Шаг навстречу

Татьяна Муратова

Счастье приходит… и срывается в пропасть. Москва и Петербург — два полюса одной вселенной. Глеб — на одном, Вера — на другом. У них разное воспитание, социальный уровень и жизненный опыт. Они по разному видят семейную жизнь и собственное счастье. Сложно понять друг друга, невозможно простить предательство. Поможет ли любовь сделать шаг навстречу?

© Татьяна Муратова, 2024

ISBN 978-5-0064-6407-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая.

Не совсем удачное знакомство

У перекрёстка двух старинных улиц Санкт-Петербурга, там, где практически нет деревьев, зато много камня и барельефы на фасадах, на первом этаже жилого дома в начале лихих девяностых годов расположился небольшой, но уютный ресторан «Лазурный берег». Ни берега, ни лазури вокруг и даже на горизонте мегаполиса не наблюдалось, но то ли чувство юмора, то ли полёт фантазии подвигли владельца оформить заведение именно в стиле знойного лета: морские пейзажи, умопомрачительные абстрактные картины, изображающие южные томные вечера, пальмы в огромных цветочных горшках, музейные свечи, громоздкие шторы с аляпистыми ламбрекенами, борьба голубого, белого, оранжевого тонов в декоре как претензия на семантику цвета — и народ, оголодавший на талонах, потёк отмечать юбилеи, дни рождения, банкеты с умеренным количеством гостей. Потом, опять же, на пятачке брусчатой уличной мостовой при входе можно покурить, что немаловажно.

В тот вечер собрались праздновать свадьбу, зал заказали на семьдесят персон и ресторан ждал своих посетителей. Треть приглашённых вместе с женихом и невестой в данный момент задерживались на венчании в церкви, другие две трети, менее верующие, настроенные на кутёж, подтягивались сразу к трапезе.

Напротив входа припарковалась «девятка» с московскими номерами, из неё не спеша появился мужчина лет тридцати пяти в пиджаке малинового цвета и в чёрных брюках, чуть примятых от езды, лакированных туфлях, со слегка наметившимся «трудовым мозолем». Румяные гладковыбритые щёки не оставили сомнений стороннему наблюдателю — человек привык жить сыто; подтверждением вывода могла служить сверкнувшая при наведении лоска бордовым галстуком массивная золотая печатка на пальце. Мужчина пригладил начинающую лысеть голову, огляделся по сторонам, обошёл автомобиль и, открыв дверцу с другой стороны, подал руку даме. Появившаяся дама смотрелась хорошо: крашеная блондинка, но удачно, не тоща и не толста, ну, чуть-чуть упитанна, длинное с рюшами блестящее платье по фигуре и туфли на шпильке.

— Молодые, похоже, задерживаются, но в ресторане нас ждут, можем марафет навести и покушать, — объяснил мужчина, нелепо выставив вперёд ногу в остроносой туфле.

— Глеб заснул. Может, ну его, пусть дрыхнет, протрезвеет за час немного, — повела плечами женщина, утомлённая долгой дорогой, и алой помадой мазнула по губам, уточнив акцент на своём и без того агрессивном макияже.

— Не-а, разбужу, в ресторане хоть туалет имеется, а то обоссыт мне салон…

Малиновый пиджак, открыв заднюю дверцу, наполовину исчез в машине и через пару минут выволок на свет божий третьего участника путешествия с совершенно осоловелыми глазами, тут же икнувшего на путешественников пивным перегаром, отчего дама брезгливо поморщилась.

— Приехали, Глеб.

— О-о! Это — злачное Ленин… питерское заведение, к-которое мы арендовали для свадьбы Тимура?

— Оно, но молодые появятся через час.

— Тогда пусть нас пока по-покормят.

— Покормят.

— И напоют.

— И напоют, только тебе хватит, с утра отмечаешь. Тимур с невестой приедут, а ты уже хорош? Дотерпи до поздравлений.

Мужчина в ответ фыркнул, пытаясь растереть онемевшую шею:

— Пф, Тимуру плевать, потому что, блин, он счастлив, а мне необходимо расслабиться, принять ванну, выпить чашечку кофе…

Все трое вошли, их усадили за стол, подали лёгкую закуску. Компания прибыла из Москвы на свадьбу питерского друга. Лет восемь назад судьба свела вместе разных по статусу, возрасту и характеру молодых людей, все трое начинали первые шаги в бизнесе, организуя кооперативы, раскручивались, кто более удачно, кто менее. Тимуру повезло меньше, он затеял продажу музыкальных инструментов, прогорел, потом заболел онкологией, не вылезал из больниц, но Глеб и Вячеслав по старой дружбе поддерживали товарища. Сейчас Тимур подлечился, начал зарабатывать и неожиданно влюбился, да так, что решил жениться, на свадьбу позвал москвичей — Вячеслава с женой и Глеба; первый стал совладельцем частного мясокомбината, пятый год как женился, но с детьми не ладилось; второй не обременял себя семейными проблемами, финансово стоял на ногах крепко, сумел удержать и раскрутить один из отцовских коммерческих проектов по продаже нефтепродуктов, потом занялся консалтингом, иногда позволял себе «расслабиться» и как-то незаметно «иногда» превратилось в «частенько». Друзья знали его слабость, но относились философски, ибо прошедшие годы убедили: дружбу не пропьёшь.

Кроме москвичей, в банкетном зале собрались знакомые жениху музыканты и родственники с двух сторон. Прошло уже более часа с приезда московских гостей, которые поели и выпили заочно за здоровье молодых. Мужчины расстались с пиджаками — в зале становилось шумно и томно, все трое раскраснелись, возникла нужда в глотке свежего воздуха.

— Пойдём, покурим? — предложил Вячеслав.

— Пшли, — мотнул головой так и не протрезвевший Глеб; друзья, встав, направились к выходу.

Тут объявились молодые вместе с оставшимися приглашёнными, свежие, одухотворённые. Вячеслав с женой принялись раскланиваться с обвенчанными, а Глеб, завернувший в туалет, пропустил жениха с невестой и, выйдя, столкнулся с прибывшими гостями, конкретно — с суровой женщиной лет сорока пяти и её дочерью. Откровенно говоря, его нехило качнуло и врезало в девушку в дымчатом трикотажном платье с самой обыкновенной косой цвета натурального золотистого блонда.

— Пр-ростите, обычно я хож-жу гораздо ровнее, — попытался извиниться москвич, застыв внезапно с открытым ртом.

Глядел на засмущавшуюся до румянца гостью, охватывая полным впечатления взором и классическую длину шеи, и трогательный изгиб губ, и тёплый оттенок зелёных глаз, изумительно сочетающихся с формой почти незримых бровей.

— Пойдём, Вера, — скрипуче потянула женщина за собой дочь, даже не взглянув на Глеба.

Закурив на улице, мужчины лениво переговаривались. Глеб тоже закурил любимый «Parliament», но, всколебавшись, молчал. Часть хмеля из головы незаметно выветрилась.

— Интересно, кто это?

— Где?

— Столкнулся сейчас с девушкой и её матерью.

— Кто-то из гостей. А что? — удивился Вячеслав.

— Я влюбился.

Собеседник хмыкнул:

— Не смеши меня, дружище, сегодня же найду для тебя хлёсткую любвеобильную на ночь красотку.

— Сам могу, — мрачно бросил незадачливый ухажёр.

Друзья вернулись, сели на свои места. Столов на восемь-десять персон стояло шесть: три — для гостей со стороны невесты, три — для гостей со стороны жениха. Вера с мамой сидели со стороны невесты. Тамада взял слово, с шутками да прибаутками начал знакомить между собой всех присутствующих. Женщина оказалась крёстной невесты. Начались поздравления, обычная свадебная кутерьма. От их столика взял слово самый опытный и красноречивый Вячеслав, потом гости разлили положенный на свадьбу алкоголь и выпили за здоровье молодых. Те поцеловались. Глеб встал.

— Ты куда? — окликнул друга Вячеслав.

— Пойду знакомиться.

Визитёр взял стул, подошёл к столику Веры и сел напротив.

— Разрешите с вами познакомиться?

Крёстная поморщилась: молодой человек ей явно не нравился, но ссориться или уходить досрочно со свадьбы казалось неприличным. Вера опять порозовела и опустила глаза.

— Меня зовут Глеб Генжирдан, я — друг жениха из Москвы.

— Мы — подруги невесты, я — Наталья Александровна, это — Вера, — женский голос морозил не хуже небезызвестного холодильника «ЗИЛ».

Девушка на секунду подняла глаза, но Глеб ждал и уловил краткий смущённый взгляд — нет, он не ошибся, за этот взгляд он готов… ну, даже бросить пить, что ли.

— Вы, Вера, учитесь или работаете?

— Ещё учусь, — спокойно ответила та.

Голос оказался глубоким и грудным, обещая мужчине эйфорию будущего общения.

— Если не секрет, то где?

— В финансово-экономическом, на третьем курсе.

— Надо думать, Вам лет двадцать-двадцать два?

— Двадцать один, мы с Машей, невестой, ровесницы.

— А Вам, — пытаясь проявить вежливость, спросила Надежда Александровна, — Глеб… как по отчеству?

— Николаевич, — маячившая на горизонте эйфория, наткнувшись на ледяной язвительный тон, померкла.

— Глеб Николаевич, сколько лет?

— Двадцать восемь, Наталья Александровна, двадцать восемь.

— И что: семья, дети?

Глеб усмехнулся, чувствуя, что женщина всячески стремится его поддеть, явно не импонируя — боже, как он её понимал!

— Нет, скажу честно: коммерция, водка, любовницы.

Собеседница с пониманием кивнула, словно довольная ответом — мол, так я и думала — и чуть приглушённо прошипела:

— Вот и идите за свой столик к друзьям, любовницам и водке, не заставляйте нас с Верой покинуть этот праздник — мы еле выбрались, хотели порадовать крестницу…

Глеб посмотрел на Веру — та немного ссутулилась, разглядывая свои руки; прядка волос, золотистая в преломлении приглушённого электрического освещения, упала на лоб и столь же золотистые ресницы.

— Пойду Тимура поздравлю, — встал, слушая гнетущую тишину за спиной, и направился к молодым.

— О, Генжирдан! Я так рад, что ты выбрался, — они обнялись с Тимуром. — С тобой всё в порядке?

— Я всегда в порядке.

— Познакомься, моя невеста…

Глеб вернулся за свой стол через пять минут, демонстративно налил водки, выпил, сел и принялся ковырять в салате. Его друзья, тоже охмелевшие, увлеклись игрой с тамадой, Вячеслав только хмыкнул:

— Облом?

Глеб поморщился.

— А ты, когда протрезвеешь, купи алые розы, торт «Метрополь», золотые серёжки и подкати.

— Меня… не захотят…

Жена Вячеслава, встряхнув шапкой лакированных волос, повернулась к мужчинам:

— Да вы что, олухи, слепые? Они же верующие — невооружённым взглядом видно — таких невест сначала в церковь, в ЗАГС ведут, а уж потом — в постельку. Откуда только берутся такие?

Глеб чувствовал себя хреново, но не мог в расползающемся сознании внять, отчего — то ли перепил, то ли упустил, поэтому налил себе ещё водки (пойло мерзкое — палёная «Гжелка», не иначе, но плевать). Начались танцы под магнитофон. Глеб выпил, поднялся, вновь качнувшись. Пошёл к Вере.

— Разрешите п-пригласить?

Наталья Александровна зыркнула сердито, но Вера поднялась. Глеб вообще-то неплохо танцевал — ещё до армии на спор выучился, но сейчас алкоголь сковал члены, руки и ноги плохо слушались, в голове — туман, однако сообразил, что с девушкой следует обходиться аккуратно. Вера оказалась на полголовы ниже (на каблучках небольших), блазнила яблоком и чистотой, на шее на цепочке качался маленький серебряный крестик — никакого золота и рвущей глаз алой помады.

— Я вам противен?

— Вы неплохо танцуете.

— Вера, дайте свой номер телефона, пожалуйста, я позвоню, когда буду трезвым и в-вменяемым.

— Маме не понравится.

— Я прошу только номер телефона.

— Тогда запоминайте, — Вера быстро продиктовала цифры, — повторять не стану, записывать тоже.

Глупая, она ведь не знала, что он финансист, ещё и не такой набор запоминает с первого раза в любом состоянии. Вот помнится… — ох, лучше не вспоминать, сейчас стыдно и страшно. Больше не разговаривали, ибо Глеб чувствовал, как окончательно плывёт, пытался сосредоточиться только на том, чтобы не запутаться ногами и ненароком не растянуться на паркете, да не отравить партнёршу своим амбре. Ему было глубоко чихать на хихикающих московских друзей и брезгливо сжимающую уста Наталью Александровну. Вернувшись за столик, пялил на Веру глаза и ничего не мог с собой поделать. Её мама разнервничалась и, извинившись перед новобрачными, увела дочь домой. Глеб сходил в санузел, потом, забравшись в машину, свернулся калачиком на заднем сидении и заснул, почти не ощущая, как московские друзья толкали, тащили в такси почти за шиворот. Его увезли в гостиницу, где он свалился на подвернувшуюся горизонтальную поверхность, уйдя в «нирвану».