Наперегонки со смертью

Светлана Гончаренко (2024)

Потеряла дар лекаря — потеряла смысл жизни. Так думала Алтея, пока не оказалось, что справиться с вернувшейся через столетия лихорадкой может только она. Смерть ходит очень близко, и Алтее придется решить, что делать дальше: бороться или умереть? А еще выяснить самую страшную тайну своей жизни с помощью того, кто даже после учебы никак не оставит ее в покое.

Глава 3. Возвращение домой

Меня будит странный гул за пределами палаты. Я подскакиваю на кровати и бросаюсь к двери. Защита, установленная ночью Андреем Станиславовичем, уже исчезла. Сама испарилась или он снял? А, неважно!

Я тяну ручку, осторожно выглядываю и едва успеваю отпрыгнуть, как мимо проносятся несколько медсестёр и докторов. Бегут к палате Инны! Что там случилось?

Но ни выйти, ни узнать ничего не успеваю — рядом материализовывается Андрей Станиславович, заталкивает меня обратно в палату и входит следом.

— Что вы себе позволяете? — возмущаюсь я.

— Тихо! — шикает он и прикладывает ухо к двери. Затем кивает сам себе и поворачивается.

— Что происходит? — шёпотом уточняю я. — Что-то с Инной?

— Инна ночью умерла, — говорит Андрей Станиславович, пристально глядя на меня. Я ищу в его глазах намёк на шутку и не нахожу. Оглушённая известием, с размаху сажусь на кровать и закрываю лицо ладонями. Как же так, как же так?.. Всё же было хорошо, я сама видела — она была стабильна! Да что я, Андрей ведь тоже видел!

— Почему?.. — слова даются с трудом, когда поднимаю заплаканное лицо на преподавателя.

— Внезапно стало плохо, спасти не успели, сейчас собирается консилиум, будут выяснять причины.

Мне не нравится его взгляд. Как будто подозревает меня в чём-то… Но он же сам запер меня здесь!

— Вы же не думаете, что я… — мой голос дрожит и срывается. — Я ведь… Я спала всю ночь!

— Ну, положим, не всю… — он трёт заросший за щетиной подбородок и отводит взгляд. Моё сердце пропускает удар. — Впрочем, ты тут точно ни при чём.

Я шумно выдыхаю, потому что сама не заметила, как задержала дыхание в ожидании ответа. Но тут же прищуриваюсь:

— Откуда вы знаете? Может, я взломала вашу защиту и вышла?

— Так хочется повесить вину на себя? — он приподнимает брови в удивлении. — Что ж, тогда разочарую — в энергопотоках была встроена сигналка как раз на такой случай. Даже если бы я не знал твой уровень владения энергией и ты была крайне осторожна, любая попытка вскрыть щит подала бы сигнал мне. Он стоял до самого обхода, потом я его снял.

— Обход уже был? Но почему не зашли ко мне? Моя палата ведь самая первая по коридору?

— Боюсь, им было не до тебя.

Я хочу спросить, зачем же он тогда пришёл, не только ведь для того, чтобы поговорить об Инне. Андрей Станиславович явно напряжён и будто чего-то ждёт. Но не успеваю: в дверь стучат, и, не дожидаясь ответа, входит мой лечащий врач в сопровождении невзрачного мужчины в строгом костюме с папкой в руках.

— Добрый день, Алтея Германовна! Андрей Станиславович! Вижу, карантин самовольно нарушен? — Степан Петрович обводит нас взглядом, иронично хмыкает. — Как самочувствие?

— Хорошее, — настороженно отвечаю я. Мой коллега по несчастью согласно кивает.

— Прекрасно, просто замечательно! Позвольте всё же осмотреть вас, на всякий, как говорится, случай. Так, ну что же, вижу, вы в порядке, — заявляет доктор через некоторое время, закончив сканирование. — Алтея Германовна, с вами тут пообщаться желают, препятствовать я не имею права, хотя и очень хочется. Поэтому прошу меня извинить.

Степан Петрович неодобрительно смотрит на своего сопровождающего, кивает нам и уходит.

— Меня зовут Рахманинов Игорь Силантьевич, следователь городского полицейского управления. Мне нужно с вами побеседовать, — он обращается исключительно ко мне, будто в палате я одна.

— По какому вопросу? — не успеваю даже открыть рта, как меня опережает Андрей Станиславович.

— А вы, собственно?.. — следователь всё же обращает внимание на собеседника, впрочем, его бесцветные, какие-то рыбьи глаза абсолютно ничего не выражают.

— Я преподаватель студентки Лаврентьевой, Андрей Станиславович Вяземский.

— Хм, насколько мне известно, Алтея Германовна вчера получила диплом и уже не является ни студенткой, ни вашей подопечной. К тому же госпожа Лаврентьева не ребёнок, я могу разговаривать с ней без присутствия третьих лиц, исключая адвоката. Вам нужен адвокат, Алтея Германовна?

Я, абсолютно сбитая с толку, отрицательно качаю головой.

— Вот и отлично. К тому же это не допрос, а всего лишь беседа. Так что в вашем присутствии, Андрей Станиславович, необходимости нет.

— Алтея, если что — я буду за дверью, — Андрей хмурится, бросает неприязненный взгляд на следователя и оставляет нас наедине.

— Итак, Алтея Германовна, приступим, — Рахманинов занимает единственный стул, вынуждая меня сесть на кровать, раскладывает на маленьком столике папку, достаёт бланк и ручку. — Как давно вы знакомы с госпожой Ивлеевой?

— С первого курса академии. Шесть лет.

— Какие отношения вас связывали?

— Мы учились в одной группе.

— Вы дружили? — мне всё больше не нравится тон задаваемых вопросов.

— Нет.

— Соперничали?

— Можно и так сказать.

— Как часто между вами случались конфликты?

— По-разному, учёба нам обеим давалась нелегко.

— Хм, хорошо, — следователь кусает кончик ручки, потом снова что-то записывает. — Ваш отец занимался изучением болотной лихорадки. После его смерти остались какие-нибудь записи, дневники?

— Это тут при чём? — хмурюсь я.

— Вопросы здесь задаю я, и не в вашем положении их игнорировать.

— В каком это моём положении?! — я вскакиваю с кровати. — Вы меня в чём-то обвиняете? Ещё и папу приплели!

— Сядьте! Иначе мне придётся пригласить вас для беседы в менее комфортное место! Уверяю, оно вам не понравится!

— Ещё и угрожаете? Мало того, что ведете допрос без адвоката…

— Вы сами от него отказались, — невозмутимо пожимает плечами следователь. Моё возмущение, кажется, не производит на него никакого впечатления.

— Вы меня обманули! — я оборачиваюсь к двери и кричу: — Андрей Станиславович! Зайдите, пожалуйста!

— Не стоит… — морщится следователь, уже понимая, что продолжить допрос не удастся. За пределами палаты слышится какая-то возня, шум голосов, наконец, дверь распахивается.

— Что здесь происходит? Милая, кто этот молодой человек? Почему ты кричала? — в палату впархивает мама, держа под руку отчима. За ними входит Лев Генрихович, наш семейный адвокат.

— Следователь Рахманинов, — нехотя представляется Игорь Силантьевич, судя по кислому лицу узнавая и защитника, и отчима.

— Следователь? — мама хмурит красиво выщипанные брови и оборачивается ко Льву Генриховичу. — Лёвушка, разберись, пожалуйста. Почему в палате у Алтеи посторонний? На каком основании он её допрашивает?

Адвокат выныривает из-за спины отчима, кивает следователю, помогает тому собрать бумаги и под локоток выводит из палаты. Мы провожаем их взглядами, пока дверь за ними тихонько не захлопывается.

— Милая, ну как ты? — мама берёт моё лицо в ладони, медленно обводит его взглядом, потом целует воздух у щёк. — Этот тип не слишком тебе досаждал?

— Нет, всё в порядке, я просто немного испугалась, — а ещё расстроилась, что Андрей Станиславович куда-то делся, хоть и обещал караулить под дверью. Или это он позвал родителей? Я так задумалась, что не сразу понимаю, о чём говорит мама.

— Что?

— Детка, я разделяю твои чувства. Бедная девочка погибла ужасной, ужасной смертью. Но, Алтея, милая, тебе не о чем переживать, Лев Генрихович знает своё дело. Тебе абсолютно ничего не грозит. Произошёл несчастный случай! Это должно быть понятно каждому, а уж тем более следователю.

— Да-да, конечно, — отрешённо киваю я.

— Давайте поторопимся, — в голосе отчима слышится нетерпение. — Мне ещё нужно вернуться на работу после обеда.

— Конечно, дорогой. Алтея, ты готова? Где твои вещи?

— Сумку мне так и не вернули, как и телефон. Одежда вся на мне.

— Телефон у меня, — мама достаёт его из кармана пиджака и протягивает мне. — А сумка уже в машине.

— Тогда поехали, — зачем-то в последний раз окидываю взглядом палату, прежде чем её покинуть.

Водитель отчима, немногословный Алексей, довозит нас до дома за пятнадцать минут. Всё-таки жить в центре города довольно удобно: никаких тебе длительных поездок от дома до работы или учёбы — всё находится в шаговой доступности. И я бы даже с удовольствием прогулялась, но отчиму не положено по статусу и из соображений безопасности ходить пешком, поэтому мы вынуждены томиться в автомобиле, за которым следует ещё один с охраной.

Заместитель министра энергетического и природного взаимодействия — это вам не фунт изюма! Это статус, который мне совершенно не нужен, но автоматически прилагается к отчиму и его семье, частью которой я теперь являюсь.

Шесть лет назад, через два года после смерти отца, мама вновь вышла замуж. За его друга и частого гостя нашего дома. Александр Филиппович так старательно поддерживал маму во время и после похорон, что она не могла не проникнуться к нему симпатией. Впрочем, ему симпатизируют все окружающие, кроме, наверное, меня.

То ли во мне взыграла на тот момент ревность, то ли обида за отца, но я старалась как можно меньше контактировать с отчимом. А после поступления в академию и вовсе съехала в общежитие, благо с лишними комнатами нет проблем, когда есть деньги. Я даже могла бы снимать квартиру, но я хотела, как отец в молодости, вкусить студенческую жизнь полной ложкой.

В общем, дома я стала появляться только на каникулах. А после рождения близнецов — и того реже. Потому что мама с Александром Филипповичем решили, раз дочь отдыхает, то побудет нянькой их отпрыскам. При этом женщина, обычно приглядывающая за детьми, отправлялась в отпуск. Нет, я не жаловалась — кому, ведь это мои братья? — просто стала отговариваться необходимостью дополнительных занятий, написания курсовых и прочее, прочее… Мне было вовсе не сложно сидеть с детьми, пока это не превратилось в обязанность.

Не знаю, то ли антипатия к отчиму перекинулась на его детей, то ли их так воспитали, но, кроме раздражения, никаких родственных чувств или радости от общения с ними я не ощущала. И вот учёба окончена, я возвращаюсь в дом отчима. В качестве кого? Приживалы? Няньки? Нелюбимой падчерицы?

Нет, купить квартиру не проблема. В перспективе. Но я не смогу воспользоваться наследством отца, пока мне не исполнится двадцать пять лет. Осталось подождать год, и на это срок снимать квартиру. Мама, конечно, будет против. Она спит и видит, как мы живём все вместе. Вот только я не чувствую себя счастливой в этом доме. Тут всё чужое. И даже мама больше не моя. Точнее, не только моя. Решено, скоро я устроюсь на работу, тем более Академия уже предоставила мне места на выбор, и сразу же съеду. А пока придётся потерпеть.

Терпеть и делать хорошую мину пришлось с порога. Крича на весь дом, как дикие пещерные люди, в холл вылетают два одинаковых с лица русоволосых мальчишки. Один запрыгивает на шею отцу, другой — вцепляется в мать. И оба неприязненно косятся на меня.

— Она что, теперь всё время будет с нами жить? — спрашивает тот, кого мама гладит по голове. К сожалению или к счастью, я так и не научилась их различать. Тем более родительница находит особое удовольствие в том, чтобы одевать их максимально идентично.

— Макс, дорогой, разве можно так говорить о сестре? — мягко журит ребёнка мама. Ага, значит, это Максим. Мишка на руках у отца. — Конечно, она будет жить с нами, это ведь и её дом тоже. Кстати, милая, я забыла тебе сказать, что твою комнату пришлось отдать Инессе Яковлевне. Так ей будет удобнее присматривать за близнецами. Мальчики уже выросли, и Саша решил их расселить.

— И где же я буду жить? — спрашиваю, стиснув зубы.

— Мы выделили тебе комнату в западном крыле, — незамедлительно отвечает отчим. — Там как раз окончен ремонт.

«И почему нельзя было тогда расселить детей туда? Ведь в западном крыле достаточно места. Впрочем, ответ мне и так ясен — там же и комнаты для прислуги, только на первом этаже. Теперь понятно, кем я являюсь в этом доме. Даже у гувернантки больше привилегий» — думаю я, решив пока что промолчать.

— Может мне лучше пожить в гостинице? — спрашиваю, с трудом сдерживая эмоции.

— Даже слушать не хочу! Какая гостиница? У тебя есть дом, и это не обсуждается. Ведёшь себя как маленькая! Не устроит комната — выбери другую, благо их достаточно! Не понимаю твоих претензий!

— Хорошо, мама, — соглашаюсь, потому что спорить с ней бесполезно, когда она заводится. Тем более доказывать, что претензий как таковых и не было вовсе.

— Вот и замечательно! Всё равно жить тебе там недолго, — добавляет разом успокоившаяся мать.

— В каком это смысле?

— Настя! — мама не успевает ответить и немедленно захлопывает рот, преданно глядя на мужа. — Думаю, нам всем нужно передохнуть и пообедать. Алтея, надеюсь, дорогу в комнату ты способна найти сама? Твои вещи уже там. Через час будем ждать тебя в столовой.

Я киваю и иду по лестнице наверх. За спиной отчим вполголоса что-то говорит матери. Дети в кои-то веки молчат. Хм, что же мама хотела сказать своей странной фразой? Меня выселят в собственное жильё? Хорошо бы.