Лазарь

Ларс Кеплер (2018)

В разных уголках Европы происходят убийства с абсолютно идентичным почерком. Анализ ДНК дает сенсационный результат и указывает на преступника, который… мертв. Это было одно из старых дел Йоны Линны, и смерть этого человека не вызывает сомнений. Ни у кого, кроме самого Йоны. Возможно ли, что один из самых опасных маньяков, подобно библейскому Лазарю, вернулся с того света? В седьмой книге о Йоне Линне мы снова встречаемся со страшным преступником, которому мало просто убить. Он отнимает у своих жертв всех дорогих им людей, лишая их смысла жизни и доводя до самоубийства.

Глава 21

Эрика взяла в руки телефон в надежде найти благовидный предлог, чтобы немедленно покинуть бар. Пришло сообщение от Лив: подруга просила прощения и объясняла, что ей пришлось помочь перепившему приятелю.

Онемевшими от чего-то пальцами Эрика набрала ответ: “Понимаю. Может, увидимся завтра?” Потом сказала, что ей пора. Ко второму бокалу Эрика почти не притронулась.

— Я не хотел вас напугать. — Здоровяк не сводил с нее глаз.

— Нет, я не… мне кажется, у всех есть способности, просто многие ими не пользуются, — хрипло ответила Эрика.

— Я понимаю, звучит немного пафосно, но у меня и правда нет подходящих слов, чтобы описать, как это бывает.

— Понимаю, — коротко сказала Эрика и глянула на экран.

— Иногда я успеваю “увидеть” всего пару человек, а иногда — всех, кто есть в помещении… Как будто смотрю на большой циферблат с римскими цифрами. Когда стрелка указывает на единицу, мой взгляд падает на человека, который умрет первым, меня просто тянет посмотреть именно на него или на нее, не знаю почему. Тик-так, стрелка переходит на двойку, и я смотрю на следующего человека… довольно часто я вижу в зеркале собственное лицо, а потом теряю контакт.

— Я бы хотела расплатиться, — сказала Эрика бармену.

— Я вас напугал. — Бобер не сводил с нее глаз.

— Будьте добры, оставьте даму в покое, — потребовал Ник.

— Эрика, я только хочу сказать, что ваш номер в этом баре не первый.

— Ну хватит. — Бармен перегнулся через стойку.

— Молчу-молчу. — Бобер сунул коробок в карман свитера. — Если только вы не хотите узнать, кто будет первым.

— Простите, — прошептала Эрика и пошла к туалету.

Бармен проследил за ней взглядом. Эрика пошатнулась, оперлась рукой о стену.

Бобер опустошил четвертую рюмку и беззвучно поставил ее на стойку, к остальным.

— Ну так кто же умрет первым? — спросил бармен.

— Ты… и в этом нет ничего странного.

— Почему?

— Потому что я здесь для того, чтобы перерезать тебе глотку, — спокойно объяснил Бобер.

— Мне вызвать полицию?

— Ты добавил ей в вино оксибат?

— Что тебе нужно? — прошептал бармен.

— Одна из твоих девушек умерла в машине “скорой помощи”.

Бобер последней рюмкой описал круг на стойке.

— У тебя с головой нелады, — заключил Ник. — Ты, может, и сам этого не понимаешь, но…

Он замолчал: Эрика вернулась на место. Бледная, она какое-то время сидела, полузакрыв глаза.

— Я уверен, что выполню задуманное. Потому что ты номер один, а я — пять, — тихо сказал Бобер.

Пожилые, крикнув: “спасибо!”, оделись и ушли. В баре остались всего трое: Эрика, бармен и Бобер.

— Я пойду, — пробормотала Эрика. — Мне нехорошо…

— Хотите, я вызову такси? — участливо спросил Ник.

— Спасибо, — выдавила Эрика.

— Он просто сделает вид, что звонит, — объяснил Бобер. — Так он задержит тебя, пока бар не опустеет.

— Допивай и иди отсюда, — велел Ник.

— Когда умерла моя сестра…

— Заткнись. — Бармен достал мобильный.

— Я хочу послушать. — Эрика ощутила, как внутри поднимается новая волна усталости.

— В детстве у меня часто болел живот, — начал Бобер. — Вздутие, тяжесть… когда мне было тринадцать, он стал таким огромным — ничем не прикроешь. Меня отвели к врачу, врач обнаружил опухоль… но не просто опухоль, а мою сестру-близнеца. Это называется “эмбрион в эмбрионе”.

Бобер задрал вязаный свитер, белую футболку и продемонстрировал бледный шрам, протянувшийся по боку толстого безволосого живота.

— Черт, — буркнула Эрика.

— У меня в брюшной полости нечто вроде капсулы из плоти, двадцать пять сантиметров в длину… там она и лежала, — рассказывал Бобер. — Я потом видел фотографии, когда она уже умерла. Узкие плечи и большие руки, торс, ножки-спички, позвоночник и немного лица… а мозга нет. Она жила только за счет моей крови.

Эрика почувствовала, как к горлу подступает дурнота. Она встала и попыталась надеть пальто, рукав завернулся, Эрика чуть не упала, но в последнюю минуту схватилась за стойку.

— Ее части нашли у меня даже в мозгах, — продолжал Бобер. — Но слишком трудно было удалить… поэтому их оставили, пока не дают метастазов… Я все время чувствую ее, этого не разглядеть на рентгене, но мне кажется, ее маленький мозг сидит в моем… вот откуда у меня эта сверхчувствительность.

Эрика уронила сумку. Очечник и карандаш для глаз покатились по полу и исчезли под стулом. Эрику сильно тошнило — наверное, съела что-то не то.

— О господи, — прошептала она, чувствуя, как взмокла спина.

Эрика опустилась на пол, подобрать вещи, но от усталости просто легла на бок — отдохнуть, собраться с силами.

Пол под щекой был холодным. Эрика закрыла глаза, но дернулась от громкого звука. Это бармен рявкнул Бобру:

— Вон отсюда!

Эрика понимала, что надо встать, пора убираться отсюда. Заставив себя открыть глаза, она увидела, как бармен отступает назад, держа в руках бейсбольную биту и крича: “Иди к черту!”

Здоровяк по имени Бобер смахнул со стойки несколько бутылок и двинулся на Ника.

Эрика услышала звуки ударов, тяжелое дыхание.

Бармен с грохотом повалился на пол, перевернулся, сбил два стула и врезался в стену.

Бобер широкими шагами шел к нему. Отняв у Ника биту, он трижды ударил его по ногам, прокричал что-то срывающимся голосом и разнес стол. Сломанную биту он кинул в Ника, растоптал обломки стола и пинками расшвырял их.

Эрика попыталась сесть. Она видела, как Бобер поднял Ника на ноги, ткнул его кулаком в грудь и что-то крикнул ему прямо в лицо.

— Уймись, — задыхаясь, проговорил Ник.

Он не мог встать на правую ногу, из брови лилась кровь. Бобер одной рукой схватил Ника за горло, второй ударил по лицу. Потом опрокинул его на стол (бокалы и лампа полетели на пол), а стол толкнул так, что тот врезался в стену. Ник повалился на пол.

Эрике пришлось снова лечь. Она видела, как Бобер наклоняется над барменом и бьет его в лицо.

Ник попытался отползти от здоровяка. Кашляя и сплевывая кровь, он просил его перестать. В ответ Бобер схватил его за руку и сломал у локтя.

Ник отчаянно закричал, когда Бобер, не выпуская его руки, попытался сломать ее в другом месте.

Тяжело дыша, Бобер обеими руками сдавил Нику горло, и тот побелел. Рыча, Бобер принялся бить его затылком о пол, но потом вдруг разжал руки и поднялся. Ник, кашляя, пытался вдохнуть.

Бобер качнулся назад.

Он что-то вытащил из кармана, и на пол упал черный спичечный коробок.

Бобер со щелчком выбросил нож с широким лезвием и снова шагнул к Нику, взревев так, что во рту сверкнули зубы.

— Прости, я не хотел тебя обидеть, — простонал Ник. — Не надо меня убивать, честное слово, я…

Эрика щекой ощутила, как пол содрогается под тяжелыми шагами.

Бобер занес руку и воткнул в Ника нож.

Лезвие глубоко вошло в грудь.

Бобер выдернул нож, кровь брызнула ему в лицо.

С яростным воплем Бобер нанес еще один удар.

Ник почти потерял сознание, он лишь слабо и тонко стонал.

Бобер перевернул его, вцепился ему в волосы и начал снимать скальп. Сдернул большой кусок кожи, отшвырнул.

Он словно принял какой-то кошмарный наркотик.

Отшвырнув нож, Бобер взревел, схватил безжизненное тело за ногу и потащил к входной двери.

Ник, должно быть, был уже мертв, но Бобер продолжал пинать его в живот. Сорвав со стены застекленную фотографию Джона Леннона, он грохнул ею о пол так, что во все стороны полетели осколки. Обломки рамы он швырнул на окровавленное тело.

Бобер опрокинул на Ника стол и, тяжело дыша, посмотрел на Эрику.

— Я ни при чем, — слабо сказала она.

Бобер подобрал с пола нож. С лезвия тягуче капала кровь, смешанная со слизью.

— Прошу вас…

Эрика не могла оторвать голову от пола. Бобер подошел к ней, схватил за волосы.

Когда лезвие рассекло ткани, сухожилия и кровеносные сосуды, боль была не такой уж страшной. Невыносимым оказалось другое: ощущение удушья и порыв ледяного ветра, дохнувшего Эрике в лицо.