Забыть тебя невозможно

Тори Майрон (2022)

Она: Парень моей лучшей подруги — мерзавец, каких ещё поискать. Я нарадоваться не могла, когда он навсегда покинул город. Увы, его «навсегда» продлилось всего три года. Алекс снова здесь. И он совсем не изменился. Такой же красивый, уверенный, неповторимый и… насквозь гнилой. Он: Я вернулся в родной город с надеждой попытаться вновь обрести интерес к жизни, но даже подумать не мог, что он сам меня найдёт в виде дерзкой и вредной девчонки. С первой же встречи она умудрилась вызвать во мне ярое желание поиграть с ней. А она, в свою очередь, никак не может забыть мои мерзкие поступки в прошлом и мечтает как можно скорее избавиться от меня. Данный факт лишь сильнее подогревает мой интерес, ведь эта вредина не осознает один важный момент… Я не тот парень, за которого она меня принимает.

Глава 5

Мэттью

— Я бы и без тебя спокойно справилась, — тихо цедит Верόника, отрывая мои ладони от своей талии, которую я с легкостью и, что более важно, с превеликим удовольствием сжал бы до хруста, переломив эту девчонку на части.

За что?

Причин очень много. И не все они поддаются логическому объяснению. Но главная из всех — это то, что с момента нашего знакомства эта мегера привлекает меня в той же мере, в какой и подбешивает.

Привлекает внешне, в основном. А бесит своей нескрываемой неприязнью ко мне. Вечно недовольным лицом. Нарочитым пренебрежением. И поспешным суждением, будто я такое же редкостное дерьмо, как и мой старший братец.

Разумеется, до ангела мне далеко, но уверяю, до уровня ублюдка Алекса — еще дальше.

Однако Верόника думает иначе. И это ее право. Переубеждать ее в обратном я точно не собираюсь. Я лучше просто полюбуюсь ее милым негативом и желанием защитить от меня свою недалекую подругу.

Уж не знаю, что за ужасы вытворял мой брат, но, судя по тому, с какой ненавистью Верόника временами смотрит на меня, натворил этот мудак немало. Но меня это не парит. Да и почему, собственно, должно? Алане я никаких вечных клятв не даю, ни к чему не принуждаю и делаю только то, что она сама мне позволяет. И это не мои проблемы, что позволяет она все.

Так что из-за нелепых предрассудков одной светловолосой зазнайки отказываться от красивой девчонки, которая сама ко мне липнет, я не собираюсь. Поразвлекаюсь с ней, пока не начнет напрягать. Заодно продолжу наблюдать, как Верόника постоянно бесится, когда видит нас с Аланой вместе. Это отвлекает меня от неунимающейся скорби получше, чем бесконечный треп Аланы. Хотя и тот, нужно отметить, справляется со своей задачей на ура.

Никогда не любил болтливых девушек. Всегда обходил стороной. Но в этот раз именно такая глупая балаболка, как Лана, и была мне нужна. Ключевое слово — глупая. А еще с полным отсутствием собственного достоинства.

С такими проще всего. Не нужно ни о чем заморачиваться, тратить время на ухаживания, свидания и так далее. Мне всего этого сейчас не надо. А вот регулярный секс и постоянное живое радио на фоне — то, что доктор прописал, чтобы суметь отвлечься от собственных гнетущих мыслей.

Самый огромный плюс в Лане — это отсутствие необходимости отвечать на ее болтовню. Она может трещать о себе любимой без умолку. Ну или до тех пор, пока я не заткну ее рот членом. И к слову, охерительный минет — это еще один приятный бонус общения с Браун.

В постели она ничем не выделяется среди остальных, что у меня были, но вот сосать умеет отменно. Десять баллов!

Видимо, не все гуляющие по универу слухи о ней — ложные. Опыт у девчонки определенно богатый. В этом я уже успел убедиться лично. Но и на это мне плевать. Сколько у нее было до меня и сколько будет после — по барабану. Кроме похоти, она не вызывает у меня ни одной эмоции.

Алана — всего лишь временный способ отвлечься и вспомнить, что значит быть обычным студентом, который встречается с красивой девушкой, ходит на вечеринки и не имеет никаких проблем, кроме незачетов.

И все это я пытаюсь делать уже целый месяц. Но увы, пока не ощущаю в себе никаких изменений. Мыслями я все так же нахожусь в серой больничной палате, которая весь прошлый год была моим постоянным местом жительства. И я все так же безразличен ко всему происходящему вокруг меня, а все люди кажутся серыми и безликими.

Все. Кроме этой вредины Верόники.

Ее лицо и стройную фигурку я всегда находил среди толпы. Осознанно или нет, но находил. А сейчас, когда она опять стоит передо мной, вся такая воинственная и, блять, практически голая, я вообще никого кроме нее не вижу.

Красивая она, пиздец! Даже с растекшейся тушью, мокрыми растрепанными волосами и недовольным выражением лица. Эту девчонку ничего не может испортить. А все потому, что ее красота естественная. Не то что у ее драгоценной подружки.

Та себе и в губы что-то вколола, и ресницы с волосами нарастила, и грудь увеличила, а у Верόники все натуральное. Все свое. Светло-русые длинные волосы, почти достигающие поясницы, чувственные губы, которые так и манят испробовать их на вкус, и упругая двоечка с призывно торчащими розовыми сосками. На них я особенно акцентирую внимание. И все благодаря прозрачной ночнушке, которую Верόника додумалась на себя сегодня напялить.

Она в универ собиралась или идти мужиков на бульваре снимать? Ничего легче надеть не могла? Да еще в такую погоду! Мозгов у мегеры явно не больше, чем у Аланы. Но этот минус нисколько не снижает моего острого возбуждения при взгляде на ее обнаженное тело. А тот факт, что не мне одному повезло понаблюдать за ее прелестями, почему-то до невозможности бесит.

Я уже забыл, что значит злиться. Основательно так. До скрипа зубов и тремора в пальцах. Не на суровую несправедливость жизни, что последние годы неоднократно наносила мне сокрушительные удары, и не на своего эгоистичного брата, а на абсолютно незнакомого человека.

Но Верόнике Майлз удалось вызвать во мне давно забытый гнев, что растекается по жилам едкой субстанцией, позволяя почувствовать себя нормальным.

Когда я увидел ее мокрую перед всей группой, мне внезапно захотелось схватить эту зазнайку, перекинуть через плечо и вынести отсюда, подальше от похотливых глаз десятков парней, а затем нещадно оттрахать. Может, даже неоднократно. Так, чтобы кричала во весь голос, стонала, задыхалась и просила еще.

Возможно, тогда Верόника перестала бы быть такой букой.

Ведь вместо элементарного «спасибо» за то, что я скрыл своей курткой ее наготу от всей аудитории, эта пигалица опять врубила свою излюбленную роль ведьмы и мысленно убивает меня сейчас ясно-серым взглядом.

— Идем, — с трудом сохраняя спокойствие, произношу я и хватаю девчонку под локоть, заведомо зная, что вредина даже не попытается сопротивляться, как бы ей того ни хотелось.

Уж слишком ей неохота устраивать сцену перед сворой ушлепков. И как выясняется всего через несколько шагов, Верόника придерживает свое недовольство еще и из-за боли в ноге.

Она издает тихий стон и хватается за меня, чтобы суметь добраться до полностью пустого ряда в конце аудитории, где садится на самый край скамьи. Как можно дальше от меня.

Детский сад. Не иначе. Но по неведомой причине он меня изрядно забавляет.

— Ты можешь сесть ближе, Верόника. Я не заразный, — усмехаюсь.

— Не хочу это проверять, — выдает мегера, копаясь в своей сумке.

— Зато я хочу, чтобы ты проверила. — Хватаю ее за бедра и притягиваю вплотную к себе.

Она негромко вскрикивает и в попытке отстраниться упирается ладонями мне в грудь. Но у язвы ничего не выходит. Я держу ее крепко. Черта с два ей удастся отодвинуться.

— Ты что себе позволяешь, Уокер? — цедит сквозь зубы Верόника в паре сантиметров от моих губ.

— Показываю, что тебе не нужно меня бояться.

— Я тебя не боюсь.

— А чего боишься?

— Я ничего не боюсь.

— Неужели? Почему тогда так сильно напряглась? — перевожу взгляд с серых глаз на губы и обратно, сильнее сжимая пальцы на ее бедрах.

— Потому что не понимаю, какого черта ты решил, будто имеешь право меня лапать? — зло шепчет она, то и дело поглядывая в сторону остальных студентов.

— Это преступление?

— Да. Если девушка против.

— А ты разве против? — едва сдерживаю смешок, видя, как Верόника вскипает еще больше.

— Если ты еще не понял, что я не хочу, чтобы ты меня трогал, то я могу прокричать.

— Не можешь. Или, скорее, не хочешь.

— Вот это уверенность, — фыркает она.

— Стопроцентная.

— Ты слишком самонадеян.

— Вовсе нет. Просто ты не хочешь вновь привлекать к себе внимание этих людишек, мнением которых дорожишь. А значит, и кричать не будешь.

— Меня не волнует их мнение, — отрицает мегера, но тем не менее продолжает бросать взгляды на нижние ряды.

— Не верю.

— Мне плевать, во что ты веришь, а во что нет. Руки от меня свои убери! Я не хочу, чтобы кто-то подумал, будто мы тут тискаемся, только потому, что они скажут об этом Лане.

— Значит, дело только в ней?

— Боже, Уокер! Ты тупой или только прикидываешься?

— Допустим, тупой, — спокойней некуда отвечаю я, чем еще сильнее завожу ведьмочку. И себя в том числе. Только совсем не в том плане, в каком заводится Верόника.

— Дело не только в Лане. Что тебе непонятно в словах «Я не хочу, чтобы ты меня трогал»? Ты мне противен. И сейчас я лишь убеждаюсь, что ты ничем не отличаешься от своего мерзкого брата, — едко выпаливает зазнайка, опять умудряясь одновременно и взбесить, и развеселить меня.

Первое — потому что всю жизнь все только и делают, что сравнивают меня с Алексом. А второе — потому что меня опять смешит ее непоколебимая уверенность в моей дерьмовости.

Так почему бы не дать ей еще больше поводов думать обо мне именно так, тем самым продлив себе веселье? Все равно мы сидим в самом конце аудитории, на последнем ряду, где никого больше нет. Лектор издалека ничего не заметит, а на остальных, в принципе, параллельно. Мне так точно.

— Ты что вытворяешь? — тихо, но бурно возмущается Верόника, когда я перемещаю одну руку с бедра между ее ног.

Она резко сдвигает их вместе и впивается ногтями в мои ладони.

Коготки у нее острые, но боль доставляют терпимую. Она нисколько не мешает мне добраться до ее насквозь влажных трусов и прикоснуться к горячей промежности.

— Это тоже дождик постарался или ты из-за меня так потекла? — ухмыляюсь я, ощущая, как член твердеет еще больше и болезненно упирается в ткань джинсов.

— Ты охренел, ублюдок? Я тебе сейчас все пальцы перелома-а-аю, — последнюю гласную она произносит сквозь стон, чем привлекает внимание сокурсников, сидящих на пару рядов ниже.

Как только они оборачиваются, Верόника натягивает покер-фейс, делая вид, будто внимательно слушает лекцию, пока мои пальцы под столом продолжают массировать ее клитор сквозь тонкую материю трусов.

И мне жесть как нравится ее трогать. Сам удивляюсь, насколько. А еще мне адски хочется сменить пальцы на член и войти в нее по самые яйца. Но увы, сделать это мне не светит. Не сейчас. Не сегодня. Но это обязательно случится. Рано или поздно.

Однако точно не раньше, чем я разорву свою временную интрижку с Аланой. Не потому, что они с Верόникой лучшие подруги. На это мне тоже насрать. Не моя забота. А потому что, невзирая на мнение мегеры, я никогда не считал нормальным трахаться параллельно с двумя девушками.

Не особо люблю врать, что-то скрывать и обманывать. И тем более делать все это с истеричными бабами. Так или иначе, это всегда приводит к жестоким выносам мозга, которые мне на хрен не нужны.

На мой взгляд, если не можешь найти все, что тебе нужно, в одной девушке, сначала попрощайся с ней и только потом двигайся дальше. А Алана пока еще меня устраивает. Хотя чувствую — это продлится недолго. Уж слишком сильно я теперь хочу испробовать Верόнику.

А вот она явно не разделяет моих нестерпимых желаний, не переставая тихо усыпать меня проклятиями и пытаясь отцепить мою руку от себя. Правда, пытается она еще совсем недолго. Каких-то несколько интенсивных надавливаний на ее нежный комочек. Потом, как ни странно, все резко меняется.

Верόника вдруг расслабляет пальцы на моей руке, и сама разводит ноги чуть шире, чем, честно говоря, неслабо удивляет. Особенно когда я замечаю, как от массирующих движений моих пальцев девчонка прикусывает нижнюю губу, ее дыхание заметно учащается, а яркий румянец проступает на щеках даже сквозь темные разводы туши.

Сука! Какая отзывчивая, однако. Давно не трахалась, что ли? Или она сама по себе такая?

Не знаю, но от одного взгляда на эту неожиданно растаявшую мегеру отупляющая похоть простреливает мозг и все ниже пояса, тело бросает в жар. Меня едва трясти не начинает от желания большего. От жажды увидеть, как она кончает, извиваясь подо мной, на мне, во всех возможных позах и на всех поверхностях.

И стоит мне только предаться фантазиям и всего на секунду потерять бдительность, как эта хитрая сучка пользуется моментом, залепляя мне увесистую пощечину, а сразу после вытягивает мою руку из-под своего платья.

И нужно отметить — Верόника залепила от всей души, блять. Сил не пожалела. Бесспорно. От ее удара в одном ухе начинает звенеть, а всю левую половину лица будто обжигает пламенем.

— Простите. Муху прихлопнула. Слишком громко жужжала, — заявляет Верόника в ответ на недоуменные взгляды студентов, что отвлеклись от лекции на хлесткий шлепок.

Она с улыбкой дожидается, когда все отвернутся и лектор возобновит свой монолог, а затем с гневным шипением обращается ко мне:

— Только посмей еще хоть раз повторить нечто подобное, скотина! Пожалеешь!

— Даже не сомневайся. Повторю. — Специально провоцирую ее, словно мазохист упиваясь болезненной пульсацией на скуле.

— В следующий раз получишь по роже с ноги. И по яйцам тоже!

— Спасибо, что предупредила. Я учту, что перед тем как трахнуть тебя, для безопасности нужно будет связать не только твои руки, но и стройные ножки. — Нагло улыбаюсь я, предвкушая, как услышу от буки еще одну порцию злобных возмущений или угроз, но почему-то ничего из этого не получаю.

От моей очередной провокации боевой запал Верόники в одно мгновение угасает. Она вздрагивает так, будто я только что залепил ей оплеуху похлеще, чем она мне, а доселе горящая в глазах воинственность сменяется неподдельным страхом.

И меня реально напрягает подобная реакция.

Чего она так испугалась? Неужели действительно думает, что я ее связывать и насиловать стану?

Пусть она и считает меня копией Алекса, но даже мой гнилой брат не способен на такую мерзость. Так ведь? Так. Я в этом полностью уверен.

Однако чем дольше я разглядываю побелевшее лицо Верόники, тем сильнее тает моя уверенность и возрастает злость.

— Алекс что-то сделал с тобой? — грубовато спрашиваю я, свирепея от мысли, что этот ублюдок посмел сделать что-то против ее воли.

Вновь хватаю мегеру за руку, но она в тот же миг вырывает и встряхивает ее, словно после удара током.

— Не смей трогать меня!

И на сей раз я не трогаю. Хотя очень хочется.

Сжимаю челюсть и удерживаю руки при себе, но сверлить ее лицо неотступным взглядом не прекращаю.

— Отвечай: он что-то сделал с тобой?

— Какая тебе разница?

— Просто ответь.

— Ничего он не сделал.

— Не ври.

— Да не вру я! И вообще, кто ты такой, чтобы выпытывать у меня что-то? Тебе не должно быть никакого дела до этого. Просто оставь меня в покое, ладно? А еще лучше — Алану. Тебе же она не нужна. И ты это только что наглядно доказал. Расстанься с ней, пока она вконец не влюбилась, и найди себе другое развлечение. Уверена, тебе это будет несложно, — выплевывает она с презрением и тут же отводит взгляд.

А я не собираюсь оставлять этот вопрос без ответа, даже несмотря на то что Верόника права: меня не должно заботить, что произошло между ней и Алексом. Точно так же, как не заботит многое другое в жизни. Но это, черт побери, не так! Все во мне прямо-таки кипеть начинает от злости и истошно требует докопаться до правды.

Но выпытывать ответы у Верόники нет никакого смысла. Она ничего мне не расскажет. Я только зря время потрачу. Лучше я все узнаю из другого источника, который, без сомнений, расскажет мне все, что я попрошу.

И если услышанное мне не понравится, я отыщу мудака в Нью-Йорке, или где он там сейчас зависает, и оторву ему башку. Все равно от нее нет никакого прока. Как, впрочем, и от Алекса в целом.