Подмарка

Светлана Чернавская (2024)

Окунитесь вместе с автором в солнечный мир детства. Луга, речка, бабушка, коза Зюлька, пес Жулик… И деревня, которой больше нет…

Жаворонки

Весна на Подмарку приходила сверху вниз. Мы в ее ожидании загодя начинали поглядывать на чернавский бугор, наконец кто-нибудь радостно объявлял: «Почернел!» Это означало, что на самом высоком месте, ближе всего к солнышку, в нашем околотке появились первые проталинки. На припеке они увеличивались на глазах, и вот уже «с гор побежали ручьи». Вначале робкими грязноватыми подтеками на почти что отвесном противоположном берегу речки, постепенно смелея и прокладывая русло в снегах для талых вод с полей и уже бурными потоками полня Чернавку.

Затем весна спускалась на луга. То ровные, то изрытые ямами, то уходящие в овраги, они окружали нашу деревушку со всех сторон. Луговые травы могли выбирать себе места по душе: одни росли на сухих взгорках, другим нравились подпитанные скрытыми родничками распадки, а кому-то по душе была свобода, чтоб волноваться на ветру зеленым морем. Ранней весной, еще снег не весь сошел, я, надев резиновые сапоги, отправлялась за ограду сада, представляющую собой дырявый плетень из лозинок, бродить по проталинам и мерять лужи. В них, под прозрачной водицей, — травка! И пусть прошлогодняя, но зеленая! За долгую зиму ведь надоедает черно-белое двухцветье. А солнце так пригревает спину! А запах и журчание талой воды! А как занятно освобождать путь ручейкам, убирая всякие запруды, чтоб вода текла потоком к речке! Мне и сейчас, если вижу весенний ручеек, руки чешутся его пропрудить. Огород оттаивал раньше — он черный, солнце притягивал, — пахло влажным черноземом, в котором виднелись пропущенные осенью картошины, и первые грачи деловито искали червяков. Луг спускался вниз и у самой речки, у обрыва, заканчивался пригорком. Зимы бывали снежные, половодье разливалось, растекаясь и по лугу, а когда вода уходила, в ложбинке оставалась рыба. Мы с Тёней данный процесс контролировали, и эта рыба была наша. По ведру пескарей домой приносили! Кошка, отряхивая лапки, встречала нас за садом, а проказник-скворец, выглядывая из скворечника, дразнил ее мяуканьем.

Ветер синим крылом отворил ставни туч,

И запела душа, распахнувшись.

Мне щекочет в носу озорник яркий луч

И смешные рисует веснушки.

Солнцем залит весь мир и мечтой озарен,

Пахнет чем-то забытым и нежным,

А под шубой сугроба до лучших времен

Притаился, я знаю, подснежник…

22 марта, на Сороки, или Жаворонки, бабушка пекла пышки из белой муки в форме птичек с глазками. Это такая народная традиция. Еще считалось, что праздник совпадает с ее днем рождения. Вроде как. В старину в деревнях детей-то рожали кучу, и неграмотные родители, замотанные беспросветным трудом и нуждой, даты рождения своих отпрысков и не запоминали, а подойдет срок метрику выписывать, называли примерную. Бабушкина мать вспомнила: когда Настюха появилась на свет, снег еще кое-где лежал, кажется, дело было на Сороки. Ну и записали 9 марта, 22-го по новому стилю.

И вот мы с бабулей в этот день отправлялись на луг зазывать жаворонков, жаворат. Выбирали проталинку посуше, подбрасывали сдобу вверх и закликали весну — пели закличку:

Жаворонки,

Жавороночки,

Прилетите к нам,

Принесите нам

Лето теплое,

Унесите от нас

Зиму холодную;

Нам холодная зима

Надоскучила,

Руки, ноги

Отморозила.

Жаворонок, жаворонок!

На тебе зиму, а нам лето!

На тебе сани, а нам телегу!

Ну или типа такой. Тёня для такого обряда не годилась по причине отсутствия напрочь музыкального слуха. Честно говоря, и я, и бабка тоже певицы те еще, но жаворонки таки прилетали. Я ведь правда верила, что если мы с бабушкой не поколдуем, то и эти певцы не прилетят, и весна не наступит. У теть Наташи просто руки вверх не поднимались из-за полиартрита, она бы жаворонка вверх и не подбросила. Подброшенных «птичек» порой поймать не удавалось — падали в лужи, это ничего, настоящие птички поклюют. Уцелевшими мы бабы-Настин день рождения и отмечали. С Галькиным молоком. Чай у нас не пили…