Дом пламенных клятв

Оливия Вильденштейн (2023)

Немногие ненавистны мне больше Данте Реджио, однако список врагов теперь дополняют некоторые мои родственники. Особенно после того, как они помогли остроухому правителю меня похитить. Запертая в обсидиановом подземном мире, куда не способен проникнуть ни один ворон, даже их король, я пытаюсь смириться с правдой, противоположной тому, что мне говорили всю жизнь. Хотя мои новые союзники преследуют собственную цель, мы все единогласны в одном — Данте должен умереть. Но больше всего на свете я мечтаю вернуться к Лору, прежде чем, разыскивая меня, он сровняет королевство с землей… или же потеряет человечность. Может, мне корона предпочтительнее гроба, но я отказываюсь жить в мире, где моя пара существует только в облике птицы…

Глава 13

Выходя из хранилища, я ожидаю увидеть на полу искалеченного Энтони, однако натыкаюсь только на скользкую лужу крови. Она блестит на почерневшем полу, подобно разлитому маслу.

Пальцы сжимаются в кулаки.

— Где он?

— Я велел его переместить. — Катон разглядывает лужу, затем опускает веки, видимо, чтобы не видеть неприятное зрелище.

— Куда вы велели его переместить?

Он поворачивает ко мне лицо и только потом поднимает веки.

— В комнату. С койкой.

— Над землей?

Катон вздыхает.

— Нет, Фэллон. Ты же знаешь, Данте ни за что не позволит.

— В этих туннелях много комнат? — Я устремляю взор в коридор, пересекающий тот, что ведет в мою «комнату».

— Прошу, ничего не спрашивай. Мне запрещено рассказывать, где мы находимся.

— Я уже знаю, что мы в Тареспагии, во владениях Ксемы Росси.

— Откуда?.. — Его рот округляется, прежде чем вновь сжаться. — Ах да. Хранилище. — Он смотрит на теперь уже закрытую золотую стену с эмблемой Росси. — Идем. Я покажу тебе ванную.

Катон ведет меня к туннелю. Камень гладкий, почти не видно никаких швов — а я ищу, еще как ищу, поскольку, пока я не выясню, как нарисовать печать, позволяющую проходить сквозь стены, щель может стать путем к свободе.

Кстати о печатях…

— Как это Мериам до сих пор не протолкнула себя сквозь стену?

— Рядом с ее троном нет стен. Но даже если бы ей удалось приблизиться к одной, она знает, что Лоркан Рибио убьет ее, едва она выйдет из укрытия. А если она умрет, умрешь и ты.

— Может, кому-то стоит сообщить ему, что наши жизни связаны? — Под «кем-то» я подразумеваю его.

— Фэллон, будь реалисткой. Ты в самом деле веришь, что стервятник даст кому-то хоть миг на объяснение?

Я ощетиниваюсь от оценки, вызванной дурной славой моей пары.

— Лоркан — само терпение, Катон.

— Ты явно не видела, как он вырезал целое войско за считаные минуты.

— Вы видели?

Бледное лицо Катона вспыхивает румянцем, заметном даже в слабом свете факела.

— М-мне не следует обсуждать с тобой подобное.

— Еще как следует.

Он проводит рукой по шевелюре, чуть не вырывая несколько волосков.

— Какое войско вырезала мо… — я вовремя заменяю «моя пара», — мой король?

— Прошу, Фэллон.

Я скрещиваю руки на голом животе, прямо под узлом, стягивающим подол испорченной рубашки.

— Нельзя просто сказать мне, что Лор убил целую кучу солдат, и ничего не объяснить. Когда? Где? И почему? Они на него напали? Он не причинил бы вреда тому, кто не заслуживал… — Я резко втягиваю ртом воздух. — Это было в тот вечер, когда меня похитили, да? Я видела, как Данте кивнул, прежде чем закрыть вход пещеры.

— Фэллон… — Его взгляд суетливо бегает по сторонам. — Тс-с! Из-за тебя у меня будут неприятности.

— За то, что сообщил мне новости о событиях в Люче?

— Да. Нам не положено говорить о войне.

— О войне? — ахаю я. Катон напрягается. — Началась война?

У меня такое чувство, будто желудок набит мокрым снегом. Я хватаюсь за ближайшую стену.

— Да. Мы пытались заключить мир. Рибио отклонил наши условия.

Мне противно, что Катон использует местоимение «мы». Что он ассоциирует себя с деспотическим режимом Данте.

— Наверняка Лор поступил бы разумно, если бы меня ему вернули.

— Зачем, ради всего святого, ты хочешь вернуться к этому монстру?

Потому что он мой монстр. Но Катону не понять. Очевидно, Данте промыл ему мозги — я даже начинаю верить, что он здесь по доброй воле.

— Действительно. Зачем мне свободная жизнь под властью короля, который меня уважает, когда можно жить в плену у короля, который намерен меня использовать?

— Данте сделал тебя своей королевой. Это большая честь, и, если не ошибаюсь, ты мечтала выйти за него замуж.

— Мечтала. В прошедшем времени. Но потом увидела его истинное лицо. — Последнюю часть я бурчу себе под нос, на случай если поблизости притаится другой солдат, готовый передать мои слова своему правителю. — И он на мне женился только для того, чтобы использовать мою магическую кровь и позлить Лора.

— Ты, как никто другой, знаешь, что королевские союзы обладают стратегическом значением. Лючинский король стремится к союзу с Шаббе, чтобы Люче наконец обрел покой после падения барьера.

Я сдавленно смеюсь над его искаженным взглядом на мир.

— У шаббинов уже есть союзники: вороны. Если Данте их уничтожит, все, что ждет лючинцев, — это жизнь, полная ужасов.

Катон стискивает челюсть. Мне слышен скрежет его зубов с такой же ясностью, с какой и бешеный стук собственного сердца.

— Твоя бабушка будет горда, когда узнает о союзе.

— Думаете, нонна, которая так упорно боролась за то, чтобы освободиться от мужа и его семьи, испытает гордость, узнав, что меня против моей воли выдали замуж за того, кто велел убить собственного брата?

Темные брови фейри изгибаются.

— Марко убит Лорканом Рибио. Не Данте.

— Вы перепутали убийц, Катон.

— Рибио отсек Марко голову и унес к себе на гору. Кровавую расправу видели тысячи спрайтов и фейри.

Я с досадой вздыхаю. Может, моих друзей и заставили заключить сделку с Данте, чтобы они держали язык за зубами насчет случившегося, но я свободна от клятв.

— Если я велю Юстусу вонзить кинжал тебе в сердце и он окажет мне любезность, кто будет убийцей?

— Я понимаю, что ты пытаешься сказать, Фэллон, но Данте не просил Багрового Ворона снять его брата с трона. Просила ты.

— По-твоему, Данте не было на той горе? Где же, по его словам, он был? В Тареспагии, сношался с глейсинской принцессой, на которой должен был жениться?

О, как жаль, что Данте о ней забыл.

— Он говорил, что ты попытаешься нас убедить, будто он хотел избавиться от брата, — бормочет Катон.

— Неужели? Как проницательно с его стороны. Дай угадаю, он сказал это под действием соли?

Глаза Катона из серебряных становятся кремневыми.

— Понимаю, ты недовольна своей участью, но клевета ниже твоего достоинства, Фэллон.

— Разве ты не слышал? У вороньей подстилки больше нет достоинства.

Катон морщит нос.

— Не называй себя так.

— О, не я себя так прозвала, твои соотечественники наградили меня этим прозвищем. И другими: Багровая Шлюха, Шаббинская Стерва.

— Какие соотечественники?

— И мне хотелось бы знать, но Данте с Таво сочли, что искать их и наказывать нет никакой необходимости, поэтому их личности еще некоторое время будут для нас загадкой.

Сердце дрожит от злости при воспоминании о том, как Эпонина предложила восстановить мой маленький голубой домик в Тарекуори на неббинские деньги. Надеюсь, она в безопасности. Надеюсь, она нашла союзника получше меня, и он поможет ей свергнуть отца.

— Скоро вернется твой дедушка и принесет наряд. Если не хочешь, чтобы он присутствовал при купании, следует поторопиться. — У Катона низкий и напряженный голос — он недоволен или задумался?

Я молюсь, что второе. Катон обладает не только добрым сердцем, но и умом. Несомненно, свет, который я пролила на произошедшие в Монтелюче события, проникнет глубоко в голову и заставит понять, что он поставил не на того монарха.

Мы возобновляем путь.

— Что насчет Эпонины? — спрашиваю я.

— В каком смысле?

— Она осведомлена о том, что ее суженый женился на другой?

— Эпонина вернулась с отцом в Неббе после того, как… — Катон поджимает губы, обрывая окончание фразы.

— После чего?

— Можешь искупаться здесь. — Он толкает дверь, открывая очередное обсидиановое помещение, на этот раз не больше, чем спальни в «Дне кувшина».

Посредине стоит медная ванна. Рядом — ночной горшок и стул с двумя аккуратно сложенными полотенцами.

— Полотенца чистые. Вода тоже. — Катон пытается улыбнуться, но губы не складываются в нужную форму. — Можно вывести солдата из казармы, но вот казарму из солдата не выведешь никогда. — Я лишь вопросительно приподнимаю бровь. — Нам прививают чистоплотность.

Я медленно киваю.

— Жаль, что это ограничивается казармами. Представьте, как армейская чистоплотность помогла бы Раксу.

У Катона хватает порядочности вздохнуть.

— Как только закончится война, поставь эту проблему в верх списка королевских дел.

Упоминание войны, охватившей страну, вызывает мурашки. Как жаль, что я теперь свободно владею шаббинским, но не знаю, как выбраться их этого гигантского гроба. В следующий раз, когда Юстус будет рисовать печати, я глаз с него не спущу.

Катон приглашает меня войти во влажное помещение.

— Я отвернусь.

— Мериам не удалось пробудить мою магию. У меня нет сил, Катон.

— Это когда-нибудь мешало тебе сеять хаос в Люче?

Я улыбаюсь, и впервые с тех пор, как я очнулась в аду Данте, улыбка искренняя.

— Церере следовало дать тебе прозвище Хаос, а не Дождинка, — добавляет Катон.

Сердце болезненно екает, улыбка увядает. Катон неловко потирает затылок.

— Вот я болван. Должно быть, ты по ней скучаешь.

— Еще как, — хрипло отвечаю я. Да, скучаю, однако не мысли о нонне вызвали такую бурю эмоций, а воспоминание о видении, показанном мне Лором в день гибели Марко.

В день, когда я впервые увидела свою биологическую мать.

В тот день, когда я услышала от нее имя, которое мама прошептала при моем рождении и которым нарекла меня нонна: якобы из-за хрупкого телосложения. Однако то не истинное происхождение моего имени. Фэллон означает «дождинка» на языке воронов, как и Гокколина.

Я сглатываю комок, застрявший в горле, думая о том беззаботном утре, которое провела с отцом в таверне. Кажется, с тех пор прошло столетие.

«Почему же ты назвал меня Дождинкой, дайи?»

Он улыбнулся, и все резкие черты его лица стали нежнее.

«Твоя мама, она…»

«Она?..»

Он закрыл глаза и сжал пальцы. Я накрыла его кулак ладонью, чтобы вернуть в настоящее.

Его ясные глаза, ставшие ярче от горя, открылись, взгляд сфокусировался на мне.

«Твоя мама была убеждена, что ты обрушишься на наш мир, словно ливень. И ведь так и произошло, не так ли, моя маленькая Дождинка? Она будет гордиться тобой».

В отличие от нас с Лором, отец никогда не терял надежды увидеть ее вновь.

Подумать только, ведь скоро она к нему вернется!

И ее спасла Мериам!

И да, возможно, она сделала это ради собственного спасения, тем не менее факт остается фактом: моя мама жива. Нетерпение от предстоящей встречи затмевает все тревоги. Знать бы только, где она.

Мериам знает. Вдруг я осознаю, что с нетерпением жду возможности побыть чернильницей: ведь рядом будет Мериам. Не уверена, удастся ли поговорить, если мы будем не одни, но я что-нибудь придумаю. Мне хорошо удается импровизировать.

Я представляю, как Сибилла с Фебом закатывают глаза от моей самоуверенности. При мысли о друзьях сердце глухо ноет. Развязывая перепачканную рубашку, я молюсь, чтобы они не посмели и шага ступить за пределы Небесного Королевства.

Катон начинает закрывать дверь, но мешкает.

— Если я выйду, обещаешь ничего не вытворять?

Я киваю, опасаясь, что вербальный ответ привяжет обещание к его коже и раскроет мое двуличие.

— Если ты попытаешься, Суматоха, наказан будет не только Энтони.

Увы, я не сомневаюсь, что за мой бунт поплатится также и верный Катон.

— Я ничего не вытворю. И «суматоха» — это что, теперь моя кличка?

Его губы растягиваются в улыбке.

— Она тебе подходит.

— Интересно, что о ней подумает нонна…

При упоминании женщины, по которой он по-прежнему тоскует, у него дергается кадык.

— Несомненно, сочтет нелепым. Как и многое из того, что я говорю.

— Неправда. Нонна просто… старше, Катон. Она пережила страшные события, и они сделали ее черствой, но это лишь панцирь, которым она себя окружила для защиты. — Да, я даю Катону лучик надежды, который нонна может развеять, едва они воссоединятся, но не лучше ли жить с надеждой, чем с отчаянием? — Тебе бы поспешить в Шаббе, пока она не сбросила этот панцирь ради какого-нибудь шаббина.

— Ты серьезно полагаешь, что она хотя бы посмотрит на меня, если я оставлю тебя здесь без дружеской поддержки?

Я рада, что он по-прежнему стойкий и добрый, ему не промыли ни мозги, ни сердце.

— У меня есть Энтони. — У меня есть Мериам. И, как ни дико это звучит, у меня, возможно, даже есть Юстус. Конечно, я не озвучиваю имена этих двух потенциальных союзников. — Если можешь выбраться из Люче, Катон, беги.

Спасай себя…

— Я дал клятву защищать корону, Фэллон.

— Магическую клятву?

— Магия — не единственное, что важно.

Значит, он в самом деле здесь по собственной воле…

— В общем, купайся спокойно, но не задерживайся. И ничего…

— Не вытворять. Говорила же, не буду.

В самом деле не буду. Уж точно не без Энтони и не узнав, где прячут Зендею Шаббинскую. Да, именно прячут. Прячься бы мама сама, она бы появилась в ту же секунду, как ожил мой отец, не в силах противостоять зову парных уз.

Я стягиваю рубашку, затем штаны и нижнее белье. Вода в ванне холодная. Как жаль, что Катон не управляет стихией огня!

Опускаясь в ванну с кусочком мыла в руке, я раздумываю над тем, чтобы прикусить кончик пальца. Возможно, если капнуть в ванну кровь, вода нагреется? Но вдруг кровь подействует каким-то другим образом? Вдруг превратит воду в кислоту? Вдруг не получится остановить кровь и активируется некое ужасное заклинание?

Со вздохом я решаю не экспериментировать и воспользоваться прелестями чистой воды. Тщательно намылив тело и волосы, я погружаюсь под воду полностью, чтобы смыть пену. Хотя в купальне тихо, ничто не сравнится с тишиной под водой. Очередная шаббинская фишка?

Веки резко взлетают от внезапно возникшей мысли. Я теперь бессмертная? Ну настолько, насколько бессмертны шаббины.

Глаза раскрываются еще шире при виде стоящего над ванной и пялящегося на меня мужчины.