Дом пламенных клятв

Оливия Вильденштейн (2023)

Немногие ненавистны мне больше Данте Реджио, однако список врагов теперь дополняют некоторые мои родственники. Особенно после того, как они помогли остроухому правителю меня похитить. Запертая в обсидиановом подземном мире, куда не способен проникнуть ни один ворон, даже их король, я пытаюсь смириться с правдой, противоположной тому, что мне говорили всю жизнь. Хотя мои новые союзники преследуют собственную цель, мы все единогласны в одном — Данте должен умереть. Но больше всего на свете я мечтаю вернуться к Лору, прежде чем, разыскивая меня, он сровняет королевство с землей… или же потеряет человечность. Может, мне корона предпочтительнее гроба, но я отказываюсь жить в мире, где моя пара существует только в облике птицы…

Пролог

Лор

Кахол бросает стеклянный флакон на пожелтевшую карту Люче, развернутую на столе.

— Маттиа нашел среди обломков.

Подцепив кожаный шнурок, обвязанный вокруг склянки, я ее поднимаю. Она не больше моего пальца и раскачивается, окутанная серым светом. Второй рассвет без моей пары.

— Там почти не осталось крови, но, может, Бронвен хватит, чтобы нарисовать печать? — Кахол запускает пальцы в спутанные черные космы.

— Печать? Кахол, она не способна управлять кровной магией.

У моего генерала алые белки глаз, что придает гиганту демонический вид, соответствующий его настрою.

— Почему бы, на хрен, не попытаться-то?!

Я потерял свою пару, но он потерял и пару, и дочь.

Нет! Не потерял.

Я мысленно разрываю это слово в клочья.

У нас отняли наших женщин.

Приговорили к жизни без них.

Я поднимаю взгляд от флакона.

— Верно. Стоит попытаться. Ты помнишь форму печати, которую использовала Дея, чтобы проникнуть за барьер?

Даже сквозь бороду заметно, как при упоминании его пары каменеет его челюсть.

— Нет, но Бронвен может помнить. Давным-давно ее учила Мериам.

Подумать только, когда-то Бронвен считала колдунью Шаббе матерью.

— Были ли у нее еще… — я так пристально смотрю на карту, что чернила расплываются перед глазами, — …видения?

— Она не рассказывала. — Кахол трет переносицу и закрывает глаза. — Если Данте не превратил Ифе в вечно-ворона, то превращу я.

Коннор предположил, что Фэллон прилетела в долину на вороне, потому что из таверны она ушла где-то после обеда и ей потребовалось бы гораздо больше времени, чтобы спуститься с горы верхом на лошади. Мы заключили, что тем вороном была Ифе, поскольку недосчитались только ее, ну и пропавшей Имоджен, разумеется.

Киэн убежден: Ифе отнесла Фэллон в долину по ее же просьбе, однако, по мнению Кахола, Ифе поступила эгоистично. Я же так и не определился. Ифе привязана к сестре и могла попытаться ее вернуть, но она также всецело предана воронам и Фэллон.

И как бы я ни любил Фэллон, все же она — натура порывистая и страстная, которая в первую очередь слушает сердце. Нетрудно представить, что именно она подбила Ифе отнести ее к Данте.

Я стискиваю шнурок, затем опускаю флакон обратно на стол, пока не швырнул в стену и не уничтожил единственный шанс проникнуть в обсидиановые тоннели.

— Габриэле все еще отрицает, что рассказал Фэллон о местонахождении Реджио?

Кахол кивает.

— Увеличьте дозу соли. И пусть хоть подавится ею, но вытяните из него гребаную правду!

Подумать только, ведь я сам пустил фейри за стены своего королевства… Может, Бронвен и видела его смерть от рук Таво, но я готов убить его сам.

Пока я не превратился в тени и не навестил друга Данте в тюрьме, подхожу к окну с видом на Шаббе.

— Что насчет Лазаруса?

— Он клянется, что не подсыпал Фэллон обсидиановый порошок.

— Обыщите его комнаты.

— Уже обыскали.

— Еще раз. Обыщите снова! — Я поворачиваю голову и ловлю взгляд Кахола. — Мы оба знаем, что парную связь можно заглушить только порошком.

— У нее в комнате есть книги. Ты уверен, что ни в одной не упоминается обсидиановый порошок?

Я резко поворачиваюсь. Кахол меньше всего заслуживает моего гнева, тем не менее я срываюсь именно на него.

— И где, скажи на милость, она бы его раздобыла?

Его ноздри раздуваются от моего резкого тона.

— Возможно, на землях фейри, где ты позволил ей разгуливать!

Воздух вокруг искрится… атмосфера накалена. Я уже собираюсь рявкнуть, чтобы он допросил каждого ворона в стенах королевства, когда между нами появляется тень — и принимает форму Киэна.

Он выглядит в еще большем раздрае, чем мы с Кахолом, хотя его-то пара в целости и сохранности.

— Лор? — Его темные глаза устремлены на заляпанные грязью ботинки. Он переминается с ноги на ногу.

— Пришел сообщить очередную ерунду, Киэн?

Он закрывает глаза, и по моей коже бегут мурашки.

— С тобой хочет поговорить Бронвен.

— Она что-то видела? — спрашивает его брат.

Киэн трет затылок и прикусывает губу, по-прежнему избегая моего взгляда. Мороз пробирает до самых костей.

— Великая Морриган, это она! — рычит Кахол. — Это она дала моей дочери обсидиановый порошок!

— Прости, Лор, — хрипит Киэн. — Я только сейчас узнал.

Обратившись в дым, я мчусь по темным коридорам своего замка к покоям женщины, которую я вот-вот сотру с лица земли. Она сидит у потрескивающего камина, раскачиваясь в кресле, которое Киэн некогда на собственной спине вытащил из хибарки в лесу, что была ее домом пять столетий.

Хотя Бронвен весьма хрупкого телосложения, деревянное кресло под ней скрипит.

— Прежде чем вонзишь в меня когти, Морргот, тебе следует меня выслушать.

Терпеть не могу, когда она называет меня «Ваше Величество»: официальное обращение возвращает меня в то время, когда ее отец был моим генералом, а мы с ней еще не были друзьями. Впрочем, друзья ли мы? Друг бы не стал травить мою пару обсидианом и отводить ее к моему врагу.

Сердце каменеет, и я рычу:

— Говори!

Она смотрит белесыми глазами в мою сторону. Я стою, скрестив руки на пропитанном кровью нагруднике, который не потрудился снять с самой бойни в долине. С другой стороны, в этом не было необходимости, поскольку я не спал, не мылся, не ел, даже, черт возьми, не присел ни разу. Только и делал, что метался по каменным коридорам и бороздил охваченное бурей небо.

Распахивается дверь спальни.

— Лор! Прошу!.. — На руках Киэна поблескивают перья, когда он кидается к своей паре, чтобы защитить ее от моего гнева.

Хотя все вороны способны превращаться в дым, никто, кроме меня, не может сохранять форму надолго.

Вслед за братом влетает Кахол, лицо искажает та же ярость, что бурлит в моих венах.

— Как ты смеешь принимать решения за нашими спинами, Бронвен!

— Помнишь, как я говорила, что шаббины «смотрят», Лор? — Ее ладони опускаются на колени, к завернутому в ткань квадратному свертку, спрятанному в складках ее красного платья. Покачиваясь в кресле, она начинает его разворачивать. — В тот день, когда Энтони и его друзья покинули Небесный замок.

— Я ничего не забываю, — цежу я сквозь стиснутые зубы.

Киэн сжимает ее плечо. Чтобы поощрить к продолжению или чтобы напомнить о своем присутствии? Впрочем, чего это я? В отличие от нас, горемычных, их ментальная связь в порядке.

— Я сказала Фэллон, что не чувствую, кто использует мои глаза.

Веки Киэна закрываются, уголки сморщиваются — от стыда или же беспокойства, сложно сказать.

— Имя? — Звуки рассеиваются, подобно дыму, но слово опаляет прохладный воздух, подобно молнии.

Она снимает со свертка один лоскут ткани, затем другой.

— Мериам.

При звуке омерзительного имени мой взгляд взлетает к ее лицу.

Наступает тишина.

— Она уже давно наблюдает. С тех пор как Фэллон была малышкой. Меня начало беспокоить ее внимание, хотя я знала, что она заточена в подземелье Реджио. Особенно после того, как Зендея… — ее глаза блестят, как лед, покрывающий Монтелюче глубокой зимой, — …после того, как Дея перестала смотреть.

Она продолжает разворачивать ткань, мой пристальный взгляд возвращается к ее коленям. Во имя подземного мира, что у нее там?

— За эти годы я много раз взывала к Котлу и спрашивала, не помешает ли Мериам судьбе Фэллон, однако судьба Фэллон никогда не менялась. Я оставалась настороже, тем не менее перестала терзаться мыслями о будущем, в котором вороны не отвоюют Люче.

Легкие ноют от того, что я задерживаю каждый выдох, прежде чем снова вдохнуть.

— Котел ошибается!

— Возможно, о пути, который предстоит пройти, но он никогда не ошибается насчет конечной цели. Нельзя не прислушиваться к его наставлениям.

— Хочешь сказать, это Котел велел тебе толкнуть моего ребенка в руки Данте? — Кахол так сильно сжимает кулаки, что побелели костяшки пальцев.

— Нет, Кахол. — Наконец она убирает последние клочки ткани, обнажая кусок серого камня, словно бы отсеченный от моей горы. — Это была Мериам.

Глаза Кахола настолько огромны, что радужки становятся маленькими пятнышками в розоватых омутах белков.

— Мериам нуждалась в Фэллон. — Смуглые пальцы Бронвен скользят по шероховатым краям потрепанного погодой камня с таким благоговением, будто Котел наконец окончательно свел ее с ума. — И Фэллон нуждалась в ней.