Оборотни Сирхаалана. Дамхан

Неда Гиал (2024)

Дамхан — оборотень, живущий неподалёку от глухих деревенек и защищающий их от нечисти, согласно древнему уговору. Найда — сиротка, подкинутая зимней ночью на чужой порог. Однажды, «благодаря» людской подлости, их судьбы переплетаются.

Глава 8: Королевский посланник

— Да не люб ты мне, не люб! Сколько раз мне тебе ещё это повторять! — с каким-то надрывом в голосе выпалила Вояна и ударила Ганьку по руке.

Резной гребень, который он протягивал ей, отлетел в дорожную пыль.

— И гулять с тобой не пойду! И подарков твоих мне не надобно! Иди вон мавкам отдай, коли делать нечего!

«И к ним же и сватайся,» — подумала она про себя, но вслух при Любаве говорить не стала. А то не ровен час, парень действительно пойдёт и утопится, а с неё потом спросят. Ганька вспыхнул, сверкнул глазами, поднял гребень и быстрым шагом ушёл прочь.

— Вот же ж… — в сердцах сказала девушка, уже обращаясь к подруге. — Прилип как банный лист, да всё не отлипнет! Будто приворожил кто!

Любава чуть насмешливо посмотрела на Вояну, отчего та набычилась ещё больше.

— Зря ты так с ним, — укоризненно сказала подруга. — Он парень хороший, веселый, работящий. — Ты, девка, счастья своего не понимаешь, — продолжила она тоном, каким подобное говаривала её бабушка, и шутливо ткнула подружку кулаком в бок. — А горб у него не такой уж и большой, мы уж и не замечаем…

— Ну так и шла бы за него замуж, раз он так хорош! — огрызнулась Воянка.

Любава с непонятной грустью долгим взглядом посмотрела вслед Гане.

— И пошла бы! — с некоторым вызовом сказала она. — И не я одна! Вот только… — она снова посмотрела в сторону, куда ушёл парень, но его уже и след простыл, — он нас из-за горба всё-таки стесняется, и никого замуж пока так и не позвал.

— А меня, значит, можно? Мол, такая же уродина как он, можно и не стесняться? — запальчиво спросила Вояна.

— Ганьку не трожь! — отрезала Любава, глянув на подружку уже с откровенной неприязнью. — Что до тебя… — она невольно скользнула по рукам Воянки, та заметила и, вспыхнув, спрятала их поглубже в рукава. — Так только ты себя уродиной и считаешь! — припечатала подруга, и продолжила, прежде чем девушка смогла возразить: — сама же смотришь на всех волком, а потом удивляешься, почему никто к тебе и близко не подходит да свататься боится.

Глаза Вояны сверкнули ненавистью: если бы остальные только знали почему она на всех волком смотрит! Да вы же первые облаву бы устроили! Иногда её так и подмывало сказать, как вот сейчас, но она всегда вовремя спохватывалась. Волхв, помогший ей и после этого приютивший её заместо внучки, взял с неё обещание без совета с ним этого не делать. И как бы иногда не выбешивали её веселковые, она не хотела его подводить. Да и, по правде говоря, деревенские по эту сторону Расселины относились к ней хорошо и злилась она зачастую без повода, словно что-то пожирало её изнутри — то ли обида на своих, которую такое отношение чужих, по сути, людей только каждый раз разбереживало, то ли… О втором варианте ей думать совсем не хотелось. Везнич говорил, что только от неё зависит, кем она в результате станет, но иногда её терзали сомнения и животный ужас — а что если…?

— Я деду обещала пирожков напечь, — соврала она, жалея о том, что наговорила сгоряча. — Пойду.

— Давай, — подруга сделала вид, что поверила, тоже тяготясь разговором. В воздухе отчётливо ощущалась неловкость.

Вояна торопливо направилась к дому волхва. Однако, забежав за калитку, пошла не в избу, а на задворки, и хлопнулась на землю, втиснувшись в зазор между задней стеной дома и курятником. Она всегда приходила сюда, чтобы успокоиться вдали от чужих глаз. Девушка с ненавистью уставилась на свои руки. Становление волкодлаком не прошло для неё даром: ладная фигура стала чуть угловатой, черты лица заострились, а глаза из карих стали жёлтыми. Нужно было быть уж совсем влюблённым идиотом, вроде горбуна Ганьки, чтобы называть их «медовыми». Зубы, хвала богам, остались обычными, человеческими, но вот руки… И без того узкие ладони ещё больше утончились, пальцы чуть удлинились и пугали узловатыми, как у старой бабки, суставами. А уж ногти… вроде бы обычные, мелкие, чуть желтоватые от различных домашних работ, но вот как глянешь в упор, так чудятся когтями. Любава могла говорить что угодно, что, мол, из-за взгляда исподлобья её шарахаются, но сама Вояна винила именно руки. Кому охота быть приголубленным таким страховьём? Девушка обхватила колени руками и уткнулась в них лицом, разрыдавшись. Уж лучше бы её тогда араней удавил!

О времени сразу после побега из Топок у Вояны остались только смутные воспоминания. Встретив у Расселины её Хозяина, от ужаса она потеряла сознание. Очнулась нескоро, лёжа на скамье за какой-то занавесью. Голова кружилась, ей было дурно, и перед глазами то и дело темнело. Чуть погодя она услышала два голоса, тихо переговаривающихся между собой. Один голос принадлежал вроде бы пожилому мужчине, второй же был помоложе и странно шелестящим.

— Бухвост сказал, что трёх задрали, а её вот покусали… — с горечью сказал молодой голос.

— Винишь себя? — тихо спросил пожилой.

— Нет! — отрезал молодой, но через некоторое время добавил потише: — не знаю. — ещё какое-то время помолчал и продолжил. — Если бы они по весне овцу не зажали, а после толком объяснили бы про зимнее нападение, может, я и по-другому решил бы. А так — сам знаешь, какого мне с голодухи после зимней спячки…

Пожилой согласно поддакнул.

— Ещё и столько коконов было погрызено этой весной, — с горечью продолжил молодой собеседник, — столько мéньших погибло… чёртовы крысы… — девушка отчётливо почувствовала всплеск ярости от него. — Староста этот в любом случае чего-то темнил, — после продолжительного молчания снова заговорил он. — Настаивал, что это волки, что весь товар пропал… А когда я его сейчас спросил, испугался как будто я его волкодлаком назвал! — молодой снова немного помолчал и уверенно добавил: — что-то там не так. И с нападениями… и в деревне. Что за люди? — снова взвился он. — У них бес знает что творится, а они опять лгут и изворачиваются.

Вояна возмущённо подумала: ещё скажи, что Топки сами виноваты в нападениях! Вслух впрочем ничего не сказала. Дурнота прошла, но чувствовала она себя по-прежнему неважно и как-то сонно. Словно не спала неделю, наконец уснула, а её разбудили.

— А с ней что? Успели? — спросил всё тот же молодой голос.

Пожилой мужчина тяжело вздохнул.

— Обращение уже началось… — после долгого молчания сказал он и сокрушённо продолжил. — Если бы родители сразу её привели, в тот же вечер…

— И что теперь?

На этот раз молчание затянулось ещё дольше и Вояне стало страшно.

— Я подготовлю обряд к завтрему, — наконец ответил пожилой мужчина. — Но теперь многое зависит от неё… Я могу дать ей выбор, а уж что она в результате выберет… Если бы я мог достать для неё амулет навроде торнаховского… но сам понимаешь, к чернопольским магам сейчас не сунешься, а до эльфийских поди доберись.

— Но ведь и без него есть те, кто владеет собой… — возразил молодой.

— Есть, — согласился его собеседник. — Но с амулетом всё-таки надёжнее. Особенно, когда оно… так… происходит. — со вздохом добавил он.

Молодой не ответил, но Вояне показалось, что он согласился.

— Помощь моя нужна будет? — после некоторого молчания снова заговорил он. — И может мне сейчас остаться? Не ровен час…

Пожилой мужчина снова долго молчал, размышляя.

— При обряде, пожалуй, не помешает. Стар я уже, да и молодые оборотни уж больно вёрткие! — со смешком сказал он, молодой отозвался смущённым фырканьем, — но сейчас можешь не волноваться. Я её зверобоем напоил, от него волкодлаков в сон клонит.

«А х ты ж…» — успела подумать девушка и снова провалилась в сон.

Последующий обряд Вояна предпочитала не вспоминать. Помнила она в любом случае только урывками, но и от них было жутко. Зато с навязчивой частотой вспоминалось другое.

Она нырнула поглубже и зацепилась за корягу, примеченную ранее. Внизу вода была совсем холодная, и руки-ноги начали быстро коченеть — оно и к лучшему. Воздух пузырьками вырывался изо рта и девушка проводила их взглядом. Поверхность воды манила световым пятном, с каждым ударом сердца становившимся меньше, в груди всё нестерпимее горело от недостатка воздуха. Вояна почувствовала что ещё чуть-чуть и она всё-таки сделает вдох и наглотается воды. Рядом мелькнули какие-то тени, вроде как потянулись к ней, и она вдруг испугалась и метнулась прочь, отпустив корягу. Оттолкнулась от неё ногами, в отчаянной попытке спастись от страшных теней, получилось как-то вяло, но хватило, чтобы выплыть. Девушка заполошно забарахталась на поверхности, задыхаясь и чуя, что правую ногу сводит судорогами, потом ей почудилось, что кто-то ей отвесил смачного пинка и она оказалась на мелководье. Вояна сделала несколько неуверенных шагов, упала, опять погрузившись по шею, снова поднялась. И тут её накрыла истерика. Она тряслась в беззвучном смехе: вот же ж дура! Всё равно хотела умереть, чего бояться-то?

— Ну и зачем? — раздался спокойный шелестящий голос, и девушка вздрогнула, только теперь заметив аранея, прислонившегося к плакучей иве, полощущей ветви в озере, и скрестившего руки на груди. Выражение его лица было невозмутимым, словно он не за неудавшейся утопленницей наблюдал, а к деду её названному в гости зашёл.

Вояна зло фыркнула и попыталась выбраться на берег, снова топиться теперь уже не имело смысла — даже если она снова соберется с духом, чёртов араней её не пустит. Окоченевшие ноги и руки скользили по илистому берегу. Дамхан по-прежнему невозмутимо подошёл поближе и протянул ей руку. Девушка сердито зыркнула на него, но помощь приняла. Выбралась на берег, доковыляла до солнечного местечка, плюхнулась на траву, обхватила себя руками и мелко задрожала, от холода и запоздалого облегчения. Араней опустился рядом, устроился поудобнее и вгляделся в середину озера, где поплавком моталось что-то непонятое. Он чуть взмахнул рукой и «поплавок» ушёл под воду, разогнав рябь по поверхности озера.

— Что там? — подозрительно спросила Вояна, заметив его жест.

— Мавки, — ответил араней.

— Мавки? — оторопело повторила девушка и тоже всмотрелась в водную гладь, но никого не увидела. — Разве они днём показываются?

— Обычно нет, — флегматично пожал плечами Дамхан. — Но когда к ним в озеро лезет целый волкодлак…

Вояна сердито фыркнула и принялась остервенело тереть руками плечи в тщетных попытках согреться. Араней какое-то время наблюдал за ней, а потом всё так же невозмутимо повторил вопрос.

— Так зачем?

Ровный шелестящий тон раздражал до чёртиков! У неё тут дело жизни и смерти, а он спокоен, будто просто встретил её в лесу за сбором ягод. В следующий момент Вояна поморщилась не слишком удачному сравнению — о сборе в лесу чего бы то ни было, после той встречи с волкодлаками, думать пока не хотелось.

— А разве не ясно? — раздражённо буркнула она. — Не хочу становиться таким же кровожадным монстром, как и…

— Я? — по-прежнему ровно спросил араней.

— А ты что, тоже людей на части рвёшь и жрёшь? — вызверилась Вояна и сама себя испугалась: голос был больше похож на рык, а во рту на мгновение почудились волчьи клыки.

— Нет, — Дамхан и бровью не повёл, будто ничего не заметив.

Девушка в раздражении уставилась на него: абсолютно невозмутимый вид, абсолютная искренность ответов и ни толики насмешки. К тому же он принёс её к волхву и помог тому с обрядом. На него не за что было злиться, и это злило ещё больше.

— А они жрут! — выпалила она, не уточняя, кто именно, но это было и так ясно. — Я уже чувствую зов волчьей крови… А я не хочу становиться, как они! — девушка всё больше распалялась, голос её становился всё выше и пронзительней. — Они охотятся! Рвут на части! Глумятся! Они… они… — она хватала воздух ртом, — а я не хочу! Я не хочу убивать и есть людей!

— Не ешь.

Ровный тон аранея подействовал отрезвляющей пощёчиной. Вояна замерла на полуслове и, надрывно дыша, уставилась на него недоверчивым взглядом: для неё это звучало примерно так же, как если бы он сказал «не дыши».

— Но ведь я теперь оборотень… — уже спокойнее возразила она.

— Оборотень, — согласился араней.

Нет, она его всё-таки сейчас придушит. Дамхан какое-то время помолчал, словно размышляя, а затем принялся растолковывать — спокойно и неспешно, глядя куда-то вдаль.

— У каждого оборотня две ипостаси — человеческая и звериная. Вторая ипостась всегда хищная, но это не значит, что тебе нужно обязательно охотиться на людей, чтобы удовлетворить её инстинктам. В конце концов, сами волки на людей нападают редко, — он наконец повернулся к ней и посмотрел ей прямо в глаза. — Да и люди не брезгуют охотой, но друг друга при этом не едят. Как правило, — в шелесте его голоса впервые появилось что-то похожее на иронию.

— Но они ведь убивают? — не сдавалась Вояна.

— Они — убивают, — вновь спокойно согласился Дамхан и, прежде чем девушка успела на него снова вызвериться, продолжил, — Волкодлаки бывают разные. Есть истинные оборотни — навроде меня. У них, как и у меня, есть амулет, уравновешивающий ипостаси и помогающий сохранять ясный разум в любом обличье. Есть высшие — они появляются по-разному, когда потомками истинных, когда другими способами, у них нет амулета, но они, как правило, тоже могут контролировать себя. Если хотят. И есть низшие — они либо нежить, либо близко к тому, и свою кровожадность обуздать обыкновенно не могут, — араней какое-то время помолчал, дав ей осмыслить сказанное. — Если бы ты обратилась после смерти, то и ты стала бы такой же. И даже при простом обращении без проведённого обряда вполне возможно, что ты бы не смогла противиться кровожадным порывам. Но дед Везнич дал тебе выбор. И какой он будет — зависит в первую очередь от тебя.

Девушка отвернулась и нахохлилась, снова обхватив себя руками. Кое-что из того, что рассказал араней, ей говорил и приютивший её дед, но после проведённого обряда она ещё долгое время чувствовала себя как-то странно, а потому его разглагольствования помнила лишь урывками, да и верила им с трудом. Сложилась парадоксальная ситуация — она сама пришла к нему за помощью, но что касалось сущности оборотней, никак не хотела ему верить. Откуда ему знать? Он же просто человек, хоть и волхв. Но услышать то же самое из уст такого же — ну почти — оборотня, немного успокаивало. И всё же…

— Но эти приступы… Тоски… ярости… Я боюсь, что если позволю себе обратиться, то я… — она стиснула колени до боли. — Я не уверена, что смогу себя контролировать! Я боюсь обращаться!

Дамхан какое-то время смотрел на неё испытующим взглядом.

— Тебе не обязательно обращаться, если ты не готова. Ты — высший оборотень, а значит сама можешь решать перекинуться тебе или нет, против своей воли ты не обратишься. Правда…

— Что? — Вояна обернулась и посмотрела на него.

Араней чуть помедлил, словно сомневаясь.

— Хотя бы один раз лучше обернуться. И… с первым обращением лучше не затягивать.

— Почему? — настороженно поинтересовалась девушка.

Дамхан снова помедлил, будто подбирая слова.

— Если слишком долго ждать, то нереализованные потребности второй ипостаси и страх перед обращением только усиливаются и, наложившись друг на друга, могут действительно вызвать помутнение рассудка.

Вояна язвительно рассмеялась.

— Ты уж определись, либо всё зависит от меня, либо я могу с глузду съехать и тогда уж как получится…

Дамхан как-то болезненно поморщился:

— Это происходит только если затянуть на годы.

— Ты-то откуда знаешь?! — не унималась девушка. — Ты же этот, как его…

— Знаю, — отрезал араней и Вояна чуть поёжилась.

Впервые за весь разговор его тон неуловимо изменился и ей стало не по себе. Дамхан надолго замолчал, снова уставившись на водную гладь. Разговор со свежеиспечённой волкодлачкой напомнил о таких вещах, которые он предпочёл бы забыть. Он не помнил ни как погиб его отец, ни то, что он был рядом с ним. Лишь свой смутный животный ужас перед обращением в человека. Везнич смог его успокоить и уговорить перекинуться, но после этого он наоборот боялся обращаться обратно в паука. Как ни бился с ним волхв, принятие своей сущности неприлично затянулось, и воспоминания о сводящих с ума мыслях и желаниях неприятно царапали душу. Ему было до сих пор стыдно и перед Везничем, и перед семьёй матери, приютившей его, за все те его истерики и «чудачества», которые им пришлось пережить, хотя сами они его ни разу ничем не попрекнули.

— В любом случае, если ты действительно не хочешь превращаться в кровожадного монстра, то у тебя нет другого пути, — снова прошелестел он уже своим обычным тоном. — При насильственной смерти обычный волкодлак превращается в низшего, в нежить. Поэтому тебя мавки из озера и выкинули.

Вояна резко обернулась и изумлённо уставилась на него: значит тот пинок ей не померещился.

— А им-то какая печаль?

Араней слегка пожал плечами.

— Нечисть с нечистью не дружит.

Девушка насупилась и на какое-то время замолчала, размышляя. Потом ей вспомнилось, как Дамхан отзывался о Топках, беседуя с Везничем. Из этих разговоров она знала, что после нападения волкодлаков староста прибегал к аранею на поклон и уговорил его снова защищать Топки. Но тот хоть и согласился, на все корки костерил что самого старосту, что остальных жителей деревни. Да и на неё нет-нет да взглянет с некоторой неприязнью, по-крайней мере, ей так казалось. Даже странно, что он пришёл ей на помощь тогда, да и сейчас проследил за ней до озерца.

— И чем тебе Топки так не угодили? — в сердцах спросила она продолжением своим собственным мыслям. — К мавкам ты и то лучше относишься! А по идее избавляться от них должен!

Дамхан чуть усмехнулся и задумчиво посмотрел на водную гладь. К мавкам он действительно относился лучше. Что же до того кого он должен был убивать… Ещё с его предка, заключившего первый договор с деревнями, повелось, что аранеи воевали далеко не со всей нечистью. Совсем мелочёвкой они и вовсе не занимались — если кто-то слишком наглел, то с ними разбирались мéньшие. А из крупной гоняли только откровенно кровожадных и недоговороспособных. Так, например, его предки выдавили из местных водоёмов кикимор. Среди них были тоже низшие и высшие, как и среди волкодлаков, но даже с высшими договориться было невозможно. К тому же, с тех пор, как ведун затемнил верею, их поведение стало совсем уже пугающим. Старики в Бочажках рассказывали, что они стали складывать что-то вроде капищ, несомненно во славу тёмных сил. Дамхан и сам находил исписанные странными письменами жертвенные камни, когда кикиморы вновь появлялись, привлечённые вереей. К счастью, они, как правило, приходили со стороны Топок, где верея коптила в полную силу, и небольшими группами, так что справиться с ними ему было вполне по силам. С мавками же аранеи предпочитали договариваться, а не воевать. Сразу после затемнения вереи резон был такой, что зачистить зараз всю нечисть сил может и не хватить. Да и позже смысла ссориться со всеми подряд не было. Верея то и дело всплесками усиливала активность, забот и так было предостаточно, а своё озеро от чужаков мавки и сами могли защищать. С ними у аранея был уговор, что они не станут утаскивать на дно местных купальщиков, а он не будет препятствовать, если кто-то решит утопиться из-за несчастной любви или другой какой причины. От селян же требовались регулярные дары в виде девчачьих мелочей, до которых мёртвые девы были весьма падки. Да ещё не вылавливать баграми тела тех, кто решил утопиться, ведь по местным поверьям, если человека выловить в течении трёх дней, то его ещё можно было спасти от превращения в нежить. Про проезжих уговора не было — если кто направлялся в Бочажки, то их либо предупреждали не ходить на мавкино озеро, либо отдельно просили за них у самих мавок, оставляя подарок и какую-нибудь вещицу того, за кого просят, чтобы неживые девицы знали, кого не трогать. За триста лет среди мавок появилось немало девиц из местных, так что своих они чуяли безошибочно. Да и деревенские девицы знали, что в случае невыносимой любовной тоски али хвори их и встретят радушно, и своих до смерти морочить не придётся. Впрочем, Малушу в своё время он всё-таки не пустил, благо удалось перехватить её недалеко от деревни, мавки ни о чём и не узнали.

Уговор работал к всеобщему удовольствию. Аранею было меньше забот, да и с мавками можно было словечком перекинуться. Местные могли не бояться водоёмов даже ночью, а в гребешках и лентах для неживых дев недостатка не было. Мавки же спокойно обитали в озере и временами беззлобно подшучивали над селянами. А иногда могли и девиц спасти, и молодого дурного волкодлака из озера вытолкнуть. Правда последнее скорее всего было не по доброте душевной, а потому, что им и самим не нужен был низший волкодлак в округе. Нечисть-нечисти рознь, особо дурной волкодлак мог и мавку загрызть. Что же до Топок…

— Мавки слово держат, хоть и нечисть, — наконец сказал он, — в отличии топовчан. — Вояна насупилась, поняв, что он про недостающих овец. — И если бы не Топки… то и защиты моей не требовалось бы. С вас всё началось.

— С чего бы это? — вскинулась Вояна. — Это ведун виноват!

Дамхан повернулся к ней и девушка съёжилась под его пристальным взглядом. Выражение его лица было по-прежнему невозмутимым и глаза смотрели спокойно, но ей стало как-то жутковато.

— Ведун мстил за внучку, над которой надругались, — веско сказал он.

— И с чего ты взял, что надругались над ней именно в Топках? — всё-таки не удержалась от вопроса Вояна, уж больно серьёзным было обвинение.

Дамхан ничего не ответил, лишь его взгляд потяжелел, а в следующее мгновение девушка и сама поняла, что вопрос был донельзя глупым. Ведун жил рядом с Топками, поговаривали, что его изба до сих пор стояла посреди болот рядом со старой деревней. И именно Гиблые Топки пострадали в первую очередь, превратившись в деревню утопленников-упырей. Если бы насильники были из Весёлок или Бочажек, то вряд ли бы он начал с Топок? Хотя с другой стороны, что если Топки пострадали больше всего потому, что рядом с ними была та… как её там… верея? Ну разве могли жители её деревни, хоть и прошлые, пойти на такую мерзость? Да ещё против внучки ведуна? Она снова поёжилась под пронзительным взглядом аранея, казалось, что тот слышит её мысли. Не могли? Так же, как не могли злословить про твою безумную тётку вместо того, чтобы вовремя позвать волхва? Так же, как твоя семья не могла отказаться от сиротки Найды, подозревая на ней порчу, вместо того, чтобы опять-таки позвать волхва? Так же, как не могли отказаться уже от тебя самой, вместо того, чтобы отвести к волхву? Вояна вспыхнула и отвернулась, заодно вспомнив, как сама же с прочими девчонками ещё и жестоко насмешничала над Найдой с подачи Глашки, как её собственная мать постоянно желала сиротке сгинуть, как они с подружками то и дело пытались «потерять» её в лесу при сборе грибов или ягод, не то, чтобы подуськанные родителями, но с их молчаливого одобрения. Да и, пожалуй, если бы из леса после нападения волкодлаков не вернулась только Найда, то никто её искать и не стал бы. И если бы кто из парней её обидел, вряд ли бы кто-нибудь заступился. Сказали бы — как всегда — сама виновата. Так же, как говорили, когда отчим её бил смертным боем.

— Почему же ты мне помог, если Топки так не любишь? — наконец тихо спросила она.

Дамхан снова внимательно посмотрел на неё, в его взгляде ей почудилось лёгкое разочарование.

— Потому что тебе ещё можно было помочь, — сухо ответил он и отвернулся.

Какое-то время оба сидели молча, думая каждый о своём. Девушка начала согреваться и постепенно тяготилась обществом аранея. Мало того, что он стал свидетелем её позорной попытки наложить на себя руки, так и ещё без обиняков говорил о неприятной стороне её деревни, о которой не принято было говорить вслух. В буйстве нечисти винили ведуна древности, аранея, её спятившую тётку, но только не себя самих.

— Знаешь почему мой предок предложил окрестным деревням паучий шелк? — вдруг сказал Дамхан, словно бы услышав её мысли.

Вояна недоуменно воззрилась на него — шелка показались ей чересчур резкой сменой темы разговора. Чуть помедлив она покачала головой. В Топках ходили разные слухи на этот счет, в том числе про пещеру с сокровищами аранея — про нее как-то заливал на деревенских посиделках дядька Нечай. Тогда она была девчонкой-несмышленышем и вместе с другими детьми слушала раскрыв рот, но теперь это выглядело бреднями. Насколько она помнила, аранею приносили только овец, выручку же за шелка полностью оставляли себе, так откуда ж взяться тем богатствам? Да и жадность скорняка была притчей во языцех, небось по себе судил. «Кабы я был чудищем поганым..» Вояна неожиданно для себя фыркнула. Скорняк всегда важничал, любил порассуждать о бережливости. Мать её частенько вздыхала, жалея, что у него нет сыновей. Говорила, мол, выдали бы тебя за его сынка — жила бы как у богов за пазухой, ни в чем нужды не зная! Сейчас же это все казалось ей какой-то несусветной глупостью и мерзостью. Небось случись такое, так держали бы невестку в черном теле, навроде их приёмыша. Чай не своя, привенчанная.

— Потому что при всей силе и способностях, невозможно в одиночку постоянно оберегать все три деревни. Магическая паутина удерживает Гиблые Топки в омуте… Но если вдруг на Топки полезут волкодлаки, а на Весёлки в тот же миг кикиморы нападут, то мне не разорваться. Куда проще, если жители деревень не выживанием заняты, с полбы на белену перебиваясь, оттого что на болотах ничего толком не растёт, а и сами что могут. Деньги от продажи шелков можно же по-разному потратить… Можно на бусы да безделушки для девок, а можно сначала зерна и прочего накупить с запасом, да на оружие потратиться и время высвободить…. В Бочажках и Весёлках это понимают, — продолжил он после длительного молчания, — понимают, что и шелкопрядов, и сторожей надо кормить, что если где что-то странное происходит, то лучше прибежать, да сообщить, а не надеяться, что я сам почую. Что если зимой что-то происходит, то я не могу об этом знать. Что и самим нужно осторожничать и уметь отбиваться от зверья да нечисти. Топки же… — Дамхан покривился и прервался.

Ещё какое-то время они сидели молча, Вояна чувствовала, что араней не на шутку раздражён и дальше расспрашивать не решилась. Наконец он поднялся и протянул ей руку, помогая встать.

— Пойдём, — прошелестел он уже совершенно ровным тоном. — Отведу тебя к деду.

Слёзы кончились, но девушка по-прежнему сидела, обхватив колени и чуть покачиваясь взад и вперёд. Тот разговор с аранеем вспоминался ей не раз и не два. Дамхан тогда оставил многое недосказанным, но в этом и не было нужды, всё остальное она додумала и поняла сама. Раз за разом прокручивая тот разговор в голове, она пыталась спорить с ним, но каждый раз убеждалась в том, что он прав, говоря, что Топки сами виноваты в своих бедах. Взять хотя бы заботу о своей безопасности. И Весёлки, и Паучьи Бочажки были окружены двойным частоколом. Между двумя стенами был зазор аршина в два, где в землю были вбиты колья. Такие же колья были вбиты под углом вокруг деревни — просто так и волкодлак не перескочит. Небось к ним волки зимой овец давить не наведывались. Весёлки, впрочем, были вообще более зажиточными, находились ближе всего к проходившему поодаль тракту и обзавелись собственным постоялым двором, куда могли сворачивать проезжавшие мимо обозы. Но эту зажиточность они вкладывали и в свою защиту. На частоколе и воротах, помимо всего прочего, были начертаны охранные руны, ворота постоянно стереглись, а частокол проверялся на предмет подгнивших столбов. И если в Бочажках ворота охраняли все по очереди, то в Веселках и для охраны, и для починки частокола и ворот был особый наряд. Поначалу ей это показалось странным — в Топках таким не заморачивались, зачем они в конце концов аранею овец платят? Да и сложно было себе представить, чтобы кто-нибудь из соседей добровольно что-то лишнее на охрану деревни выделил бы. Дядька Нечай вообще скорее удавился бы, да и староста постоянно ныл о тратах, хотя недавно выгодно дочку замуж в город выдал. Небось и перед аранеем прибеднялся, да только тот слушать не стал. Каждый раз, когда частокол нуждался в починке, шли ожесточённые споры, чья очередь чинить, вместо того, чтобы собраться вместе и сделать всё по-быстрому. Хотя казалось бы, всем же хуже, если нечисть в деревню сможет захаживать!

К ведуну лишний раз вообще не обращались, хотя — как она теперь сама знала — не так уж и страшен был путь через расселину, даже ночью. Всей-то и опасности, что провалиться, ведь мостик тем более никто не чинил. Сама она помнила уже смутно, но в рассказах старших про то время, когда её тётка потеряла ребёнка и тронулась умом, навязчиво повторялось «оказалось слишком поздно». Если уж даже ради здоровья ребёнка или усмирения безумной тётки не обратились к Везничу вовремя, то что уж говорить о каких-то охранных рунах! Волхва же тоже одаривать надо! Про него вообще в Топках отзывались неприязненно. Мол, это он тогда недосмотрел, недоколдовал. Это из-за него погиб её дед! И вообще он Топки не жалует! Только попав к нему сама, Вояна поняла, что это всё наговоры. Проводя для неё обряд, старик выложился по полной, аранею пришлось его поддерживать по дороге домой. И всё ради «девки из Топок», которую собственный отец предпочёл придушить, а не попытаться спасти. Если старик так переживал за возможного волкодлака, то ведь наверняка сделал всё что мог и для несчастного младенца! Пожалуй, только столкнувшись с этой стороной жизни сама, она в полной мере осознала, что и служители богов, и араней — не всемогущи. В Топках же относились именно так, словно сделанное волхвом — это магический щит на века вечные, а если оказывалось, что это не так, то значит почему? Потому что волхв не хотел! Да и аранея поминали недобрым словом каждый раз, как нечисть снова начинала лезть. К шелкам относились, как к его обязанности, а не подарку. Вояна вдруг полыхнула от стыда, вспомнив, что за год до нападения бабы ворчали из-за нежданно полученных излишков шёлка, жалуясь на лишнюю работу. Считалось, что в последний день листопада и первые две недели грудня¹ нельзя было рукодельничать, а в особенности сновать и мотать нити, чтобы зверьё не «моталось» у загонов скота. А поскольку араней дал больше шелков, то многие решили не слишком строго соблюдать этот запрет. Когда же волки стали забираться в овчарни и давить овец, то некоторые поспешили обвинить в этом аранея с его подозрительной щедростью, словно их кто гнал ткать всё и сразу. В прошлый же год селяне опять ворчали и ругали аранея на чём свет стоит, когда шелков и вовсе не стало. Вояна заиграла желваками — каждый раз вспоминая тот разговор с Дамханом она злилась. На себя, на родителей, на всю деревню! Вместо того, чтобы считать помощь аранея подспорьем, как это делали Весёлки и Паучьи Бочажки, Топки обленились и обнаглели. И даже случавшиеся время от времени «эксцессы», нередко заканчивавшиеся чьей-то гибелью не заставляли жителей одуматься. Да хотя бы по мелочи! В Весёлках девицы не ходили в лес одни, с ними всегда была парочка парней покрепче, да и у самих девиц на поясе завсегда был мешочек с измельчённым духогоном — не невесть какая защита, но хоть на сколько-то нечисть отвратит, а там и убежать успеешь! Да даже если и не нечисть, а волк или волкодлак — глаза если запорошить, тоже время выиграешь! Вояна снова до хруста сжала пальцы: если бы в Топках хоть на толику вели себя поумнее, то она бы…

— А ты что здесь сидишь? — удивлённый возглас вернул её на землю, девушка зло уставилась на худощавого светловолосого паренька, недоуменно таращившегося на неё.

Принесла же нелёгкая! Радька — нескладный паренёк чуть постарше неё — был ещё одним подобрышем волхва. Везнич привёз его из города поздней осенью. Радимир был сиротой и обитался при городском храме учеником. Особых талантов в волшбе и служении он не проявил, и городской жрец настоятельно отсылал его прочь, да только идти ему было некуда. В подмастерья нескладного и неуклюжего паренька тоже никто брать не спешил. Однако деревенскому волхву он чем-то приглянулся. Вояна сердито насупилась — знать бы ещё чем! Долговязый, худой, что смотреть страшно, неряшливая копна белёсых волос… Только и хорошего, что курносый нос с веснушками, да смешливые васильковые глаза. Еще бы пялился на не неё пореже, было б совсем хорошо. Но волхв-недоучка таращился на неё не хуже Ганьки-горбуна и её это почему-то жутко раздражало. Тем более, что в его случае ей кроме нескладности и предъявить-то было нечего. Не ряб, не горбат. А нескладен — так и сама теперь такая.

— Тебе-то какое дело! — сердито фыркнула Вояна, так и не придумав за что на него злиться и оттого разозлившись ещё пуще.

— Да никакого, — невозмутимо ответил Радим, — к деду гость пришёл, стол бы накрыть надоб..

Парень осёкся, когда вдруг хлопнула дверь и Везнич с непривычной живостью выскочил из дома сам и почти бегом направился к ним.

— Вояна, живо направляйся в Бочажки! — резко сказал он.

— Но…

— Сейчас же! — нетерпеливо перебил её волхв и сунул в руки какой-то свиток. — Зайди к Малуше, предупреди, чтобы в Весёлки ни она, ни братец её с женой пока ни ногой. Отдашь свиток ему. Скажешь ей, что я просил приютить тебя и пока Радьку за тобой не пошлю — не возвращайся! Поняла?

Вояна ничего не поняла, но оторопело кивнула.

— Я только узелок соберу… — пролепетала она, нутром почувствовав, что дед был чем-то сильно обеспокоен, и ей самой стало страшно.

— Никаких узелков! — Везнич для верности прихватил её за руку, — через заднюю калитку выйдешь и закоулками из деревни выберешься. Радька тебя до мавкина озера проводит.

— Да я и сама могу дойти, — вскинулась девушка, — кто меня тронет-то? — с вызовом продолжила она.

— Слушай, что тебе говорят, девка! — рассердился волхв. — Навредить тебе может много кто, и один такой сей миг в доме сидит. Так что брысь отсюда, пока он тебя не почуял.

Вояна испуганно покосилась на избу, переглянулась с Радимом и торопливо кивнула. Молодые люди, более не мешкая, побежали к задней калитке и вниз по деревенской улочке. Везнич проводил их взглядом, пока они не скрылись из виду, а сам уже степенно, как и полагается пожилому служителю богов, вернулся в дом. Чуть покряхтывая, словно от немощи, собрал нехитрой снеди на стол, а потом и сам тяжело опустился на скамью.

— Внучка к подружкам в соседнюю деревню отпросилась, да так там и застряла! — ворчливо пояснил он, заметив, что гость наблюдает за всем этим с некоторым недоумением.

— А ученик твой на что? Только что же здесь был! Или тоже по подружкам побежал? — с мерзенькой двусмысленной ухмылочкой спросил тот, принимаясь за угощение.

Волхв чуть поморщился, но учить соглядатая короля хорошим манерам не стал, только беду накличешь. Судя по нашивкам на кафтане и многочисленным амулетам, гость, представившийся Смригом, был магом недюжинной силы, собственно только такой и решился бы странствовать по глухим местам совсем без охраны. А вот если он прознает про оборотней, и сюда придут королевские ловчие отряды… Везнич невольно скользнул взглядом по подвеске гостя, выбившейся из ворота рубахи и посверкивающей самоцветами: если бы Вояна зашла в дом, соглядатай раскусил бы её в считанные секунды. То, что могло ускользнуть от наметанного взгляда, не утаилось бы от амулета. Хорошо ещё, что её остаточный след терялся за прочими колдовскими волховскими приблудами.

— А что, дед, — заговорил Смриг, не дожидаясь ответа и подняв на него какой-то нехороший взгляд, словно услышав его мысли. — Оборотни у вас в округе водятся?

Старик спокойно выдержал его взгляд, всё-таки сам тоже не лыком шит, и пострашнее видали, и добродушно усмехнулся.

— Да откуда ж? У нас даже кикимор нет!

— Странно… — протянул гость, разминая в руках кусок хлеба и пристально глядя на волхва бесцветными глазами, — места глухие, болотистые. Рядом тёмная верея небеса коптит, а нечисти — кот наплакал.

— Да разве ж плохо? — наигранно удивился Везнич, гость чуть покривился, но спорить с тем, что жителям местных деревень от отсутствия нечисти как-то не страдалось, было глупо. — Защитные руны я обновляю исправно, дозор несётся и частокол чинится регулярно. А если кто и лезет в деревню — так охранный наряд их поколачивает. Секиры у них конечно простенькие, но заговорить-то их и я могу…

Смриг подозрительно прищурился, не отводя от волхва пристального изучающего взгляда. У него было отчётливое ощущение, что тот ему нагло лжёт. Не могло же быть такого, что в деревне по ту сторону Расселины об аранее все знали, а по эту — и слыхом не слыхивали? Однако с лица Везнича не сходила добродушная, чуть снисходительная улыбка, да и глаз он не отводил, отвечая королевскому колдуну прямым открытым взглядом.

— А что же в Топках сказывают, что в Расселине у вас чудище живёт? Паук в сажень ростом, до девиц охочий?

— Дак почём же мне знать, что и зачем в Топках сказывают? — вроде бы по-прежнему добродушно ответил волхв, но взгляд его как-то неуловимо стал жёстче. — Мы к ним не ходим, они к нам не ходят… А что там в Расселине, так ежели кто живёт, так и пусть его. К нам никто не наведывается, да и нам в ущелье ходить нет надобности. Что же до девок — так у нас никто не пропадал. Врут, может? — Везнич невозмутимо отхлебнул отвара из кружки и посмотрел магу прямо в глаза, — сами небось девок своих сгубили, теперь виноватых ищут… не впервой.

Смриг вопросительно приподнял брови, но волхв по собственному почину ничего объяснять не стал. Маг от досады чуть заметно дёрнул щекой. И староста и корчмарь Весёлок баяли примерно то же самое и с такими же наичестнейшими лицами. Но он-то спускался к входу в ущелье на пути от Топок сюда и видел и гигантскую паутину, и хоть и редких, но слишком больших пауков. Не знать про них селяне в такой близости от расселины не могли, а вот не интересоваться ими, пока к ним никто не наведывался… вполне. Хоть и сомнительно. Да и слишком уж складно про аранея рассказывал Бухвост со товарищи… не могли же дремучие селяне с болот выдумать настолько достоверно? Может, конечно, о чём-то и соврали, но их описание чудища вполне походило на описания аранеев в свитках из библиотеки его сюзерена, короля Черномира. А уж их-то прочесть они точно не могли. Да и вообще, с тех пор, как он въехал в Весёлки, его не покидало ощущение отчуждённости и фальши: здесь ему были явно не рады. Если в Топках его побаивались, но в остальном неприязни не испытывали, то тут ему постоянно чудилось, что за ним исподтишка наблюдают. Будто не араней, а он был «чудищем поганым», девок ворующим. Впрочем, в его глазах на мгновение зажёгся самодовольный огонёк, в этом они пожалуй были не так уж неправы. В следующий миг у него буквально засвербело в затылке и он невольно заозирался — ощущение чужих глаз, наблюдающих за ним, стало особенно сильным. Так никого и не обнаружив, он повернулся обратно и зло заиграл желваками, перехватив чуть насмешливый взгляд волхва. Ощущение, мимолётно посетившее его, было таким, словно за ним наблюдает сам араней, вплоть до появления мерзкого чувства, что он попал в паутину и любое его действие привлечёт к себе внимание. Однако ни служек, ни тем более самого оборотня, он не видел и не чуял. Неужели..? Он вгляделся в волхва поближе: неужели жители Весёлок наблюдали за ним для аранея? Может они его трэллы²? Безвольные рабы? Как бывает у волкодлаков? Маг похолодел, когда ему вдруг почудилось какое-то мельтешение в тёмных углах, но в следующий момент наваждение прошло. Да нет, бред какой-то. Подобные трэллы обыкновенно были нежитью, а деревня была вполне себе живой. Да и целую деревню трэллов под влиянием могущественного существа, будь они даже по-прежнему живы, он бы почувствовал за версту. Неприятное свербение в затылке, впрочем, никуда не делось.

— А что если я сам к ущелью прогуляюсь? — с нажимом спросил он, по-прежнему пристально глядя в глаза Везничу, надеясь разглядеть хоть мельчайшую реакцию.

Однако тот ни малейшего беспокойства не высказал.

— Так и прогуляйся, — благодушно согласился он, — разве ж мы королевскому посланнику указ?

Смриг скривился. По-хорошему в логово аранея лучше было не соваться одному, и ему могла понадобиться помощь местного волхва, но на это, похоже, можно было не рассчитывать. Как, впрочем, и на остальных в этой чёртовой деревне. Возвращаться в Топки он пока что не хотел, оставались ещё Паучьи Бочажки, но что-то ему подсказывало, что там его примут столь же «радушно», как и в Весёлках. Впрочем, наведаться туда всё-равно стоит.

Колдун ещё какое-то время размышлял, разглядывая убранство Везничевой избы, особенно резной сундук в углу, где наверняка хранились свитки. Среди них вполне могло быть что-нибудь писанное самим волхвом о местной нечисти и не только, но хозяин, судя по всему, сам посмотреть ничего не даст, а без его ведома или разрешения сундук не откроешь. Смриг поднялся: здесь ловить было больше нечего.

— Ну что ж, отец, спасибо за хлеб-соль. Может ещё свидимся, — как-то нехорошо осклабился он, словно намекая на то, что следующая встреча будет куда менее приятной.

— Отчего ж не свидеться, может и свидимся, — спокойно согласился Везнич, намёка будто бы не заметив.

Королевский посланник снова покривился, так и не поняв, придуривается ли старый волхв или действительно несколько туг умом, и вышел из негостеприимной избы.

* * *

Смриг спешился и привязал лошадь к плакучей иве на берегу. Озеро ему чем-то неуловимо не нравилось. Магических возмущений не наблюдалось, вода чистая и прозрачная, живность — не в пример омуту с упырями у Гиблых Топок — обыкновенная и вполне себе суетящаяся. И всё же… В воздухе словно был разлит едва слышный привкус падали и казалось, что водная гладь вот-вот засветится мертвенным сиянием. Маг поморщился: нежить. Несносный старик так толком и не ответил про аномалию с нечистью в окрестностях, но явственно что-то скрывал. Про оборотней так точно врал. Волкодлака он почуял ещё в деревне, а отъехав на полверсты так и вовсе удостоверился, что тот пробегал, причём недавно. И раз он выбежал из деревни, значит волхв о нём должен был знать. Об аранее же наверняка знали все, как и в Топках, но усердно дурили ему голову. Смриг презрительно хмыкнул, неужели деревенский жрец и впрямь думал его обмануть? Когда ловчие отряды прибудут за аранеем, пусть порезвятся и в Весёлках. Будут знать, как лгать королевскому посланнику! По лицу колдуна вдруг расползлась самодовольная улыбка — теперь-то он точно докажет Черномиру, что лучше Явора! Истинный араней! Не чета полубезумным низшим волкодлакам, коих во множестве притаскивал его заклятый соперник. И, кстати, нужно будет покружить ещё по лесу, прежде чем возвращаться на тракт. Стая волкодлаков, что напала на девиц из Топок тоже может быть ещё где-то поблизости.

Маг чуть вздрогнул, вдруг заметив девушку, сидевшую на берегу буквально в нескольких шагах от него. Смриг подозрительно прищурился: откуда она взялась? Он просто не мог её не заметить, подъезжая к озеру! Или мог? Он был так сосредоточен на следах волкодлака, что на обычную смертную мог и не обратить внимания. И если проходящая рядом лея создавала ровный магический фон, то затемненная верея добавляла путаницы. Впрочем, девица его приближения тоже, казалось, не замечала. Странно это: одна, посреди леса… хотя… мужчина неприятно ухмыльнулся, селянки в этой глуши непуганые, можно и поразвлечься. Маг воровато оглянулся: напрямую отказать ему мало кто посмеет, да и не сможет, но лишних глаз все равно лучше избегать, не ровен час родственнички на вилы поднимут… в самый неподходящий момент. Окрестная чаща полнилась пением птиц и прочими лесными звуками: кроме них двоих поблизости никого не было. Смриг приободрился и уже откровенно липким взглядом уставился на так ничего и не подозревающую девушку. Тонкостанная красавица, в легком голубом платье — небось из паучьего шелка, о происхождении которого тут «не ведают» — сидела, спустив ноги в воду, и безмятежно расчесывала волосы крупным костяным гребнем. Маг зачарованно смотрел, как тонкие серые пальцы перебирают зеленые прядки волос, чувствуя как в нём разгорается нестерпимое желание. Забыв об осторожности он шагнул к ней, развязывая пояс. Еще шаг, пояс с мечом и ритуальным кинжалом упал в траву. Смриг потянулся к так и не обернувшейся девушке, он уже почти видел, как хватает ее за волосы, грубо запрокидывает голову, впивается жадным поцелуем в пухлые девичьи губы, и испуг в её глазах только раззадоривает желание, как его рука до боли сжимает нежную грудь… Перстень на левом мизинце раскалился, разгоняя морок, в нос ударил тошнотворный запах тлена, и он отчетливо увидел позвонки выпирающие из тонкой девичьей шеи. Мавка! Смриг отпрянул назад, но нежить, по-кошачьи извернувшись, уже кинулась на него. Вспышка, запах паленой гнилой плоти, и мертвячка кубарем откатилась в сторону, отброшенная заклинанием. Мавка тут же вскочила на ноги, выщерилась черными острыми зубами, но, решив не связываться с колдуном, бросилась обратно к воде. Смриг презрительно скривился, в правой руке появился магический сгусток, мавка в ужасе взвыла, понимая, что не успеет скрыться в озере. В следующее мгновение он сам покатился по траве, а потрескивающий колдовской шар впустую прошел над водной гладью. Мавка, не теряя времени, нырнула в омут, впрочем тут же вынырнула обратно в окружении товарок и жадно уставилась на него. Маг хотел было вскочить, но с удивлением понял, что его что-то держит. В толстых, с палец шириной, канатцах он не сразу опознал паутину. Да что за чертовщина! Увлекся нежитью и не заметил появления аранея! Смриг выстрелил ещё одним сгустком, но тот как-то неубедительно зашипев почти сразу погас. Маг стрельнул сплошным магическим потоком, но чертовы нити словно бы поглощали магию и лопались от ее избытка, а не воздействия. Он израсходовал треть своего запаса, чтобы расплавить две нити, а когда лопнула третья, прилетела еще одна сеть, плотнее пригвоздив его к земле. Мавки хихикали и подбирались поближе, первые уже вылезали на берег, тянули жадные лапы к обездвиженной добыче. Смриг отчаянно забился ругая себя последними словами. Если бы только он не скинул пояс… Мужчина заелозил, пытаясь извернуться так, чтобы дотянуться хотя бы до кинжала, но тут пояс и вовсе отлетел прочь, откинутый огромной паучьей лапой. Колдун невольно замер, впервые узрев Хозяина Расселины во всей красе — огромный серебристый паук изучал его холодным взглядом переливчатых паучьих глаз, потирая жвалами. Смриг оторопело пялился в восемь своих отражений, казалось, целую вечность, а в следующее мгновение тварь бросилась на него. Маг заорал от ужаса, инстинктивно снова попытавшись избавиться от пут, но лишь почем зря истратил ещё треть магического резерва и парочку амулетов. Впрочем, араней, вопреки ожиданиям колдуна, не стал его жрать, а принялся деловито заворачивать в кокон. Смриг пытался сосредоточиться на особенно мощном заклинании, однако круговерть земли и неба не давала этого сделать. Наконец, плотно спеленав его от подбородка до щиколоток, паук выпустил добычу, но не успел колдун приземлиться на траву, как его куда-то потащило. Мужчина с трудом повернул голову и с ужасом осознал, что мавки в шесть рук тащат его в омут, одна из них — та, первая — заметив его взгляд ехидно ощерилась и послала ему воздушный поцелуй. Колдун задергался, несказанно развеселив неживых девиц, но паутина держала крепче цепей из тушталайской стали. В бессильной злобе он оглянулся на берег и на мгновение перестал брыкаться: вместо паука там стоял худощавый белобрысый парень и провожал его странным взглядом. В следующее мгновение вода сомкнулась над ним. Смриг снова отчаянно задёргался — чёртовы оборотни! Чёртова нежить! Он не может так глупо погибнуть! Он им ещё всем покажет! Дневной свет постепенно удалялся, вода всё сильнее давила на грудь, лёгкие разрывались болью от недостатка воздуха, а паутина по-прежнему не поддавалась. Вдруг что-то разбило поверхность воды над ним и стремительно понеслось вниз. Через пару секунд он скорее почуял, чем узнал свой пояс с магическим кинжалом. В последнем отчаянном усилии магу удалось пробить рукой брешь в паутине и выплести мощное заклинание со средоточием на клинке. Он вложил в него остатки магического резерва, амулетов и всю свою ненависть и… погрузился во тьму.

Дамхан, наблюдавший за озером, видел вспышку, после которой водная гладь ненадолго забурлила. Он ещё чуть подождал, но больше ничего не происходило. Мавки вроде бы не были ничем озабочены, а значит всё кончено. В стычке с магом главное — внезапность. Впрочем «особенности местности» тоже сыграли ему на руку. Смриг погиб, так и не узнав, что лея, проходившая под Расселиной, подгадила ему не меньше тёмной вереи. Рассеянная магия, окружавшая плотный магический поток леи, пронизывала не только окрестности, порождая различные природные аномалии, но и всю местную мало-мальски магическую «живность», скрадывая её сущность и мешая магическому сканированию. А темная верея добавляла путаницы в охоте на собственно нечисть. Это Дамхану, выросшему здесь в неизвестно каком поколении, узнать мавку не составило бы труда, на залетного мага же обманка подействовала безотказно. А уж аранея, чье естество насквозь было пропитано магией леи, он и подавно не почуял. Странно, конечно. Маг, заслуживший столь высокое доверие короля, чтобы стать его персональной ищейкой, должен был обладать не только недюжинными магическими способностями, но и знаниями. Он должен был всё это предусмотреть, да и вообще соваться не пойми к кому в незнакомом проклятом лесу — дурная идея. Впрочем, чем сильнее способности и выше положение, тем чаще их обладателей обуревает гордыня. В одиночных походах совершенно неуместная и смертельно опасная.

Араней прищурился на водную гладь и досадливо поморщился. Лучше было бы, если мавки справились бы с ним сами. И ведь почти получилось! Тоже, правда, странно для мага такого калибра, но тут над ним сыграла злую шутку уже собственная гнилая натура. Мавкины чары на то и нацелены, чтобы жертва потеряла голову и сама побежала им в лапы, но они многократно усиливаются если человек и сам не прочь поддаться низменным желаниям. Тьма притягивает тьму. Был бы Смриг по-благородней, глядишь и распознал бы нежить вовремя. Интересные, однако, служители… у короля-батюшки. Дамхан нервно повел плечами и невольно потер руки. О содеянном он не жалел. Везнич был прав: если королевская ищейка успела бы доложить об обнаруженных ею оборотнях, то им бы не поздоровилось. Да и деревням досталось бы за то, что не сообщили. Чего именно Черномир хотел от оборотней было неизвестно, но судя по памфлетам, распространявшимся в городах с призывами сообщать о «чудищах поганых» — ничего хорошего. Да и рук он себе не замарал. И все же… араней снова нервно потер руки… охотиться на человека было неприятно. Кстати. Дамхан повернулся к осиротевшему коню мага, раздумывая что же с ним делать. Ничего решить он не успел, животное под его пристальным взглядом всхрапнуло, потом вдруг вскинулось на дыбы, заставив его попятиться от неожиданности, а затем сорвалось с места и исчезло в чаще с такой прытью, словно за ним гнались Гиблые Топки в полном составе. Араней проводил его задумчивым взглядом: оно, наверно, и к лучшему. В деревне коня оставлять было нельзя — слишком приметная скотинка, а убивать ни в чем не повинное и верное хозяину животное самому тоже не очень хотелось. А так… глядишь, либо в лесу заблудится, либо волки сожрут. Жаль только седельные сумки снять не удалось.

Примечания

1

Декабрь

2

Трэлл — безвольное существо, полностью подчинённое воле породившего его хозяина. Хозяином, как правило, выступает сильный колдун, оборотень или даже продвинутая нечисть. Трэлл обыкновенно является нежитью, реанимированным трупом, но может быть и живым смертным, полностью лишённым своей личности.