Столик на двоих. Сборник рассказов

Наталия Гавриленко

Наталия Гавриленко — автор книг «Дочь капитана», «Жена капитана». По первому образованию — инженер-строитель, по второму- бухгалтер. В настоящее время — пенсионер. Прошла обучение на литературных курсах Б. Мирзы. В результате обучения и родилась третья книга — сборник рассказов «Столик на двоих», герои которых самые обычные люди, живущие среди нас. Они попадают в драматические ситуации: борются, страдают, переживают… Автор яркими зарисовками старается передать эпоху, в которой живут герои книги.

Праздники детства. Костик

Больше всего в детстве я любила предновогодние деньки. Как говорится, важен не сам праздник, а подготовка к нему… Особенно запомнились они на Камчатке, в мои подростковые годы…

— Доченька, завтра встречаем Новый год. Может Сережа приедет. Я буду на дежурстве. Ты, пожалуйста, помоги маме. Хорошо? — сказал папа, наматывая шерстяные портянки и натягивая сапоги. Он собирался на суточное дежурство.

— Как жалко… — я насупилась и обняла отца, словно мы прощались не на один день, а на целый год. Конечно: расстаемся в прошлом, а увидимся только в будущем году.

— Зато я тебе поручу очень важное дело. Ты откроешь шампанское!

— Да? Папа, а как я его открою? — спросила я, поняв всю ответственность возложенного на меня задания.

— Да очень просто: аккуратно снимешь фольгу, отогнешь петелечку и потихонечку ее открутишь. Пробка поползет вверх и вылетит. Шампанское польется, и вы подставите свои бокалы. Чокнетесь и встретите Новый год под бой курантов. Всего и дел то… — папа улыбнулся своей доброй улыбкой, зародив ею чувство гордости, что именно мне, а не маме, вечно боявшейся хлопков из бутылки с шампанским, доверили такое важное мероприятие…

— Хорошо, папочка! Сделаю! — На прощание сказала я, сомкнув руки на его шее.

— Только запомни: шампанское должно быть охлажденным и открывать надо перед самым Новым годом. За пять минут. — Отец повернулся к нам с мамой, приложил руку к зимней шапке с кокардой, щелкнув каблуками, отчеканил по-военному:

— Дорогие мои! От имени командования части и от себя лично поздравляю вас с наступающим Новым годом! Ура! — поцеловал нас и ушел.

— Ура!!! — мы с мамой вопили ему вслед и махали руками.

Наступило тридцать первое декабря. Мама запаслась распределенными в военторге двумя зеленоватыми баночками майонеза и бутылкой шампанского, которую выдавали по одной на семью. Вместе мы готовили праздничные блюда.

Салат «оливье» был одним из первых. Затем подоспели «селедка под шубой», красная рыба, икра, уложенная в белки от куриных яиц, заливная рыба и холодец. Последние два блюда готовились заранее и хранились в кладовой, где температура была ненамного выше уличной.

Шампанское мама поставила во главе стола часов в восемь вечера:

— Пусть пока тут постоит. А то еще лопнет в кладовке. Мороз то за двадцать.

Мы ждали приезда брата из суворовского училища и сервировали стол.

— Поставь еще две тарелки. Может соседи придут, — предупредила мама, не любившая тихие компании в праздники.

Пока она под веселые мелодии, доносившиеся из радио, возилась на кухне, я наводила порядок в комнате. Телевизора в поселке не было и смотреть было нечего. Я косилась краем глаза на бутылку с шампанским:

«Надо же потренироваться с фольгой? Как там ее откручивают?» — пронеслось в моей голове.

Я начала осторожно, как учил папа, откручивать фольгу. Потом руки потянулись к петельке:

«Сделаю всего два оборота и все… чтобы потом легче было», — и стала поворачивать петельку…

Чем это все закончилось, нетрудно догадаться. Когда пробка полезла вверх, было уже поздно. Я орала и звала маму:

— Мама! Скорее беги сюда!

Когда она ворвалась в комнату, полбутылки шампанского, как из огнетушителя, вылилось на елку, на салаты и стены комнаты. Мама посмотрела на меня, как на «врага народа» и только выдавила:

— Ну вот: «встретили» Новый год…

Вместе мы уносили на кухню тарелки, обильно политые шампанским. Не допуская больше меня к блюдам, мама колдовала над ними, «реанимируя» к дальнейшей жизни.

Поменяв скатерть на новую, вымыв и вытерев все тарелки, мы снова сервировали стол. Теперь салат «оливье» был отставлен на самый дальний край, чтобы соседи, если бы пришли, дотянулись к нему в последнюю очередь: репутация у него была «подмоченная»…

Зато появился салат из настоящих крабов — мама до сих пор его держала в кладовой. Остальные блюда пострадали меньше и были возвращены на свои места.

Открытая бутылка с шампанским красовалась посередине стола, наполняя комнату кисловато-сладким запахом. Вечером пришли соседи: принесли свою бутылку шампанского и долго интересовались:

— Чем это у вас так пахнет?

Все долго смеялись над моей «изобретательностью».

Сережу в этот вечер мы так и не дождались: он прилетел на следующий день и появился проеме двери нашей квартиры: стройный, в черной суворовской форме с красными лампасами. Уши были красные, отмороженные: форсил и передвигал шапку с одного уха на другое — как же, суворовец идет!

Радости нашей не было предела: мы с мамой повисли на нем, как игрушки на новогодней елке. Пока он стоял в прихожей, обнимая нас с мамой, я ощутила промерзлый холод его, настуженной морозом, шинели и старалась помочь расстегивать ему пуговицы на ней. Они были ледяные. Брат стянул кожаные черные перчатки, единственное из всей формы, что воспитанники покупали за свой счет. Руки были обжигающе холодными.

Совместными усилиями, мы «вытряхнули» Сережу из шинели, надели на его ноги домашние теплые тапочки и дав умыться с дороги, ждали к столу. Мама кружилась вокруг него, как птица, угадывая каждое движение, и произносила любящим голосом:

— Мой сыночек дорогой! Как ты вырос! Выше меня уже на голову… Что ж ты у шапки «ушки» не опустил? Ведь совсем отморозил, поди?

— Не положено, мама. Или «уши» у шапки опущены и воротник поднят или вот так, как пришел. Форма. Устав, — не спеша фыркая под умывальником, ответил брат. Мама протянула ему чистое полотенце, еще раз ласково проведя по его пунцовой щеке.

— Ну, идите покушайте. Папа сменится и сядем за стол, отметим Новый год.

Брат застегнул маленькие, отливающие золотом, пуговички на гимнастерке и присел на табуретку к столу.

— Сыночек, бери все, что захочешь. Что тебе положить? Мама суетливо тыкалась в тарелки, пытаясь угодить брату.

— Мама, ты присядь, не беспокойся. Я сам все возьму. Салат из крабов, икорки папиной и рыбки. И чаю хочу, горячего… в моей большой кружке. Можно?

— Конечно, мой дорогой. Кушай на здоровье…

Я смотрела на их милое воркование: мой братик снова дома…

Больше всех рад был сам Сережа: он дома… среди самых родных людей, в тепле и юте, где его любят и всегда ждут…

Праздник продолжался! Пришел с дежурства папа и все снова сели за праздничный стол, обсуждая мои проделки.

В те годы новогодние праздники длились всего два дня. После этого народ стройными рядами шел «выполнять план». Военные несли службу без всяких скидок на праздники, выходные. Только у школьников наступали зимние каникулы. Но лично мои новогодние приключения продолжались.

— Ну, что, Серега, пробежимся завтра по лыжне за корюшкой? — папа бодро посмотрел на нас с братом.

— Какая вам лыжня? На улице минус двадцать. — сказала мама. — Ребенок чуть уши не отморозил… Корюшка тебе… Дома сидите!

— Нет, лично я в кино иду… Меня Костик на семь вечера пригласил. — важно произнесла я.

Мама повернула голову в мою сторону и с тревогой в голосе сказала:

— Костик? Пригласил? И с каких пор вы ходите по кино? Что-то я не припоминаю, — говорила она, оглядывая на вешалке мою шубу.

— И шуба у тебя старая… Как ты быстро растешь… Надо бы новую тебе купить.

— Надо! — Обрадовалась я.

Ни на какие «женские» темы мы с мамой не разговаривали. Я стеснялась о чем-либо спрашивать, а маме и в голову это не приходило. Она работала в своей санчасти на двух ставках. А это означало, что ее не было дома весь день. Вот и про нашу дружбу с Костиком, сыном военных, живших в доме напротив, который был на год старше меня, она узнала последней…

— Наташа, доченька, оказывается ты… вы с Костиком… дружите? Господи, ну ты хоть знаешь, откуда берутся дети? Вам в школе рассказывали? — она испуганно смотрела на меня, пытаясь осмыслить степень нашей дружбы.

— Не волнуйся, мама, рассказывали. Тебе же некогда рассказать — ты всегда на работе, — мне неприятно было «копание» в моей «личной» жизни. — Не волнуйся, все нормально. До детей пока не дошло.

Бедная мама ведь не знала, что мы даже ни разу не поцеловались.

Костик мне казался принцем из сказки, человеком небесной красоты. Светлые волосы, зеленые глаза, крепкая фигура — от всего этого можно было сойти с ума или таять, как ледышка под весенним солнцем. Конечно, это была настоящая первая любовь. Дружили мы странно: могли часами говорить по телефону, ходить на секцию баскетбола, но вместе, именно вместе, никуда не ходили.

И вот Костик осмелел до такой степени, что пригласил меня в кино. Ура! Свершилось! Мы пойдем вместе! Фильм был русско-итальянский и назывался «Красная палатка» про освоение Арктики. Я была на «седьмом небе» от счастья.

Мое влюбленное воображение рисовало идиллические картины: вот мы вместе, держась за руки, идем по улице в кино. Обязательно о чем-то живо и весело беседуем. На нас все смотрят и улыбаются, а мы не замечаем их взглядов. Идем себе, глядя, только друг на друга, влюбленными взглядами.

В кинотеатре он галантно откроет передо мной дверь в кинозал, я пройду не спеша, медленно, ведь до начала сеанса еще несколько минут. Костик будет идти следом за мной, и весь зал увидит, что у меня есть парень, галантный кавалер, который пока очень молод, но не стесняется меня нисколечко. Он горд и рад находиться подле меня.

В реальности все происходило так. Костик разорвал билеты на два отдельных, протянул мне мой, и сказал, что мы встретимся в кино. Я одна шла по улицам поселка. Явилась за пятнадцать минут до начала сеанса. Оглянулась вокруг — Костика нигде не было. Прозвенел первый звонок, люди пошли в зал и стали рассаживаться по местам.

Так я достоялась до последнего, третьего звонка, и одна вошла в зал. Молча пробралась на свое место. Оно оказалось в центре зала. Костика не было. Только когда полностью погас свет и начался киножурнал, предваряющий начало фильма, из—за портьеры в зал прошмыгнула темная фигура Костика. Он плюхнулся рядом со мной в кресло. Да, кавалер, нечего сказать…

Домой я шла одна. Обиделась. Позже я ему сказала, что если он так всего боится, то пусть и в кино ходит с кем-нибудь другим. Больше в кино мы не ходили.

А новогодние праздники катились дальше: утренники, карнавалы в школе. Десять дней пролетали быстро: со сказочным серебристым блеском лыжни в тундре, походами с отцом за корюшкой к океану, катанием с гор на санках и лыжах, построением снежных крепостей, откапыванием своих домов после тайфуна, питьем сока брусники из бочки, стоявшей в кладовой и укутанной войлоком от промерзания.

У нас, подростков, не было ни одной свободной минуты: лыжные пробежки сменялись баскетболом в спортивном зале, походами в кино, участием в художественной самодеятельности. Мы были везде нужны, нарасхват, нами гордились. Когда человек занят делом, ему некогда скучать, и того хуже — хандрить. А для этого человек должен быть всегда кому-нибудь нужен.

А что же мой Костик? Дружить мы продолжали «на людях», больше не «уединялись».

Во-первых, мне не нравился пристальный взгляд моей мамы, как — то придирчиво меня оглядывавшей после каждого возвращения откуда-либо. И во-вторых, Костика такие отношения вполне устраивали. Он больше наблюдал за мной издали: мог сидеть на лестнице их дома и часами смотреть в мое окно, что было напротив. Что он там хотел разглядеть в дневное время? Не ясно…

На тренировках в баскетбол тренер ставил нашу девчоночью команду против команды мальчишек. Разумеется, там был и Костик, он всегда оказывался «отбирающим» мяч именно у меня. Этим он злил меня ужасно. Мальчишки были и подвижнее нас, и сильнее, и проворнее. Зато и наше мастерство росло, чего тренер и добивался.

В последний день нашего пребывания в поселке, когда мы навсегда покидали полуостров, папа принес мне большой букет полевых цветов, обнаруженный на крыльце:

— Доченька, а это, кажется, тебе…

Папа был смущен не меньше меня. Когда за нами приехал командирский «Газик», и мы стали усаживаться, Кости вырос, как из-под земли, протянув мне листок бумаги: это был его здешний адрес и адрес его бабушки в Бузулуке:

— На всякий случай… Пиши… Мне…

Под пристальными взглядами моих родителей и родителей Костика, подошедших проводить нас, мы не посмели ничего путного сказать друг другу, не то что прикоснуться… Эта дорожка так и осталась непроторенной в наших отношениях.

Когда самолет взмыл ввысь над тундрой, я увидела огромный черный дым и огонь. Это Костик передавал мне последний привет пламенем костра из пылающих покрышек… Потом были только письма… Много писем…

Мы были счастливы. А разве счастливые люди замечают это состояние? Самое счастливое и беззаботное время — наше детство…