Мерцание зеркал старинных. Подчинившись воле провидения

Светлана Гребенникова

Почти триста лет спустя призрак Наташи поселился в доме той, кто является ее продолжением, той, в чье тело вселилась ее душа, и рассказал свою историю в надежде, что восторжествует истина. Наташа указывала на свои портреты и просила сорвать маски с тех, кто убил ее и воспользовался ее именем после смерти.Наташа считает, что срока давности у преступления, которое совершено над ней, нет! И просит, чтобы ее последовательница, ее отражение в этом мире, раскрыла все секреты.

Глава 55. Смятение

С шутками и прибаутками мы подъехали к холму, на котором раскинулась большая деревня. В ней было, наверное, около тридцати домов, огороженных, как крепость, общим забором из остроконечных бревен, стоящих в ряд одно к одному. В частоколе были только одни большие деревянные ворота, к которым и вела дорога. Завидев этот забор, я спросила мужика:

— А может, вы знаете Федора Цейкула? Он уехал в Петербург служить в царицыном полку. Мужик огромного роста. Мы, на самом деле, к нему едем, только не знаем точно, где он живет.

Аркадий остановился и повернулся к нам, я видела, что в нём произошла резкая перемена. Он сказал уже безо всякого смеха, строго:

— А кто вы такие? Как фамилия ваша, и зачем вам Федор нужен? С какими намереньями его разыскиваете?

Я немного опешила. Но не стала что-то придумывать и говорить неправду. Встала в санях и сказала:

— Разрешите представиться?

Аркадий чуть не прыснул, но сдержался.

— Разрешаю, разрешаю, сказывай, милая.

— Зовут меня Наталья Дмитриевна Ярышева, отец мой, Ярышев Дмитрий Валерьянович — один из командиров полка, в котором служит Федор. Там мы познакомились с ним и полюбили друг друга, но потом случилась ужасная трагедия, и ему пришлось покинуть город. Он написал мне письмо, и вот я еду за ним. Не знаю, чего вы так испугались, я совсем не желаю ему зла. Если бы вы знали, как долго мы сюда добирались, какие неприятности пережили ради того, чтобы встретиться с ним!

Мужик всё выслушал крайне серьезно, какое-то время думал, а потом спросил:

— Наташка, что ли?

— Ну да, да, да, Наташка — Наталья я!

— А, знаем-знаем, говорил он, поминал тебя…

Я вскрикнула от радости:

— Так он здесь? Я была права, он здесь!

Он посмотрел на меня как на дурочку и сказал:

— Да ты что, взаправду ехала в зиму столько верст, не знамши, здеся он али нет? Не знамши даже, ждет он тебя али ты ему противна?

От этих слов у меня даже голова закружилась.

— Как противна? Он что, говорил, что я ему противна?

— Да не-е-ет, что ты?! Тьфу на тебя, эт я так, для примеру.

Да, я действительно не была уверена, здесь он или в другом месте. Он написал так, но вполне мог уже куда-то перебраться. Никто не знает, сколько времени прошло с того дня, когда он отправил письмо. Я чувствовала его, как дикий зверь чует добычу, за которой идет по следу… Я была почему-то уверена, что он здесь.

Аркадий улыбнулся, посмотрела на меня, перевёл взгляд на Аню, окликнул:

— Здоровая она у тебя, али как?

Аня хмыкнула и сказала улыбаясь:

— «Али как», видать, «али как»!

В нетерпении я схватила Аркадия за рукав и начала тихонечко трясти.

— Ну не томите вы меня, скажите, знаете ли, где живет Федор? Отвечайте, замерзла я уже здесь стоять.

— А чего ты стоишь передо мной? Эвон, как Анька садись да ножки сугревай в тулупчике, больно мне нужны твои почести, плевать я на их хотел.

Я села на место, обернула ноги тулупом и заерзала в нетерпении.

— Вы так и не ответили на мой вопрос. Скажите, наконец, он здесь?

— Да успокойся, припадочная. Здеся он! Вот же девка неугомонная! И надо ж такому случиться: в барском доме выросла, а ведет себя похлеще наших.

Аня подхватила протяжно:

— О-о-ой, вашим-то до нее шибко далеко!

Я толкнула ее в бок:

— Да заткнись уже, что ты каждой бочке затычка, везде слова свои дурацкие вставить норовишь. Ладно бы еще смешное или дельное что говорила, а то как пустая балаболка брякаешь, замолчи.

Мужик, слушая нашу перепалку, снова стал смеяться:

— Ну, барышня, вы и рассмешили, помирать буду, вас и вашу историю вовек не забуду. Здеся он, Федька твой, здеся! Родственник он мне дальний, знал его, ишшо када без порток бегал, под стол пешком хаживал. И дом его как не знать, и мать его, и отца, и брата, и сестру. Мигом подвезу, прямо к крылечку доставлю.

От его слов мне стало легче, я перевела дух: «Ну, слава Богу!»

Мы подъехали к воротам, Аркадий подошел и приоткрыл окошко. Перекинулся парой слов с местным жителем и сел обратно в сани. Ворота отворились, и мы пересекли последнюю преграду, отделявшую меня от желанной цели. Наконец-то моя мечта осуществлялась.

Проделав такой долгий путь, столкнувшись с неимоверными трудностями и преодолев их, я практически ничего не боялась, а тут, въехав за ворота, испытала страх и смятение. Я попросила Аркадия остановиться у крайнего дома, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Я думала: «А что если он меня сейчас увидит, и я по взгляду его пойму, что мне совсем не надо было приезжать. И окажется, что эта поездка была совсем ненужной». Меня обуял такой страх, что я хотела поворотить лошадей, выскочить, как маленькая трусливая девчонка, закрыть за собой ворота и спешно ехать домой. Туда, где меня любят и ждут, к моему папе. Подняться в свои покои, искупаться в ванной и забыть всё, что со мной приключилось, как страшный сон.

Аня давно уже велела Аркадию ехать дальше. А я всё размышляла, и чем дольше думала, тем меньше понимала, что происходит вокруг. Мне хотелось криком остановить его, выскочить и бежать — бежать без оглядки. Казалось, что я на своих ногах добегу до самого дома, даже с сумками, и они не будут мне в тягость. Я кинусь отцу на шею и скажу: «Папа, папа, я была такая дура, куда, зачем я поехала? Я сама себе всё придумала, не хочу, не хочу, спрячь меня скорее, не хочу никого видеть, спаси меня! Укрой меня, укрой, чтобы никто не нашёл. Не хочу больше этого позора…»

Крупная дрожь сотрясала всё мое тело. Аня положила мне руку на плечо и сказала:

— Чего, барышня, напужались? Ну что же вы, сколько жизней порушили, сколько занавесей с домов и масок с людей сдернули… А таперича что, возвертаться надумали? Нет, барышня, дороги назад! Ты подыми глаза свои, открой их, не бойся, и посмотри вперед. Ищи дом его, быть может, он почувствует, что ты приехала, и навстречу выйдет. И это станет самой счастливой в твоей жизни минутой, которой ты так долго ждала.

Я взяла ее за руку и сказала:

— Спасибо, Аня, что ты пытаешься меня поддержать… даже не причитаешь, как старая бабка, мне от этого легче стало. Да, признаюсь, мне страшно, я хочу обратно домой. Не желаю уже ничего. Домой, только домой хочу!

Но тут Аркадий обернулся к нам и, улыбаясь, сказал:

— Ну что, девушки-красавицы, почти приехали, эвон, щас дом уже покажется, самый богатый на деревне. У их даже прислужники есть. Если можно так сказать, не в обиду вам, — это бояре наши местные и дворяне. Их здесь уважают, прислушиваются к им все, за советом ходють. Отец Федора, тож Федор, он из местных будет, а вот мать Федора — донская казачка. Я уж не знаю, как оно у их там вышло, но сколь годов назад породнились две семьи. Можно сказать, юг с севером. Отец уступчивый, спокойный, а вот Фекла ох и горячая, бядовая девка была, всю семью в оборот взяла, в своих руках и мужа, и сынов держит, токмо малую дочку балует. А мужики у ей не забалуют, она их крепко в оборот взяла. Старший-то сынок в отца пошел, а младший, Федька, на мать карахтером походит, такой же горячный.

Все услышанное вызвало у меня кривую усмешку. Я подумала: «Ну да! Конечно, тоже мне, барина нашли!» Эти мысли меня немного развеселили, я начала успокаиваться и продолжила разговор с Аркадием. От этого мужичка веяло каким-то добром и теплом, и, говоря с ним, я всё время хотела смеяться, внутри становилось спокойно. Я спросила:

— А почему все деревни стоят как обычно, открытые, и только эта огорожена таким высоким забором, даже ворота въездные есть? От чего закрываются? Может, они приверженцы старой веры? Козни строят против власти императорской? — я произнесла это, и страх опять сковал мои ноги и стал пробираться дальше… Я вспоминала Веру и всё, что с ней связано.

Но мужик развеял мои сомнения. Он легко и весело произнес:

— Вовсе нет, обычная вера у их, просто деревня очень зажиточная.

Я поняла из его слов, что у них свой уклад, своя внутренняя торговля, которая скрыта от взоров столичных чиновников и дворян. Они словно маленькое государство в нашей огромной империи.

Мы продолжали медленно ехать, на пути нам встречались люди. Женщины и мужчины были нарядно одеты, завязанные особым образом красивые платки закрывали у баб голову и плечи. Мы двигались вверх по единственной очень широкой улице, по обеим сторонам которой стояли дома, а в самом конце была площадка с колодцем. За колодцем, замыкая улицу, на возвышении виднелся большой дом, окруженный солидным забором. Дом, конечно, не был размером с нашу усадьбу, но это была крепкая изба, построенная на совесть. Бревна аккуратно проконопачены, на окнах крашеные ставни и красивые резные наличники. Вход во двор указывали ворота со смешными вензельками. Я сразу поняла, что это его дом, ничего другого мне и в голову не пришло.

Мы остановились возле ворот, мужичок спрыгнул и сказал:

— Ну что, барышни, приехали, слезайте. Сейчас постучимся, покликать хозяев надобно, негоже в такой дом самим переться, без приглашения.

Я сошла с саней и удивленно посмотрела на мужика:

— Кому это негоже? Вам негоже? А мне гоже!