Демоны Хазарии и девушка Деби

Меир Узиэль

Особое место в творчестве известного израильского писателя Меира Узиэля занимает роман, написанный в жанре исторической фэнтези, - «Демоны Хазарии и девушка Деби» («Маком катан им Деби»). Действие романа происходит в таинственной Хазарии, огромной еврейской империи, существовавшей сотни лет в восточной Европе. Писатель воссоздает мифологию, географию, историю, быт мифической Империи иудеев. При этом населяет страницы романа живыми, узнаваемыми героями, насыщает повествование их страстями, любовью и ненавистью, пороками и благородными побуждениями. Роман держит в напряжении и не оставляет равнодушными сотни тысяч читателей, ознакомившихся с ним на иврите. Теперь одна из любимейших книг израильтян приходит к русскоязычным читателям.

Глава пятая

Они приблизились к более высокой хижине. Как все дома в Хазарии, она была сделана из кожи. Каменные дома в Хазарии были запрещены. Не строили прочные сооружения, ибо иудеи в диаспоре должны были быть готовыми в любой миг двинуться в землю Израиля. Дома же в Хазарии не сооружались для оседлой жизни. Любой чужеземец или купеческий караван видели временность этого жилья, понимая жителей, которым не было смысла прилагать слишком много сил для строительства, ибо еще неделя, еще месяц или год, и все двинутся в страну Сионскую, в Иерусалим.

Но в таких отдаленных и обособленных районах разрешалось обшивать кожу извне досками из дуба для защиты от диких собак и волков, которые в голодные зимы приходили и грызли кожу стен. Доски эти побурели от снега, и солнца, и годовые кольца замысловатыми рисунками выделялись на стыках досок, по углам хижин.

За досками была кожа, обильно смазанная жиром. В помещениях лежали матрасы из кожи, набитые морской травой, с покрывалами из нежной и тонкой кожи, цветной и наиболее дорогой из кож, сшитой из треугольников и восьмиугольников, полос и полукружий, подходящей по декоративности стенам.

Даже в самой заброшенной хижине внутренние стены были сделаны из мягкой и дорогой кожи. Конечно, это не шло в сравнение с модными ее формами в городах, домах графов или во владениях Кагана, но вся кожа была мастерски обработана, издавала приятный запах лаванды.

Приблизившись к избушке, мужчины были немного разочарованы, увидев пасущихся свиней. Но разочарование было недолгим, ибо жильцы были евреями, а свиней растили для проезжавших мимо чужестранцев, не прикасаясь к свинине. Но мало кто там проезжал, и свиньи сильно расплодились. Если кто и появлялся, ему просто дарили свиней.

Там было поле зеленой высокой пшеницы, обработанной и взращенной двумя мужиками, что говорило о двух братьях, живущих в избе, или отце и сыне. Последнее оказалось вернее.

Были кони, конюшня, овцы в поле и козы, привязанные к колышкам у избы. Фруктовые деревья тянулись рядами, главным образом, яблоневые, грушевые и сливовые. Был и орешник, и виноградник, только начинающий пускать лозы, и цитрусовые деревья, не покрытые мешками, пытавшиеся все же расти, борясь с непривычными для них холодами.

Цвело вишневое дерево. Были еще какие-то незнакомые нам ягодные растения, из которых, скорее всего, изготовлялись ублажающие вкус вина. Кусты их поддерживались столбиками, стволы был окрашены известью.

Между деревьями были растянуты для сушки кожи. На огороде виднелись саженцы летних овощей, — зеленые точки на черноземе, и уже созревшие кочаны капусты, петрушка, укроп и шпинат. Повсюду крутились куры.

Но выделялись из всего этого, главным образом, пасеки. Пчелиные улья были круглой формы, из красной кожи, с угловатыми зазубренными крышками, на которых копошилось множество пчел.

За избой петлял ручей в неглубокой долине, и там, в небольших и мелких прудах гоготали и плавали гуси. Последние пчелы торопились в улья в то время, как мужчины приблизились к избе, обогнули ее, и лай собак вывел из избы ее хозяев. Высокий, худой мужчина с кривыми ногами, наследием верховой скачки в детстве, выделялся также рыжей бородой и пейсами.

Он увидел в руках пришедших флаги с изображением анемонов и колосьев, просиял улыбкой и бросился к ним навстречу, выкрикивая слова благословения, разбросав в стороны руки и громко смеясь, но остановился перед их опущенными лицами и сжатыми губами, и стер с лица улыбку, с беспокойством спрашивая — «Что случилось?»

Мужчины тяжело дышали и были покрыты потом, несмотря на холодный вечер. Они падали с ног от усталости после тяжкого дня.

Ведь прошли девяносто километров за одиннадцать часов.

«Случилась катастрофа», — сказал один из мужчин, — «Убили у нас трех женщин, исчезли двое детей графа».

Рыжебородый опустил голубые глаза в скорби. Затем поднял их и сказал — «Заходите в дом. Вас много, будет тесновато, но мы рассядемся вдоль стен. Я знаю, кто это сделал».

Один за другим, поцеловали они мезузу на боковине двери, вошли в дом, здороваясь в явном смущении, обычном для гостей.

В доме была женщина с черной косой, крупный крепкий юноша лет восемнадцати, мягкий пушок у которого пробивался над его ртом, и две девушки, унаследовавшие голубые глаза от отца Горячий чай был немедленно подан путникам, которые сбросили поклажу, негромко извиняясь, расслабили ремни. Они были абсолютно вымотаны, оттирали платками лица и шеи, источая довольно сильный запах пота, заставивший хозяйку открыть окно и вежливо предложить горячую ванну.

«Чуть позже», — сказали они и попросили хозяина поговорить и прекратить суетиться с угощением, хотя соленые пирожки и притягивали их взгляд. Они жаждали узнать, что происходит.

Он перестал отлучаться в кухню, и начал свой рассказ в то время, как они пили чай и ели пирожки, начиненные овечьим сыром и молотыми орехами.