Подмарка

Светлана Чернавская (2024)

Окунитесь вместе с автором в солнечный мир детства. Луга, речка, бабушка, коза Зюлька, пес Жулик… И деревня, которой больше нет…

Хозяйство

Самый большой приусадебный участок на Подмарке был у нас, поскольку землю «нарезали» на два хозяйства: бабушка с тетей Наташей — это считалась одна семья, а мама и я — другая фамилия, другая семья. Всего 50 соток, полгектара. Картошки сажали целое поле, это основная еда в деревне, еще и скотине, и на продажу — сдавали на Чернавский крахмалотерочный завод по две копейки за килограмм. Помню! Крахмал из местной картошки шел на экспорт. Капуста, свекла кормовая, красная — буряк, редька, морковка, огурцы, помидоры… Помидоры бабушка называла баклажанами, откуда-то взяла такое слово, ведь настоящие баклажаны сроду не видела, их у нас не выращивали. Наверное, подцепила от дяди Коли, когда тот приезжал в гости с Донбасса.

Если честно, огород занимал площадь на две сотки больше нам полагающейся, каждый год являлся землемер со своим аршином — измерительным инструментом в виде буквы «А», — перемерял и грозился лишнее «отрезать». Землемер — высокий и худой, шагал широко и сам был похож на циркуль, бабушка ворчала: «Чертов протягалень идет» — и убеждала его, что в концах участка, там, где трактор разворачивается, мы ничего не сажаем, хрен растет — так ведь не выведешь, а тыквы самосевом… Землю пахали трактором — у колхозного бригадира Чибрика просили технику с трактористом; вручную, лопатой, вскапывали только в саду под бахчи. Работы на земле невпроворот: разбрасывать навоз, сажать, поливать, бороться с сорняками, убирать урожай. Поливали водой из ручья, таскали ведрами до кровавых мозолей. С наступлением жары бабушка каждое утро, приложив ладошку ко лбу козырьком, вглядывалась в небо в сторону Пречистено, оттуда приходил «наш» дождь, и вздыхала: «Эх, дожжок нужен!» Когда на горизонте показывалась долгожданная темная полоска — радостно объявляла: «Замолаживает!» А тут такая напасть появилась — колорадский жук, которого тогда травить было нечем, просто собирали и уничтожали. Кому все это делать? Бабушка старенькая: в 1961 году, когда я появилась на свет, ей уже исполнилось 66. Тетя Наташа еле ходила — инвалид 1-й группы, я маленькая… Вот мама в основном и вкалывала в домашнем хозяйстве по вечерам после работы да в выходные. И траву на сено косила, где только можно, мы с Тёней его ворошили и сгребали в стожки. Еще и гектар сахарной свеклы в колхозе брала: протяпать, убрать, сдать урожай, чтоб деньги получить и сахар. У меня тоже имелась своя мини-тяпка, дядя Коля сделал, и я ею в грядках ковыряла. И колорадских жуков мне поручали…

Дядя Паша после переезда наведывался вначале часто — у него тут пчелы оставались, помогал по хозяйству. Потом ульи продал, и дядькины жены уже его отпускали неохотно… Жили трудно, зарплата у мамы мизерная, алименты не получала по причине того, что отец мой любил свободу: колесил по стране — целина, лесоповал, женился-разженился, — исполнительные листы за ним не поспевали. Бабушке и тете полагалось по 12 рублей колхозной пенсии. Они и этим рублям радовались — такую сумму назначили лишь в 60-х годах, до этого причиталось по три рубля. Но еды, хоть и простой, хватало — все свое.

Собранный урожай картошки ссыпали в подвал через специальное отверстие в своде, которое летом служило вентиляцией. Часть морковки, свеклы, редьки хранили в земляной траншее, так как урожай в подвале не помещался, — зимой сверху снега побольше набрасывали, весной откапывали — все как свеженькое. Яблоки — в плетеных коробках (плетушках) в поросячьей закуте, пересыпанные соломой, ели их до весны. Поросенок тут же квартировал, у него еще и утепленный домик имелся на случай морозов. Откармливали его до тех пор, пока уже на ноги встать не мог. Кур в хозяйстве было бессчетное количество и, конечно, корова. Капусту квасили бочками, помидоры, огурцы. Бочки к заготовкам замачивали в ручье, чтоб набухли и не протекали, пропаривали, овощи в них придавливали сверху плоскими камнями, прокипяченными в чугунке на металлической печке, стоящей в палисаднике. На этой печке варили и варенье из слив, малины, смородины, потом опускали в подвал в эмалированных кастрюлях и ведрах. Стеклянные банки были в дефиците — в них закрывали немного вишневого и сливового компота для девки (для меня). Яблоки, груши и малину бабушка еще и сушила. Варенье на уличных печках на Подмарке уваривалось долго, до коричневого цвета зернышка; запахи в вареньевый сезон доносились по речке, наверное, до соседних сел: сладкий малиновый, кисловатый сливовый и головокружительный вишневый. Крупная и сладкая вишня росла у дядь Вани с теть Машей, мы у них немного покупали, а они запасались ею на зиму в непомерных масштабах — мне так казалось, потому что вишневый запах витал у их дома недели две. Вместе с тучами ос. Зато мне удавалось полакомиться пенкой — теть Маша сама звала из-за кустов дяди-Пашиного сада, и я мчалась к ним с тарелкой и ложкой!

Яблонь в нашем саду росло 12. Два штрифеля, антоновка, скрижапель и лимоновка. Яблони в возрасте, старинные сорта. Скрижапель — сорт очень поздний, лежкий, сладкий и жесткий, как камень. Яблочки некрупные, зеленоватые, зато мороженые хороши, соком захлебнуться можно. Лимоновка (бабуля называла ее алимоновка) — ранняя, похожа на белый налив, но с лимонным запахом, урожайная — дерево плодами просто усыпано. Мы из нее повидло варили. Пепин, уэлси и две бельфлер-китайки — гораздо моложе, их посадили после отмены налога на плодовые деревья. Существовал такой налог, поэтому большую часть сада, разведенного дедом, в войну спилили на дрова. Пять яблонь оставили, да еще две у ручья: анисовку и коричневку. Бабушка от них перед сборщиками налогов открещивалась — типа они дички, сами выросли, и мы ими не пользуемся. Самое вкусное яблоко, по мне, — бельфлер-китайка. «Белль флер» с французского — белый цветок. Оно крупное, с нежными розовыми полосками, белая сочная мякоть и неповторимый аромат. В прошлом году купила на рынке два килограмма — нет, не такие… Уэлси все чахла, яблоки на ней плохо рождались, я их и не запомнила. Старая грушенка росла у дровяного сарая, какая-то Красавица, сладкая, ароматная, но на хранение не годилась, нужно было побыстрее съедать. В саду дяди Павла обсыпались плодами бергамоты — крупные, зеленые, округлые, ветки одного дерева прямо к нам во двор свешивались. Груши вкуснее тоже не знаю: сладкие, сочные; с макушки, перезревшие, какие не достать, шмякались на землю и расшибались вдрызг. Дядя Паша, живя с нами по соседству, садом занимался: трава скошена, приствольные кружки вскопаны, стволы побелены, деревья обработаны от вредителей. Еще любил экспериментировать — прививал на дички разные сорта яблонь, у него на одном дереве по два сорта плодоносили. Без него сад запустили…

Мама, уже в старости, вспоминала Подмарку как бесконечный тяжкий труд, ведь женское царство полностью зависело от огорода и живности. Ей и по сторонам посмотреть было некогда… А ведь весной, в пору цветения, наш заповедный уголок был словно белое облако, опустившееся с небес на землю. А аромат! Приехали мы туда, уже в юности, с одним молодым человеком ночью на мотоцикле. На экскурсию. Тихонечко, самокатом с горки, чтоб никого не разбудить. Цвели сады и черемуха у ручья, пели соловьи, и мой кавалер, не сентиментальный ни разу, восторженно выдохнул: «Как в сказке!»