Град безначальный. 1500–2000

Евгений Витковский, 2018

До недавнего времени Евгений Витковский (р. 1950) был известен читателям почти исключительно как поэт-переводчик и писатель-фантаст. Лишь в 2016 г. вышел первый сборник его стихо творений «Сад Эрмитаж». Новая книга – «Град безначальный» – эпический цикл, поэтический роман в новеллах, написанных в жанре баллады-биографии. 500 лет российской истории раскрываются на 600 страницах этой небывалой книги в 250 сюжетах – портретах, историях, зарисовках, событиях, запечатленных в редкостных, безупречных стихах. По широте исторического охвата, числу сюжетных и временных измерений («плоскостей» или «парусов», по выражению Хлебникова) книга Е. Витковского, в сущности, перерастает роман, обретая черты нового эпоса. Для его создания в полной мере оказалась задействована палитра возможностей автора – писателя, поэта, переводчика, искусствоведа и, наконец, просто знатока истории, мифологии, нравов старой Москвы, – настоящего «московского наблюдателя» – обитателя Садового кольца.

Джером Горсей

Яхонты русского царя. 1584

Эфиопский владыка, зовущийся негус,

или кесарь российский, известный тиран,

одинокой дорогой на ветхих tilegos

удаляются в темень, в туман и буран.

В мемуарах ревниво хранятся улики:

в томе лжи есть и правды хоть несколько слов.

Царь московский и прочий, соуколд char’ veliki,

у себя принимает английских послов.

К нраву царскому с явным усильем приладясь,

даже малый поклон почитая за труд,

за тяжелую дверь в государеву кладезь

два Джерома без лодки неспешно плывут.

Царь плывет впереди, сразу следом — charowich,

богомолец, наследник царева жезла;

допускать ли бояр к созерцанью сокровищ,

царь не знает, — однако допустит посла.

Может, старость, а может, и просто чахотка

разморила царя, и блюдет караул,

чтобы слуги его аккуратно и кротко

опустили теперь возле ряда шкатул.

Пусть Европа ответит на эдакий вызов,

всё расскажут послы, как вернутся назад;

ухмыляется деспот над горстью туркизов,

между пальцев держа дорогой заберзат.

Что ни камень, то слюнки восторженных судий,

царь не зря попирает наследственный трон.

Сундуками — тумпаз, августит и нефрудий,

антавент, и белир, и прозрачный тирон.

Здесь не властен ни сглаз колдуна-домочадца,

ни возможность подохнуть в угаре хмельном,

только здесь и решается царь утешаться

корольком, калаигом, бурмицким зерном.

И хорошего вам, господа, понемножку,

полагается помнить про здешний устав.

Царь, ни слова не бросив послам на дорожку,

pochivated желает, смертельно устав.

За серебряный рубль расплатиться полушкой, —

таковое любому в Москве по уму.

Говорят, что царя удушили подушкой,

только это неважно уже никому.

Век уходит за веком, сомнения сея,

сколько было их в мире, так все и прошли.

Огорченно твердят мемуары Горсея

про великую глорию русской земли.

Не крестись, если в доме не видишь иконы,

о величии собственном лучше не лги:

кто в Москве побывал, тот запомнил законы

подступившей к границам Европы тайги.

Это ж надо, — дожить до подобной годины,

чтобы ездить впустую за десять земель?

Много ль толку рассматривать тут альмандины,

если их убирают обратно в кошель?

Не желает страна затевать лотереи,

и не ждет дорогих из Европы гостей.

Лучше дома сидеть, чем смотреть на трофеи,

что нахально плывут из английских сетей.

Накануне своей смерти Иван Грозный пригласил английских послов Джерома Бауска и Джерома Гордея в свою сокровищницу, о чем Горстей оставил подробные воспоминания.

«…Каждый день царя выносили в его сокровищницу. Однажды царевич сделал мне знак следовать туда же. Я стоял среди других придворных и слышал, как он рассказывал о некоторых драгоценных камнях, описывая стоявшим вокруг него царевичу и боярам достоинства таких-то и таких-то камней. <…> „Магнит, как вы все знаете, имеет великое свойство, без которого нельзя плавать по морям, окружающим землю“ <…> Он приказал слугам принести цепочку булавок и, притрагиваясь к ним магнитом, подвесил их одну на другую. „Вот прекрасный коралл и прекрасная бирюза, которые вы видите, возьмите их в руку, их природный цвет ярок; а теперь положите их на мою руку. Я отравлен болезнью, вы видите, они показывают свое свойство изменением цвета из чистого в тусклый, они предсказывают мою смерть. Принесите мой царский жезл, сделанный из рога единорога, с великолепными алмазами, рубинами, сапфирами, изумрудами и другими драгоценными камнями. <…> Найдите мне несколько пауков“. Он приказал своему лекарю <…> обвести на столе круг; пуская в этот круг пауков, он видел, как некоторые из них убегали, другие подыхали. „Слишком поздно, он не убережет теперь меня. Взгляните на эти драгоценные камни. Этот алмаз — самый дорогой из всех и редкостный по происхождению. Я никогда не пленялся им, он укрощает гнев и сластолюбие и сохраняет воздержание и целомудрие; маленькая его частица, стертая в порошок, может отравить в питье не только человека, но даже лошадь“. Затем он указал на рубин. „О! Этот наиболее пригоден для сердца, мозга, силы и памяти человека, очищает сгущенную и испорченную кровь“. Затем он указал на изумруд. „Этот произошел от радуги, он враг нечистоты. Испытайте его; если мужчина и женщина соединены вожделением, то он растрескается. Я особенно люблю сапфир, он сохраняет и усиливает мужество, веселит сердце, приятен всем жизненным чувствам, полезен в высшей степени для глаз, очищает их, удаляет приливы крови к ним, укрепляет мускулы и нервы“. Затем он взял оникс в руку.

„Все эти камни — чудесные дары Божьи, они таинственны по происхождению, но однако раскрываются для того, чтоб человек ими пользовался и созерцал; они друзья красоты и добродетели и враги порока. Мне плохо, унесите меня отсюда до другого раза“».

Далее Горстей пишет о смерти царя: «…Он был удушен и окоченел». Видимо, Горсей оказался последним иностранцем, который видел Ивана Грозного.