Наперегонки со смертью

Светлана Гончаренко (2024)

Потеряла дар лекаря — потеряла смысл жизни. Так думала Алтея, пока не оказалось, что справиться с вернувшейся через столетия лихорадкой может только она. Смерть ходит очень близко, и Алтее придется решить, что делать дальше: бороться или умереть? А еще выяснить самую страшную тайну своей жизни с помощью того, кто даже после учебы никак не оставит ее в покое.

Глава 6. Трудовые будни

— Быстрее! Быстрее! Эй, кто-нибудь! — выскакиваю из ординаторской, на ходу сгребаю со стенда несколько накопителей и бегу в холл, где надрывается какой-то мужчина.

— Что случилось? — спрашиваю, одновременно натягивая на себя энергетический кокон.

— Моя жена… Мы были в театре… Ей стало плохо и вот… — сбивчиво произносит он, перекладывая со своих рук на пододвинутую мной каталку безжизненное женское тело в бархатном зелёном платье. Одежда обоих супругов вся в бордовых разводах. Тут же набрасываю стазис на женщину, чтобы осмотреть её мужа.

— Нет-нет, помогите ей, я в порядке, — отмахивается от меня он.

— Вашей жене пока ничего не угрожает, а вот вы могли заразиться. Успокойтесь, пожалуйста, мне нужно вас осмотреть, — окутанными энергией руками пытаюсь просканировать мужчину, но он слишком нервозен и даже старается меня отпихнуть.

— Моя жена! Ей нужна помощь! Не медлите! — кричит он. Что же, в такой ситуации допустимы крайние меры.

— Дайте вашу ладонь, пожалуйста, — стараюсь говорить спокойно и ровно, чтобы не нервировать его ещё больше. — Это не больно.

Как заворожённый, он протягивает мне руку. Я прикладываю свою ладонь к ладони, а второй рукой незаметно вытаскиваю из специального кармашка иглу и, глядя ему в лицо, быстро ввожу в основание шеи, давая по инструменту небольшой импульс. Глаза мужчины закатываются, его тело обмякает, и я осторожно усаживаю его в кресло для посетителей.

Уф! Не думала, что справлюсь с первого раза. Нет, я могла его и без иглы энергией приложить, чтобы успокоить, правила такое позволяют, но зачем? Потом сложнее будет привести его в чувство, ещё и энергетическим похмельем накроет.

Так, посмотрим, что здесь у нас. Подпитку стазиса женщины пока подвешиваю на накопитель, чтобы не отвлекаться, за месяц работы уже наловчилась. Быстрый скан заражения не выявляет, но мужчине всё равно нужно будет остаться в карантине.

С женщиной дело обстоит хуже. Начальная стадия, когда можно купировать лихорадку, уже прошла, болезнь закрепилась, требуется незамедлительное лечение. Только вот одна я не справлюсь, а наставник сейчас занят. Придётся пока несчастной дожидаться своей очереди в стазисе. Чревато, конечно, но в связи с эпидемией лекарей не хватает, так что выбора у неё, увы, нет.

С помощью двух ловких санитаров перемещаю пострадавших в палаты. Отправив сигнал наставнику о появлении новых пациентов, возвращаюсь в ординаторскую. Надо бы оформить их поступление, но я поторопилась и даже не спросила имён пары. Ничего, муж скоро очнется и сам всё расскажет.

Снимаю кокон и вдыхаю привычный больничный запах. За прошедшие четыре недели он стал мне практически родным. Я ещё ни разу не пожалела, что решила работать именно здесь. Прекрасный коллектив, лояльное начальство — чего ещё желать новичку?

В первый же день меня познакомили с наставником, приятным седовласым лекарем. Отца моего он не застал, так как приехал из провинции всего пять лет назад, но был о нём наслышан и восхищен его работами. Впрочем, несмотря на громкую фамилию, поблажек он мне не делал, учил на совесть.

А когда я невзначай поинтересовалась, не могут ли меня уволить по приказу свыше, Арсений Сергеевич удивился такой постановке вопроса и тут же отвёл к начальству. И начмед меня не разочаровал.

— Алтея Германовна, что-то случилось? — спросил полковник, когда наставник деликатно оставил нас наедине. — Не устроила комната в общежитии? Так я вас предупреждал, у нас всё же военное учреждение, прививаем аскетизм с младых ногтей, так сказать.

— Нет-нет, меня всё устраивает! — замахала я руками. Комната была хорошая, светлая, даже отдельный санузел наличествовал, хотя меня не смутил бы и общий на этаже. А уют сама наведу, когда появится больше свободного времени.

— Тогда в чём дело? — нахмурил брови Сергей Евстафьевич.

И я выложила всё, как на духу. И про мать, что пытается насильно выдать замуж. И про друзей отчима, что могут повлиять на моё трудоустройство. И что мечтаю лечить людей, а меня хотят сделать бесправной домохозяйкой — и это в лучшем случае.

Начмед выслушал меня со скепсисом на лице. Не поверил? Но он неожиданно произнёс:

— Думаю, вам не о чем волноваться. Вы подписали договор с военным ведомством, а мы своих не выдаём. Для трудоустройства разрешение опекуна не требуется, а расторгнуть договор можно либо с огромной неустойкой, либо… Впрочем, вряд ли вы совершите что-то такое, за что вас смогут уволить.

— Большое вам спасибо! — возликовала я. В тот момент мне захотелось обнять и расцеловать сурового начальника, но я сдержалась. Сергей Евстафьевич заметил мой порыв и едва заметно улыбнулся в усы.

— Не за что. Идите работать, Алтея Германовна.

— Так точно!

И я работаю. Тружусь на совесть, впрочем, по-другому я и не умею. Наставник мной доволен, я им тоже. Мама предприняла лишь одну попытку встретиться со мной, но и та не увенчалась успехом.

В город я не выходила, так как на территории госпиталя можно было приобрести всё необходимое, телефоны родственников заблокировала, поэтому неудивительно, что мама решила нагрянуть лично.

Не знаю, как она выяснила, где я работаю. Наверняка отчим подключил свои связи. Когда мне передали, что меня ожидают в приёмном покое, я поначалу испугалась. А ну как меня сейчас под белы рученьки сопроводят домой и запрут на замок? Иррациональный страх, но такой естественный в моей ситуации. Понимала умом, что никто не сможет насильно меня увести, а всё равно дрожала, как осина на ветру.

Осторожно выглянув из-за угла, я увидела маму. Она сидела совершенно спокойная в кресле для посетителей, на лице ни грамма переживаний. Гранитная скала, а не мать. Я смотрела на неё, она смотрела на большие часы над регистратурой. Её хватило на двадцать минут. Когда она, не выдержав, подошла к медсестре уточнить, позвали ли меня, я позорно сбежала к тяжёлым больным и принялась активно помогать дежурным лекарям. Больше мама попыток встретиться не предпринимала.

Единственное, что омрачало моё практически безоблачное будущее, — это начавшаяся всё-таки эпидемия болотной лихорадки. Как ни надеялись те, кто участвовал в госпитализации и лечении Инны, что её случай — единичный, она всё же оказалась первой ласточкой грядущих проблем.

Уже через две недели моей работы в госпитале к нам начали поступать первые заболевшие. И чем больше их становилось, тем тяжелее были стадии болезни. Увы, не всех удавалось излечить, а эпидемия и не думала прекращаться. Как такового лекарства от неё не существовало, организм пациента должен был справиться сам, задача же лекарей состояла в помощи этому самому организму.

Странно, но заболевали в основном энергомаги. Простых людей, не взаимодействующих с потоками энергий, например, туристов, болотная лихорадка практически не затрагивала либо проходила по ним самым краешком. Дети, ещё не вошедшие в полную силу или давно не практикующие энергомаги тоже обходились малой кровью. А вот остальные…

Лекари также заболевали. Что самое жуткое — итог чаще был смертельным. Им просто некогда было отслеживать своё состояние — спасти бы других людей. Были предприняты беспрецедентные меры защиты, включающие в себя обязательное ежедневное сканирование всего персонала больниц, неограниченное количество доступных накопителей, чтобы лекари не рисковали собственными жизненными силами, но это не спасало. Кто будет отвлекаться на сканирование коллег, когда в приёмном покое десятки пациентов, требующих незамедлительной помощи.

В итоге больницы оказались обескровлены. Поэтому к лечению привлекали всех, кто способен хотя бы создать стазис и кокон. Студенты работали наравне с профессорами, в волонтеры записывались все, кто желал и мог хоть чем-то помочь. Но вести с полей приходили неутешительные — умирало всё больше людей, так и не дождавшихся помощи.

Наш госпиталь всегда был немного привилегированным, военные энергомаги болели нечасто, мест, как и врачей, было в достатке. Но и нам пришлось открыть свои двери для всех. Персонал большей частью пока держался, хотя и среди нас уже пошли первые заболевшие.

На специальный амулет поступает сигнал, что наставник в палате у вновь прибывших и зовёт меня. Беру планшет и спешу на зов.

— Ну что, Алтея Германовна? Готовы поработать самостоятельно? — огорошивает меня Арсений Сергеевич. Он трёт усталое лицо, и мне становится его жаль — вторые сутки на ногах. А ведь на нём ещё и студенты, которых, кроме меня, ещё двое.

— Готова! — киваю. Даже если трясутся поджилки и потеют руки, я ни за что не покажу свой страх. Раньше начну — раньше стану опытным лекарем. В конце концов, обратится за советом я смогу в любой момент, а все необходимые процедуры уже не раз отработаны под контролем наставника.

— Ну что же, тогда супруги Трифоновы — ваши. Где меня найти, в случае чего, вы знаете. Удачи!

Я провожаю слегка сгорбленную спину наставника сочувствующим взглядом и принимаюсь за работу.

— Алтея, я тебе кофе принёс, — в дверь палаты просовывается затянутая в энергию рука с зажатым в ней стаканчиком.

— Спасибо, Ром, но я уже не могу его видеть. Хотя всё равно давай, — я забираю у парнишки-санитара напиток и прихлёбываю. Спать хочется неимоверно, а дежурить ещё как минимум три часа.

Я уже сделала обход четырёх доверенных мне палат, пара из которых принадлежит супругам Трифоновым, Алле и Олегу, а в двух других находятся идущие на поправку пациенты, и остаюсь наблюдать за Аллой. Слишком уж у неё непредсказуемое состояние. Энергетические линии над её кроватью слегка пульсируют, хаотичными цветами показывая самочувствие пациентки. Моя задача — купировать приступ, если он начнётся, и подтолкнуть вовремя регенерацию.

Устало присаживаюсь на стул и откидываюсь на спинку. В глаза как будто песка насыпали. Я прикрываю их буквально на секундочку…

« — Герман, я прошу тебя! Оставь её в покое, она ещё ребёнок!

— Уйди, Настя, я сам решу, как воспитывать свою дочь!

— Я не позволю! — мать бросается наперерез.

— Папа, папа, не бей маму, пожалуйста! — плачу и пытаюсь закрыть собой маму, от толчка отца упавшую на пол. Она потирает ушибленную рукуи затравленно смотрит на нас.

— Я её не трону, если ты пойдёшь со мной, доченька, — мягко говорит папа, но за руку держит так крепко, что не вырваться.

— Хорошо, — мне уже всё равно, куда идти и что делать, лишь бы прекратить скандал. Мы спускаемся в хорошо освещённый подвал и входим в одну из дверей, помещение за которой переделано в палату.

Там на длинном металлическом столе лежит мужчина. Рубашка на его боку пропиталась кровью, он дышит поверхностно и с трудом, на лбу проступила испарина.

— Видишь, как дяде плохо? — вкрадчиво спрашивает отец. Я киваю, не отводя полного ужаса взгляда от пациента. — Ты должна ему помочь.

— Я?

— Да, детка. Я же не зря тебя учил?

— Но, я не умею… Я боюсь…

— Хочешь сказать, что ты такая же никчемная, как мать, и я зря теряю с тобой время? — голосом отца можно резать металл.

— Нет, папочка… — я дрожу, моя рука в его ладони ходит ходуном.

— Тогда соберись и лечи! — он встряхивает меня за хрупкие для одиннадцатилетней девочки плечи и толчком отправляет к столу.

Я дрожащей рукой раскладываю иглы, откидываю полы рубашки и принимаюсь методично обкалывать рану. Концы длинных игл от каждого вдоха и выдоха пациента колышатся, будто деревья на ветру. Несмотря на дикий ужас, мне становится смешно, но я прячу улыбку, пока отец не заметил.

Он, скрестив руки на груди, стоит у выхода из палаты и пристально наблюдает за мной. Когда иглы занимают предназначенные им места, я осторожно начинаю наматывать на них энергию пациента, перемешивая её со своей. Тут ниточка, там ниточка, тут ниточка, там ниточка. В какой-то момент я понимаю, что моей энергии не хватает, а черпать сырую из воздуха у меня ещё плохо получается. Я оборачиваюсь на отца с мольбой в глазах, уверена, он всё видит и понимает. Но он непреклонен.

— Продолжай.

И я продолжаю, вытягивая из себя энергию до последней капли, пока моё сознание не гаснет окончательно.»

Вздрогнув, понимаю, что умудрилась задремать. Испуганно смотрю на энерголинии пациентки, но они пока без изменений. Фух! Нужно немедленно собраться! Тру лицо ладонями. Всё ещё ощущаю липкий ужас из странного сна. Приснится же такое! Какие-то дикие игры подсознания… Это точно от усталости, не иначе.

Иду в санузел и долго умываюсь, смывая неприятное виде́ние и остатки сонливости. Снова проверяю пациентку, провожу глубокое сканирование. Состояние тяжёлое, но стабильное. Это плюс. Если она переживёт эту ночь и будет хоть малейшее улучшение, то можно будет подключить иглы и подстегнуть регенерацию. Но пока об этом рано говорить.

Из соседней палаты раздаётся звуковой сигнал. Выходит, Олег Трифонов всё же заразился. А это значит, что моё дежурство кончится нескоро.