Где зреют апельсины. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых по Ривьере и Италии

Николай Лейкин, 1897

Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы – уже бывалые путешественники. Не без приключений посетив парижскую выставку, они потянулись в Италию: на папу римскую посмотреть и на огнедышащую гору Везувий подняться (еще не зная, что по дороге их подстерегает казино в Монте-Карло!). На сей раз компанию им составил купец-фруктовщик Иван Кондратьевич, который вообще не понимает, что он за границей делает и где находится в данный момент. Но как всякий русский человек, если что и решит, то выпьет обязательно. Путешественники с приключениями пересаживаются с поезда на поезд; едят не то, что хотят (боятся, что им подсунут лягушку или черепаху); зевая, осматривают окрестности и постоянно попадают в уморительно смешные ситуации из-за незнания языка и нежелания понимать нравы и обычаи Европы.

А далеко ли до Италии?

Поезд летел. В купе вагона, кроме супругов Ивановых и Конурина, никого не было.

— Ну-ка, Николай Иваныч, вместо чайку разопьем — ка бутылку красненького на сон грядущий, а то что ей зря-то лежать… — сказал Конурин, доставая из сетки бутылку и стакан. — Грехи! — вздохнул он. — То есть скажи мне в Питере, что на заграничных железных дорогах стакана чаю на станциях достать нельзя — ни в жизнь бы не поверил.

Бутылка была выпита. Конурин тотчас же освободил из ремней свою объемистую подушку и начал устраиваться на ночлег.

— Да погодите вы заваливаться-то! Может быть, еще пересадка из вагона в вагон будет, — остановила его Глафира Семеновна.

— А разве будет?

— Ничего не известно. Вот придет кондуктор осматривать билеты, тогда спрошу.

На следующем полустанке кондуктор вскочил в купе.

— Vos billets, messieurs… — сказал он.

Глафира Семеновна тотчас же обратилась к нему и на своем своеобразном французском языке стала его спрашивать:

— Нис… шанже вагон у нон шанже?

— Oh, non, madame. On on change pas les voitures. Vous partirez tout directement.

— Без перемены.

— Слава тебе Господи! — перекрестился Конурин, взявшись за подушку, и прибавил: — Вив ля Франс, — почти единственную фразу, которую он знал по-французски и употреблял при французах, когда желал выразить чему-нибудь радость или одобрение.

Кондуктор улыбнулся и ответил:

— Vive la Russie.

Он уже хотел уходить, как вдруг Николай Иванович закричал ему:

— Постой… Постой… Глаша! Скажи господину кондуктору по-французски, чтобы он запер нас на ключ и никого больше не пускал в наше купе, — обратился он к жене, — а мы ему за это пару франков подкинем.

— Да, да… Действительно, надо попросить, — отвечала супруга. — Экуте… Не впускайте… Не пусе… Или нет… что я! Не лесе дан ли вагон анкор пассажир… Ну вулон дормир… И вот вам… Пур ву… Пур буар… Ву компрене?

Она сунула кондуктору два франка. Тот понял, о чем его просят, и заговорил:

— Oui, oui, madame. Je comprends. Soyez tranquille…

— А вот и от меня монетка. Выпей на здоровье… — прибавил полфранка Конурин.

Кондуктор захлопнул дверцу вагона, и поезд полетел снова.

— Удивительно, как ты наторела в нынешнюю поездку по-французски… — похвалил Николай Иванович жену. — Ведь почти все говоришь…

— Еще бы… Практика… Я теперь стала припоминать все слова, которые учила в пансионе. Ты видел в Париже? Все приказчики Magasin de Louvre и Magasin au Bon Marché меня понимали. Во Франции-то что! А вот как мы по Италии будем путешествовать, решительно не понимаю. По-итальянски я столько же знаю, сколько и Иван Кондратьич… — отвечала Глафира Семеновна.

— Руками будем объясняться. Выпить — по галстуку себя хлопнем пальцами, съесть — в рот пальцем покажем, — говорил Николай Иванович. — Я читал в одной книжке, что суворовские солдаты во время похода отлично руками в Италии объяснялись и все их понимали.

— Земляки! Послушайте! — начал Иван Кондратьевич. — Ведь в Италию надо в сторону сворачивать?

— В сторону.

— Так не ехать ли нам уж прямо домой? Ну, что нам Италия? Черт с ней! Берлин видели, Париж видели, — ну и будет.

— Нет, нет! — воскликнула Глафира Семеновна. — Помилуйте, мы только для Италии и за границу поехали.

— Да что в ней, в Италии-то, хорошего? Я так слышал, что только шарманки да апельсины.

— Как что в Италии хорошего? Рим… В Риме папа… Неаполь… В Неаполе огнедышащая гора Везувий. Я даже всем нашим знакомым в Петербурге сказала, что буду на огнедышащей горе. А Bенеция, где по всем улицам на лодках ездят? Нет, нет… Пока я на Везувии не побываю, я домой не поеду.

— Ни то же самое… — прибавил Николай Иванович. — Я до тех пор не буду спокоен, пока на самой верхушке горы об Везувий папироску не закурю…

— Везувий… Папа… Да что мы католики, что ли? Ведь только католики папе празднуют, а мы, слава богу, православные христиане. Даже грех, я думаю, нам на папу смотреть.

— Не хнычь и молчи, — хлопнул Конурина по плечу Николай Иваныч. — И чего ты в самом деле!.. Сам согласился ехать с нами всюду, куда мы поедем, а теперь на попятный. Назвался груздем, так уж полезай в кузов.

— Подъехать к самой Италии и вдруг домой! — бормотала Глафира Семеновна. — Это уж даже и ни на что не похоже.

— А разве мы уже подъехали? — спросил Иван Кондратьевич.

— Да конечно же подъехали. Вот только теперь проехать немножко в сторону…

— А много ли в сторону? Сколько верст отсюда, к примеру, до Италии?

— Да почем же я-то знаю! Здесь верст нет. Здесь иначе считается. К тому же в этой местности я и сама с мужем в первый раз. Вот приедем в Ниццу, так справимся, сколько верст до Италии.

— А мы теперь разве в Ниццу едем? — допытывался Конурин.

— Сколько раз я вам, Иван Кондратьич, говорила, что в Ниццу.

— Да ведь где ж все упомнить! Мало ли вы мне про какие города говорили. Ну а что такое эта самая Ницца?

— Самое новомодное заграничное место, куда все наши аристократки лечиться ездят. Моднее даже Парижа. Юг такой, что даже зимой на улицах жарко.

— А… Вот что… Стало быть, воды?

— И воды… и все… Там и в море купаются, и воды пьют. Там вот ежели у кого нервы — первое дело… Сейчас никаких нервов не будет. Потом мигрень… Ницца и от мигреня… Там дамский пол от всех болезней при всей публике в море купается.

— Неужели при всей публике? Ах, срамницы!

— Да ведь в купальных костюмах.

— В костюмах? Ну, то-то… А я думал… Только какое же удовольствие в костюмах! Так, в Ниццу мы теперь едем. Так, так… Ну а за Ниццей-то уже Италия пойдет?

— Италия.

— А далеко ли она все-таки оттуда будет?