Гермес в PR, или как я продавал мифы кинофестивалей

Александр Александрович Семенов (2025)

Перед вами книга о пиарщике, работающем в кинофестивальном хаосе. Но формальности — для слабых. На деле это мета-роман, философская комедия, корпоративный триллер, постмодернистский аттракцион и фэнтези! Потому что, когда реальность начинает ломаться, а мифы оживают, логично задаться вопросом: а была ли вообще эта аннотация? Герой пишет книгу, но внезапно понимает, что сам живет внутри нее. Коллеги обсуждают его жизнь, словно она уже опубликована, мистический незнакомец намекает, что текст может менять реальность, а в офисе происходят события, которые даже для артхаусного кино слишком странные. Сны сбываются, диалоги пишутся сами, а мифы вдруг оказываются гораздо реальнее, чем должны быть. Это роман, о котором сложно говорить, но невозможно молчать. Смешной, абсурдный, интеллектуальный и пугающе правдивый. Читать, если готовы рискнуть стать персонажем. Или, возможно, уже им являетесь.

Глава 8. Сфинкс Викторовна и черный куб магии пиара

На следующий день я решил все-таки выяснить у Кристины, не врет ли Максим.

— Привет, слушай, правда ли, что Максима выгнали из кабинета Ирины Викторовны? — спросил я, заглядывая в наш кабинет.

— Кто тебе такое сказал? — удивилась Кристина.

— Максим сказал.

— Да? Не помню такого, — ответила она, хмуря брови.

Валера сказал то же самое, подумал я, но не стал заострять внимание.

— Да не обращай внимания на Максима, он всегда прикалывается. Не могла Ирина Викторовна его выгнать, да и меня тоже, кстати! Мы с ней часто спорим, меня не выгоняет! А Максима тем более!

Ольга, сидящая за столом, нахмурилась:

— А вот я думаю, что могла. Ты ей палец в рот не клади, она всегда такая. Постоянно себя так ведет.

Кристина даже усмехнулась.

— Да ты что? Она нас всех выгоняет?

Аня присоединилась к разговору:

— Да не, но вот как-то я ходила на проверку с релизами, а она сидит с кинопрокатом и их отчитывает.

Кристина задумалась, покачав головой:

— Ну, муштрует — это понятно! Это ее классика. Она всех учит, меня в том числе. Но чтобы выгнать… не было такого! Хотя, до слез, да, доводила. Но это по другим причинам! Особенно когда все не по ее!

— В смысле, до слез? — удивился я.

Кристина чуть наклонилась вперед, как будто собиралась открыть мне какой-то важный секрет:

— Когда ее выкрутасы начинают бесить, ну, просто хочется плакать. А ты, Саш, ей подыгрываешь! Еще и футболку с Гераклом надел! Она уже себе выдумала, что ты ей тайные знаки из Вселенной посылаешь. У нас ведь Ирина Викторовна — человек впечатлительный. Для нее кино — это не просто кино, это жизнь! Я, как твой начальник, прошу тебя больше с этим не связываться! А то вчера Спарта, завтра Великая французская революция, а послезавтра она нас заставит настоящие фильмы снимать! А ты будешь писать сценарий!

Я не смог удержаться от тихого смеха.

— Ага, Максим тоже хотел снять фильм, я слышал, — добавил я.

Кристина серьезно покачала головой.

— Нет, мы с Максимом работать не будем. Это не в наших обязанностях. Ты, Саш, к ней не ходи больше. Пусть она там свой сценарий конченгутский пишет. Или как его… не помню.

Аня, как будто внезапно вспомнив что-то важное, сказала:

— Кстати, она ко мне последнее время не лезет. Но все равно называет наш отдел"Тайным Орденом Филологов". А тем, кто из филологов работает, она прямо фартуки с Пушкиным раздает!

Я усмехнулся:

— Когда она мне звонит, я всегда второй раз здороваюсь и называю ее Ирина Викторовна, на всякий случай. А то если этого не делать, она дико обижается и дает еще больше правок в тексты. А у меня их и так полно. Говорит:"Пока стажируешься у меня, надо пройти обучение. Потом поймешь, для чего все это."

Я хотел рассказать ей, что недавно увлекся корейскими дорамами, но Ирина Викторовна не любит обсуждать сериалы.

Кристина заметила мое замешательство и быстро добавила:

— Она считает, что мы с сериалами не работаем и обсуждать их не стоит. Но сама при этом смотрит какие-то сериалы про маньяков и мафиози. И еще ей нравятся современные итальянские киношки — что-то про красоту, величие и эстетику. Я такие вообще не смотрю — скукота.

— И какие дорамы ты ей пытался обсудить? — продолжила Кристина, явно заинтересовавшись.

Я расслабленно сел на стул и вздохнул:

— Был такой случай. Захожу в кабинет, она мне выдает кучу новых заданий, шутит про что-то:"елки-палки, дед на свалке!"

Кристина не смогла удержаться от смеха:

— Чего? Чего?!

— Это она пародировала кого-то из коллег, не знаю даже кого, — сказал я, с улыбкой объяснив.

Кристина подняла брови, явно заинтригованная:

— Ладно, и что было дальше?

Я продолжил, чувствуя, что рассказ затягивается:

— Я ей говорю:"А вот эта тема власти и семьи, которую вы просили для заставок, это же сейчас популярный сюжет в корейских дорамах!"То есть, сериалах. Там всегда конфликты — богатые против бедных, семейные распри, захват власти, обманы, месть, давление общества…

Ирина Викторовна, не теряя хладнокровия, ответила:

— А, ты мне можешь не рассказывать, я смотрела «Пентхаус», «Винченцо», и когда-то давно «Олдбой», «Паразиты». Да, у них часто такие темы — месть, деньги, семейные узы… И постоянно комедия с драмой переплетается. Что-то в этом есть. Хотя вот «Олдбой» — это ведь переделка сюжета Дюма, «Граф Монте-Кристо». Я бы даже сказала, что это деконструкция! Главный герой пытается мстить, а в итоге мстят ему!

Я, слегка удивленный, ответил:

— О, а я не знал, спасибо.

Ирина Викторовна улыбнулась:

— Да, корейская кинематография многое заимствует из литературы. Например, эти истории о Золушках. Хотя у нас тоже такое есть. Мы постоянно экранизируем литературные сюжеты, вроде «Мастера и Маргариты» и книги про бандитов 90-х.

Я воскликнул:

— Это как «Дюна»!

Ирина Викторовна налила себе кофе и с ухмылкой сказала:

— Ой, опять ты это вспомнил. Я фантастику не люблю, это не мое. Но они вообще не похожи. Это тебе Максим научил? Вы надо мной издеваетесь, да?

— Нет, конечно, Ирина Викторовна! — быстро ответил я, чувствуя, что все это может плохо закончиться.

Кристина, не выдержав, перебила:

— Какой-то долгий рассказ получился. Я не поняла, к чему все это?

Я тоже не понимал, но это было просто воспоминание.

Кристина взглянула на всех с раздражением:

— Короче, не спорьте с Ириной Викторовной, нам еще фестиваль проводить! А то она мне уже жалуется на вас. И будет у нас тут киносемья, но неблагополучная.

Вдруг Ирина Викторовна дала мне новое задание — отправиться в город и встретиться с ее знакомым, Михаилом Михалычем, по важному поручению.

Она стоит в центре комнаты, сдержанно улыбается, но ее взгляд остался темным, будто в его глубине скрыта целая вселенная. Она медленно протягивает мне черную, таинственную коробку, обернутую в какой-то необычный матовый материал, словно это не подарок, а нечто более весомое, что не должно быть раскрыто.

— Это тебе, — говорит она, ее голос кажется вдруг немного более холодным, чем обычно. — Передашь Михалу Михалычу. Но помни, Саш… не открывай коробку. Ты понял? Ни в коем случае не открывай.

Я смотрю на коробку, чувствуя, как в груди начинает нарастать напряжение. Вопросы как будто все больше и больше скручиваются в узлы.

— Но что, если он будет спрашивать? Что если он захочет посмотреть, что внутри? — не удерживаюсь я от вопроса, не зная, что скрывается за этими странными требованиями.

Ирина Викторовна не сразу отвечает. Она словно задумалась, что-то обдумывая в голове, а потом, как будто из другого мира, произносит:

— Ты поймешь, как ответить, когда придет время. — ее слова тянутся, как дым, неясно и неуловимо. — Ты просто скажешь, что это от Ирины Викторовны, и она шлет вам презент. Все.

Я пытаюсь осмыслить ее слова, но, словно она не дает мне право что-то понять.

— А если он… откажется? Что мне делать? — спрашиваю я, совершенно запутанный в ее требованиях.

Ирина Викторовна не проявляет ни малейшего беспокойства, ее лицо остается неподвижным, как маска.

— Не уходи, пока не возьмет. — ее слова снова звучат твердо, как приказ. — Стоять. Молчать. Даже если он будет спрашивать, что в коробке, ты молчишь. Молчи минимум две минуты. Лучше пять. Прочувствуй этот момент, Саш. Это не просто передача подарка, это… настрой. Ты должен быть в нем. Включи легкую музыку на фортепиано, как саундтрек твоего пиар выхода с подарком. Легко, ненавязчиво. Время должно быть правильным. Ты почувствуешь, когда все станет на свои места.

Я смотрю на нее, не зная, что сказать. Все, что я могу — это кивнуть. Понимание приходит поздно, и мне становится ясно, что я, возможно, даже не пойму всего смысла до самого конца этой истории. Но выбора нет.

— Но если он не возьмет? — снова спрашиваю я, потому что что-то в этом все равно не дает мне покоя.

Ирина Викторовна делает паузу, ее глаза становятся холодными, как стекло.

— Не уходи, пока не возьмет. Ты не можешь уйти. Это часть твоей миссии. Ты стоишь и ждешь. Ты все поймешь, но только после фестиваля. — ее тон не оставляет места для сомнений. — Молчишь. Никаких слов. Просто стоишь.

Мое сознание слегка теряется в абсурде ее указаний. Как это вообще работает? Что за странное испытание, где есть только молчание и паузы, и где главное — это ожидание, которое ты сам не можешь понять, но должен пройти?

Я киваю. Что еще остается? Вопросы теряются в этом странном моменте, в котором я, наверное, и сам стал частью какого-то сюжета, полного тайных правил и невидимых сил.

— Ты понял, Саш? — Ирина Викторовна завершает разговор, но ее взгляд как будто все еще удерживает меня в ловушке. — Ты — ключ. И ты не можешь уйти, пока не раскроешь дверь.

Забираю коробку и отправляюсь в путь, все еще не понимая, как и зачем все это нужно.

Я подошел к зданию, под которым уже начали сгущаться странные тени, и увидел вывеску: Hades. Я даже на мгновение задумался, не привиделось ли мне. Это не ресторан, это, похоже, был вход в некое измерение, где реальность и вымысел могли переплестись в единое целое.

Здание выглядело как нечто, забытое временем — массивные черные колонны, будто затмение пеплом, срезы окон, будто вырезанные ножом. На окнах висели тяжелые бархатные занавеси, но они не просто затемняли свет, а словно поглощали его, и изнутри доносился приглушенный, хоровой звук, как откуда-то из глубины.

Когда я открыл дверь, запах был странным: сочетание свежести после дождя и какой-то древней древесной смолы. Проходя вглубь, я ощутил, что будто попал в иной мир. Повсюду витал полумрак, а свет, который проникал сквозь тяжелые окна, был мутным, как затмение.

В центре помещения стояли высокие колонны, охватывающие зал по кругу, а между ними — неоновые огоньки, которые перемещались, не касаясь поверхности, и мерцали, словно маленькие призраки.

На стенах были изображены фигурки, напоминающие древнегреческие мифы, но с неким жутким поворотом: ангелы, но с крыльями, что-то напоминающее змеевидные суеверия и существа, которых не хотелось бы встречать в темных уголках сна.

Среди этого всего, за одним из огромных столов сидел Михаил Михалыч. Его фигура была почти неразличима в полумраке, но по мере того как я приближался, он становился все более четким. Он сидел на огромном кресле из черного кожи с золотыми вставками, напоминающими старинную греческую броню, но что-то в его облике было странно современным.

В желтом костюме. Его очки отражали тусклый свет, и на его ногах… эйрмаксы? Странные кроссовки, такие легкие, как крылья, настолько идеально подходящие для того, чтобы перемещаться в пространстве с высочайшей скоростью.

Он поднял взгляд, и я понял, что он не просто сидит, а как бы поглощает пространство вокруг, словно его тело было одновременно и здесь, и в другом измерении.

— Саша, ты пришел, — сказал Михаил Михалыч, в его голосе было что-то туманное, как шепот древних ветров. — Садись. Мы тут по делу. Вижу, ты смущен. Не волнуйся, это нормально. Мы с тобой на правильном пути.

Он махнул рукой, и передо мной вдруг появился стол с чашей винного цвета, покрытого что-то типа таинственного фрукта, который выглядел так, будто уже был съеден, но при этом продолжал оставаться целым.

Я сел напротив, не зная, что сказать, и в этот момент, Михаил Михалыч, видя мое замешательство, добавил:

— Ты сейчас понимаешь, что твоя роль здесь — не просто передать коробку. Ты сам, как посланник между мирами, — посредник, — его голос стал немного серьезнее, и я почувствовал, как слова начинают проникать в меня с удивительной силой. — Ты должен понять, что этот фестиваль — это не просто забава. Это война, Саша. Война с невидимыми силами, которые могут разрушить все, если мы не будем действовать в унисон. Ты должен передать подарок, и только тогда, когда ты поймешь его суть, ты поймешь, что тебе делать дальше.

Его слова были как заклинание, но что-то в их интонации заставляло меня сомневаться, что все, что происходит здесь, имеет хоть малое отношение к обычной реальности.

Михаил Михалыч снова поднял взгляд. Его глаза сверкали, и я видел, как они отражают свет ламп и отголоски туманного пространства.

— Но, возможно, ты все поймешь только после фестиваля. И тогда, может быть, ты увидишь всю картину. Но сейчас… — он сделал паузу и улыбнулся, — Ты должен передать ее, но так, как тебе сказала Ирина Викторовна. И тогда ты увидишь. Все, что будет дальше — не твоя воля.

И я понял, что под этим странным слоем слов скрывается нечто гораздо большее, чем я мог представить. Вся эта ситуация — это не просто дипломатическая миссия, а загадка, запутанная в тайных знаках. Моя миссия — не просто выполнить роль посланника. Я был участником чего-то гораздо более великого и, возможно, опасного. Или это был какой-то пранк от Ирины Викторовны.

Я исполнил ритуал. Повторил лова и больше ничего. Михаил Михалыч не спешил брать подарок. Он сидел, скрестив ноги, и, казалось, изучал меня, как какой-то странный объект для эксперимента. Я не мог поверить, что на кинофестивалях практикуют такие сеансы черной магии! Ну, ладно, думаю, киношники — народ суеверный, как и многие профессиональные сообщества. Это нормально. Непонятно, но нормально.

Но время тянулось. Ирина Викторовна говорила о пяти минутах. Я выставил руки с ее подарком и ждал. Прошло десять. Руки начали затекать. Но Михаил Михалыч все сидел, как застывшая статуя, и смотрел на меня, будто я был его единственным зрелищем в этом зале. Его взгляд был глубокий и одновременно пугающий — как на шахматную партию, где не видно ни короля, ни матового положения, только бесконечная игра в тени.

Конец ознакомительного фрагмента.