Моя необычная обычная жизнь

Ракитин Кирилл (2024)

Советский Союза конца 80-х. Выбравшись из петли времени, куда он попадает в результате одного необдуманного поступка, Кирилл пытается продолжать прежнюю жизнь обычного школьника. Однако приобретённые в петле новые свойства Кириллу в этом не только помогают, но и мешают. Мир, куда ему удалось вернуться, похоже, не очень ждал его возвращения. Вот только прежний ли это мир, да и прежний ли сам Кирилл? Пытаясь вписаться в обычную жизнь, он переходит в школу, где его никто не знает. Сюда же, по своим причинам переходит из другой школы девочка Дарья. Два новичка решают держаться вместе. Между ними возникает симпатия, но молодые люди быстро замечают почти физическую невозможность расстаться друг с другом. Что это: обычная подростковая влюблённость или нечто большее? Чтобы найти ответ и быть вместе, а также для того, чтобы просто выжить, им придётся преодолеть немало трудностей и раскрыть друг другу все свои тайны.

Глава 20

Жёлтый милицейский «Жигуль» мы увидели ещё на подъезде к лагерю. Он по хозяйски и нагло расположился прямо посередине дороги сразу за воротами, перегородив дорогу грузовику.

Возле машины стояли и курили двое; сержант, очевидно, водитель, и майор."Прямо"дежа вю", — ухмыльнулся я.

Только если ТОТ майор был толст и усат, имея явно кавказские черты, то ЭТОТ был бледен (это на юге-то!), конопат и имел жидкие белесые волосы. Рядом с ними переминалась с ноги на ногу директор лагеря.

— Ракитин и Щербакова, подойдите! — скомандовала она.

Вокруг нас сразу словно образовалось пустое пространство. Я презрительно хмыкнул, и взяв Дашу за руку, подошёл с ней к директору, попутно «вливая» в Дашу спокойствие, и гася зарождающуюся у неё панику.

— Вот, — каким-то неестественно высоким голосом сказала директор, кивая на двух милиционеров, которых я демонстративно игнорировал, — хотят с вами двумя поговорить.

— Говорите, — предложил я им.

Майор смерил меня высокомерным взглядом;

— Говорить будешь ты, а мы будем спрашивать. И не здесь.

Он распахнул заднюю дверь Жигуля;

— Садитесь, по-быстрому. Времени у нас мало. И так вас тут целый час уже ждём.

— Это у вас времени мало, — нагло ответил я, и услышал, как за спиной ахнула директор, — а у нас каникулы и времени полно. К тому же нам надо умыться, переодеться и пообедать. Вы не можете лишать нас воды и пищи. Да и Августа Демьяновна тоже должна привести себя в порядок и пообедать.

— Какая ещё Августа Демьяновна? — сбился майор. — Нас послали только за вами двумя.

— Ну как же, товарищ майор, — дружелюбно осклабился я. — Мы ведь НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЕ, а значит допрашивать нас вы можете лишь в присутствии родителей или учителей. А Августа Демьяновна нам здесь заместо матери родной. К тому же она была в с нами в поезде, а вам же нужен взрослый СВИДЕТЕЛЬ? Это ведь проще, чем искать пассажиров поезда и гулявших по улице людей, — прозрачно намекнул я.

Взрослый свидетель, судя по всему, был милиции совсем не нужен.

— Но мы не собираемся вас «допрашивать», заявил майор. — Просто побеседуем, зададим пару вопросов…

— Устно мы можем побеседовать и здесь, — ответил я, — А если под запись, то как будет называться бланк такой «беседы» и собственно ваши действия? Может нам директор тогда ещё и адвоката поищет пока что?

Директор пошла пятнами:

— Ка-какого ещё «адвоката», Ракитин? Что ты несёшь?

— Простого, с лицензией. Впрочем, я не настаиваю, а лишь предлагаю. Но не настаиваю. Пока что., — и выразительно посмотрел на майора.

Тот пошёл на попятный:

— Ладно, давайте мойтесь и обедайте, но только быстро. Мы подождём. И пригласите эту вашу, как её — Авдотью Августовну

— Августу Демьяновну, — поправил я, и мы с Дашей пошли умываться.

Первый раунд был за нами. Пусть и небольшая, но всё-таки победа была сейчас очень важна. Она мало того, что слегка сбила спесь с приехавших. Это тешило самолюбие, но не было так уж важно. Важнее было то, что она ломала выстроенную ими линию поведения, и пока ещё не ясный нам план. А это давало нам шанс найти прореху в их тактике и перехватить инициативу.

К чести директора, надо отметить, что она порывалась поехать с нами тоже. Но я был уверен, что непосредственно в отделе милиции и прямо сейчас с нами ничего не случится. А вот потом… Но это уже зависело от результатов наших переговоров. А я был отчего-то убеждён, что нас везут пока что именно на переговоры, а весь этот ментовский антураж — он исключительно для запугивания. Была бы Дарья одна — она бы подписала и сделала всё, что угодно. Но со мной такие номера не проходили.

По прибытию в райотдел, майор вначале долго молча заполнял какие-то бумаги, специально нагнетая обстановку, затем завёл нас в кабинет, заставил совсем уже павшую духом Августу Демьяновну, подписать какие-то обязательства, что-то вроде «говорить правду и ничего кроме правды». Затем попытался проделать тот же номер со мной и Дашей, но я напомнил ему, что несовершеннолетние свидетели в возрасте до 16 лет не предупреждаются об ответственности за отказ от дачи показаний или за дачу заведомо ложных показаний.

— По нашим самым справедливым и лучшим законам в мире, — с усмешкой добавил я.

Майор зло посмотрел на меня, и открыв «Дело» начал перечислять наши преступления: нахождение в нетрезвом виде в общественном месте, аморальное поведение там же, сопротивление и оскорбление сотрудников милиции, отказ представиться, из-за чего, якобы и были доставлены в райотдел, нападение на сотрудников милиции при исполнении с нанесением им телесных повреждений разной степени тяжести. В общем, светила нам колония для несовершеннолетних, позор родителям, и крушение всей жизни в перспективе.

На Августу Демьяновну было больно смотреть; она явно находилась в предынфарктном состоянии. Я встал. Не спрашивая разрешения, налил ей воды из неизменного графина, заставил выпить. Даша тоже сидела ни жива — ни мертва; ошеломлённая тяжестью обвинений и наказанием за него.

Меня охватила злость. Я схватил майора за руку, «ливанул» ему от души тревоги, и зашипел:

— А ну закончил мне здесь комедию ломать! Довёл, сука, женщину! А ты хотя бы выяснил вначале, были ли мы вообще в том отделе? Были ли мы там зарегистрированы или нет? А если нет, то почему? И не хочешь ли пойти «паровозиком», как соучастник похищения детей в регионе?

Глаза мои начали опасно темнеть, а майора приобретать осмысленное выражение. Подставы — обычное дело в силовых структурах, а по такой расстрельной статье идти никто не захочет.

— Может мне стул в окно швырнуть, да позвать на помощь? — продолжил я давить на него, не давая опомниться. — Ни слова тебе здесь не скажем, а вот проблем ты себе наживёшь, это точно. Давай, где начальник твой? Веди!

Теперь и Даша была на грани истерики, а Августа Демьяновна так просто впала в ступор и никак не реагировала уже ни на что.

— Дарья, позаботься пожалуйста, об Августе Демьяновне, — сказал я своей «соучастнице», но дотрагиваться до неё не рискнул. Я буквально весь звенел от гнева.

Вместе с майором мы подняли на этаж выше, и подошли к тяжёлой двери, с табличкой «Начальник РОВД полковник..».

— Ашот Гамлетович, осторожно посунулся в дверь майор, — Тут к вам эти… ну ЭТОТ…

Услышав имя начальника, я вспомнил другого майора, его взгляды в сторону Даши, и меня буквально скрутило от бешенства.

ПЕРЕГОВОРЫ?! Какие ещё нах «переговоры» с теми, кто ПОСМЕЛ?

НА ДАШУ!

Злоба распирала меня и буквально лишала разума, а шрамы на теле жгли огнём.

— Охраняй! — рыкнул я майору, и оттолкнув его ворвался я в кабинет начальника.

Опытный Ашот Гамлетович мигом почуял опасность, и даже успел потянуться к телефону правой рукой, но это было всё, что он успел. Мои пальцы левой «электрической» руки через мгновение впились в его руку на телефоне, буквально прожигая её насквозь.

Кто-нибудь разве может оторваться самостоятельно от провода под напряжением? Вот и Ашот Гамлетович не смог. И сказать ничего не мог тоже. Потому что, что тут скажешь, когда тебя колбасит напряжением?

Нырнув в «волновую» тень мира я резко потянул общий контур, что смог захватить, волновой структуры тела полковника, и Ашот Гамлетович вдруг осознал, что умирает. Умирает безвозвратно, безнадёжно, и душу его охватила смертная тоска и непередаваемый ужас. Но это уже был мой «подарок».

Немного придя в себя, я взял под контроль свой разум, свои чувства и свои действия. Убить Ашота Гамлетовича очень хотелось, но было нельзя. Сейчас, по крайней мере. Я слегка ослабил давление, заглушил «искры» на татуированной руке, и приблизив свои уже абсолютно чёрные глаза почти вплотную к лицу полумёртвого и обмочившегося от ужаса и боли главного милиционера района, прорычал ему в лицо:

— Если я продолжу, полковник, то через пять минут в этом кресле будет сидеть слюнявый идиот. Который закончит, и, уверяю Вас, очень быстро закончит, свои дни в ближайшей психушке. Мне продолжить или мы будем говорить, как взрослые и СЕРЬЁЗНЫЕ люди? Можете попытаться вызвать охрану. У Вас три секунды на выбор.

— Говорить, — не задумываясь прохрипел Ашот Гамлетович, — говорить.

— Отлично, — я, с безмятежным выражением на лице, как ни в чём ни бывало, откинулся на кресле, но не спуская при этом настороженного взгляда с полковника. Я знал, что он в любом случае не успеет, но он-то этого не знал

— Вы зачем мне этого идиота майора подсунули? — укоризненно сказал я. — Довёл, придурок, пожилую женщину почти до инфаркта. Да и Даша могла испугаться, а Даша бояться не может.

— Почему? — рефлекторно спросил полковник, держась за покалеченную руку.

— Потому, что если Даша испугается, то начнёт плакать. А если Даша начнёт плакать, то сюда приедут ВЗРОСЛЫЕ, чтобы её утешить, и выяснить, кто причина её слёз.

— Взрослые? — тупо переспросил Ашот Гамлетович.

— Ну да, взрослые, — изобразил я недоумение, — я ведь ещё ребёнок. Несовершеннолетний даже.

Полковник обалдело смотрел на меня, полностью потеряв контроль над ситуацией. Между тем я продолжал:

— Я понимаю, что вы здесь все уже давно забыли свою профессию, но хотя бы чуйка на самосохранение должна ведь остаться? Он что, майор этот ваш, не видел разве, что я его не боюсь? Ребёнок его не боится! Майор не понимает, что так не бывает? И что надо сразу идти выше, а не изображать из себя «плохого полицейского»? Ну да ладно; это Ваши идиоты, разбирайтесь с ними самостоятельно. Но есть и другие, и к ним у меня уже свой счёт.

Не давая милиционеру прийти в себя, я повысил голос:

— Вы, полковник, вообще берега видите? Хоть какие-то? Вы что творите-то? Похищение детей, организованных (!) детей, сексуальные домогательства…

— Какие дети?! «Какие домогательства?» — обалдело спросил полковник, у которого моментально пересохло в горле. Он сразу, в отличие от майора, оценил возможные последствия одного лишь подозрения на это.

— Мне плевать, если «дорожники» (железнодорожная милиция), берут дань с поездных катал и лоточников. Это их бизнес и их издержки. Такси, ночлежки, проститутки — на всё это мне глубоко плевать.

Но ДЕТИ!

Крышевание, Ашот Гамлетович, имеет одну неприятную закономерность; оно рождает безнаказанность для низовых структур. А безнаказанность неизбежно ведёт к вседозволенности, или, говоря по-вашему, «беспределу». Который, в свою очередь, рано или поздно очень сильно подставляет саму «крышу». Вот и думайте, в каком месте будете рвать этот круг. От себя лично я посоветовал бы Вам, Ашот Гамлетович, срочно «зачистить хвосты», если мои предположения правильные. И другим урок, и вам спокойнее.

Жалости к будущим жертвам этой «зачистки» я никакой не испытывал.

— Хотите получить сюда десяток комиссий из Москвы и «важняков» (следователи по особо важным делам)? А они накопают и то, что было, и чего не было. Сами знаете.

Ашот Гамлетович к тому времени немного пришёл в себя, и попытался укрепить позиции:

— Это всё твои СЛОВА. Только слова.

— А я ничего доказывать Вам не собираюсь, — пожал я плечами, и слегка затемнил глаза, отчего полковника снова прошиб пот, а сердце пропустило пару ударов. — Вы можете рискнуть и сыграть со мной. Я-то готов, а Вы?

— Но до Москвы далеко, а вы уже здесь, — сделал продажный мент последнюю попытку

— Что касаемо «Москвы», то письма с описанием ситуации уже отправлены. Пока лишь по частным адресам, но случись что с нами, они пойдут по адресам официальным. И очень многим адресам. Лично пойдут, не по почте. Замолчать не выйдет, кто бы не покрывал вас «наверху». Так что скорее произойти «что-то» здесь может именно с вами. Хвосты рубят — головы летят.

Но ведь кроме официальной, легальной стороны, есть и другая. А ну как КТО-ТО СПРОСИТ из очень серьёзных людей? И им не нужны будут ни формальные доказательства, ни улики. Просто они очень хорошо УМЕЮТ СПРАШИВАТЬ. И НАКАЗЫВАТЬ тоже умеют очень хорошо.

Ашот Гамлетович вытер внезапно выступивший пот.

— Но о чём ты вообще? — пытался ухватить нить смысла милицейский начальник.

— А Вы, полковник, вот прямо сейчас позвоните в ТОТ райотдел, и спросите, в какое время мы были с девушкой в нём зарегистрированы, как задержанные. Ну или не были.

Под моим пристальным взглядом полковник набрал номер, запросил дежурного и указанные мною сведения. Выслушав, молча положил трубку, подумал, и наконец, сдался:

— Что ты хочешь?

С полковником мы договорились.

Снятие всех обвинений. Претензии с обеих сторон обнуляются; нас остановили по ошибке, а потом сразу повезли на вокзал. Прямо с улицы. Не было никаких похищений и нападений. Машину никто не угонял; просто водитель как выскочил после аварии, так сразу побежал за помощью, а был он в гражданской одежде, поэтому его не заметили.

На тех, кто задержал нас в Джанкое, накладывается штраф в нашу пользу; по 2 тысячи с каждого. И это ещё мелочи; это нам «на мороженое». Обычно те, кто дотрагиваются до Даши лишаются руки. Которой дотрагивались. Деньги должны быть положены в Центральную Сберкассу Ленинграда, а до конца смены мне переданы Сберкнижки «на предъявителя». Кроме того, РОВД обеспечивает полную безопасность нашего лагеря и всех детей от местного криминалитета; пусть хоть пост выставляют.

И да; надо как-то компенсировать Августе Демьяновне перенесенные нервные потрясения, и объяснить ей, что всё, что она видела тогда в Джанкое — ей лишь показалось. А всё, что наговорил сегодня глупый майор — лишь небольшое недоразумение. Путаница в документах. Майора накажут.

Ашот Гамлетович хотел было встать из-за стола, но ноги его предательски дрожали, а брюки были мокры. Он досадливо опустился обратно в вонючее кресло, и сказал мне:

— Пригласи своего воспитателя и майора.

Через некоторое время личная машина начальника РОВД доставила нас всех в лагерь. Августа Демьяновна прижимала к груди заманчиво позвякивающий свёрток с какими-то коробками, а также периодически нервно трогала свой карман.

Даша, которой я успел шепнуть «мы выиграли», безмятежно улыбалась, держа меня за руку, которую ни разу не отпустила с момента, как мы вышли из отделения милиции. Ну а я раз за разом прокручивал в голове нашу «беседу» с Ашотом Гамлетовичем, выискивая в ней слабые места, и думая, что можно ещё сделать для нас с Дашей.

Когда я уже покидал кабинет начальника РОВД, он вдруг спросил меня негромко:

— Да кто вы такие-то? КТО ты?

Я вернулся к его столу, наклонился, и, слегка затемнив глаза так же тихо ответил:

— Вам не надо этого знать, полковник. Более того, Вам не надо было бы знать даже того, что ТАКИЕ люди вообще существуют. И эти люди, поверьте мне, очень нервно относятся к тому, когда кто-то начинает наводить о них справки. Вам следует знать лучше вот об этом.

И ещё.

Не пытайтесь ИГРАТЬ со мной, полковник. Вы всё равно проиграете, а цену проигрыша Вы уже поняли. За Дашу я Вам горло перегрызу и душу заберу.

— Но кто, чёрт побери, такая, эта ваша «Даша»?

Я молча дошёл до двери, но там обернулся и сказал:

— Ненужное знание, полковник. Но я отвечу; она — принцесса.