произнёс он, откровенно издеваясь.

Чёрт, почему он такой высокий?! Подойдя ближе, я потянулась к нему, но он лишь поднял руку ещё выше. Мне пришлось подпрыгнуть, и только тогда я наконец выхватила у него этот злосчастный предмет. Уолтер рассмеялся, пока я, чувствуя, как лицо пылает, быстро сунула вибратор обратно в тумбочку и захлопнула её с такой силой, что ящик дрогнул.

— Ты залез ко мне только для того, чтобы рыться в моих вещах? — спросила я, развернувшись к нему и скрестив руки на груди. Голос всё ещё звучал резко, но я пыталась взять себя в руки.

— Не только, — ответил он, и его тон вдруг изменился.

Я посмотрела на него внимательнее. Только что он смеялся и выглядел расслабленным, но сейчас выражение его лица стало куда серьёзнее. Уолтер сидел на моей кровати, глядя на меня с такой уверенностью, что я невольно почувствовала, как дрожь пробегает по спине. Что за перемена? С чего вдруг?

— Бэтмен… — начала я, но не успела договорить.

Он неожиданно подтянулся вперёд, положив руки на мою талию. Его прикосновение было уверенным, но не грубым, и я почувствовала, как моё тело будто утратило сопротивление.

— Что ты делаешь? — выдохнула я, но голос прозвучал слишком тихо, почти хрипло.

Он не ответил. Уолтер лишь слегка потянул меня к себе, и я, словно подчиняясь чему-то необъяснимому, позволила ему. Мои ноги сами собой двинулись вперёд, пока я не оказалась сидящей на нём. Его руки остались на моей талии, но теперь держали чуть крепче, чем до этого.

Я подняла глаза и встретилась с его взглядом. В этот момент в комнате стало странно тихо, словно весь мир вокруг нас замер. Его серьёзность, его молчание — всё это сводило меня с ума.