Неискушённый

Юрий Ель (2024)

Анталу Бонхомме — владыке проклятий и скверны — приходит приглашение во Дворец Дезрозье. Принцесса Элейн пожелала видеть его в качестве желанного гостя. И всё бы ничего, но правящая семья неустанно охотилась на таких, как он — прескверных! Однако теперь у принцессы появилось к нему важное дело, которое не терпело отлагательства: её брата и наследника трона прокляли и жестоко убили. После чего принц восстал и бежал из дворца. И принцесса попросила Антала помочь ей отыскать брата. Антал, заинтересованный хорошей наградой, соглашается выполнить просьбу принцессы. И вместе они отправляются на поиски сбежавшего принца. Но героя не отпускает смутное ощущение, что за просьбой принцессы кроется нечто большее и даже опасное…

Глава 6. Храм Пресвятого Сальваторе.

Проснулся он под вечер. Вернее, Антал, бросив взгляд в окно, так подумал. Но, как оказалось, время только близилось закату. Из-за грозы снаружи всё ещё было темно, и непроглядные тучи закрыли собой солнце. Дождь не унимался и продолжал неистово колотить по крыше. В комнате воцарился мрак. В доме стояла приятная тишина.

Поднявшись с постели, Антал потянулся, подумав: а проснулась ли принцесса? И, вспомнив о том, что госпожа в данный момент гостила у него дома, прескверный прислушался и к голосу Тенебрис. Его не было. Она по-прежнему молчала. Вот так радость! Осознав, что мысли всё ещё принадлежат лишь ему одному, Антал удовлетворённо улыбнулся. А потом в животе заурчало.

Потерев глаза, прескверный встал, оделся и причесался, после чего тихо направился вниз, чтобы наведаться в кухню. Он крался, спускался на носочках, бросив взгляд в гостиную, где в свете сверкнувшей молнии успел разглядеть мирно спящую принцессу.

— Подумать только! У тебя дома сама Элейн Дезрозье!

Недолго Антал радовался. Тенебрис ворвалась в его сознание внезапно и бесцеремонно, как это делала всегда. Он даже вздрогнул и ускорился, шмыгнув в кухню, будто голос богини мог разбудить гостью.

— Её маленький фокус, конечно, оградил тебя от меня, но ненадолго. И я надеюсь, тебе стыдно. В конце концов, ты не имеешь никакого права игнорировать меня.

Но именно это Антал и делал — игнорировал. Он молча ходил по своей кухне, молча поставил на огонь чайник, а потом в абсолютном безмолвии сел за стол, закинув ногу на ногу. Тенебрис это не устраивало. Антал отлично её изучил, знал все повадки и в совершенстве понимал каждую её интонацию. И сейчас богиня злилась. И обижалась. А ещё по обыкновению своему пыталась повлиять на прескверного и внушить ему свою волю. Но на этом её, казалось бы, безграничная власть заканчивалась.

— Молчишь? — хихикнула она. — Что ж, любовь моя, мне не привыкать. Раз не хочешь говорить, значит, будешь слушать.

Антал улыбнулся, чувствуя, как Тенебрис постепенно выходила из себя. Он знал: она лишь делала вид, будто её вовсе не задевало его равнодушие. Богиня беззаботно хихикала, скрывая за этим самый настоящий гнев. Она словно пыталась аккуратно подступиться к Анталу, боясь оттолкнуть ещё сильнее. Боясь, что он всё-таки однажды окончательно перестанет отвечать, и голос её в его голове навсегда стихнет, не оказывая больше никакого влияния. Или, быть может, богиня попросту стыдилась собственной слабости и не желала показывать какому-то там смертному истинные чувства. Потому Тенебрис сдерживалась и по возможности старалась не давить слишком сильно. К сожалению, это у неё получалось не всегда.

— Ты совершил ошибку, согласившись помочь принцессе. Я говорю это, потому что хочу уберечь тебя. Потому что мне не безразлична твоя судьба. Семейству Дезрозье доверять нельзя, мой милый. Ведь ты и сам это прекрасно знаешь. Неужели забыл, что они сделали с тобой? — Голос её стал жалостливым, плаксивым. — Мой бедный, беззащитный Антал! Как они тебя мучали, как измывались!.. Ты едва выжил тогда, помнишь?

Антал невольно потянулся к своей шее, чтобы убедиться, что на ней действительно больше нет стального ошейника. Внутри всё сжалось от тягостных воспоминаний, и Тенебрис, связанная с прескверным, моментально уловила его чувства. Она тут же зацепилась за них и принялась осторожно тянуть за ниточки. Тон её сделался сочувствующим. Одними только словами богиня будто желала пожалеть и утешить Антала.

— Больно было, да? Я понимаю. Они никогда не заслужат твоего прощения. И моего тоже. И поделом, что с мальчишкой Нерона Дезрозье случилось такое несчастье! Потеряв сына, он сполна поплатился за свои грехи. Уж я-то знаю, через что он прошёл, узнав о смерти своего дитя. Поверь, любимый, королю было нестерпимо больно. И он не заслужил твоей помощи. Зачем тебе тратить время на правящую семью и пытаться отыскать ходячий проклятый труп принца?

Антал понимал: по какой-то причине Тенебрис не нравилось то, что он собирался помочь принцессе. А это значило, что отступать от выбранного пути точно нельзя. Неспроста богиня пыталась отговорить его. Тем временем голос её не стихал, она не сдавалась:

— Антал, услышь меня. Я не желаю тебе зла. Я люблю тебя.

Она правда любила. Как умела.

— Я хочу уберечь тебя от невзгод и боли. И мне хорошо известно, что для этого не стоит связываться с благословлённой Пресвятым Сальваторе семьёй Дезрозье. Они ведь никогда не увидят в тебе человека и казнят при первой же возможности. Сразу, как только ты станешь им не нужен. Вероятно, у них есть какой-то замысел. Иначе почему бы им не отыскать принца своими силами?

— Ты тоже никогда не видела во мне человека, — ответил тихо Антал, снимая закипевший чайник с огня. — Только и вторишь, что я — чудовище, которое никто никогда не примет.

— Кроме меня, Антал. Кроме меня! Я приму тебя.

Доля правды в словах назойливой богини была. Антал не понимал, по какой причине Элейн, владеющая частицей души Сальваторе, не способна справиться самостоятельно. И если он спросил бы прямо, ответила бы она честно? Или правящая семья в самом деле что-то затеяла?

— Так или иначе, в награду мне отдадут козлёнка. Разве ты не заинтересована в этом?

— Считаешь, будто король в самом деле отдаст тебе такую ценность? Не будь наивным, Антал. Нерон ни за что на свете не расстанется с козлёнком. Правящая семья костьми ляжет, лишь бы его защитить и оградить от меня. А ты даже взглянуть на него не успеешь — тебя опять закуют в кандалы, а потом отрубят голову. И на сей раз не промахнутся.

— Тебе нужны эти козлята, Тенебрис. Если не я, то кто же тебе их достанет?

Тенебрис вдруг расхохоталась, ответив:

— Как сладка твоя ложь! Знаю же, что ты не предан мне. И, несомненно, до сих пор обижен. Потому никаких козлят ты не достанешь. Только не для меня. Но, несмотря на это, я всё равно о тебе забочусь. Поэтому не желаю, чтобы ты рисковал собой и связывался с правящей семьёй.

Хотел было Антал ответить колкостью, как вдруг в кухню тихо вошла Элейн.

— Господин Бонхомме, вы разговаривали сам с собой? — усмехнулась она, усаживаясь за стол.

Антал, нахмурившись, ответил:

— Если бы.

— Ох, вы снова слышите голос богини? В таком случае…

Принцесса вновь призвала свою силу, вытянув руку и надеясь, что Антал позволит прикоснуться.

— Если ты поступишь так со мной ещё раз, то больше никогда меня не услышишь. Понял? Я покину тебя навсегда. И никогда не прощу. В самом деле этого желаешь?

Тенебрис не шутила. Теперь она говорила абсолютно серьёзно. Не заискивала, не игралась и не лепетала. Голос бессмертной оказался ледяным, а слова — резкими и жгучими. И на Антала тон её подействовал отрезвляюще. Он вдруг отпрянул от принцессы, как от огня, избегая прикосновений. В ту же секунду богиня, удовлетворённо хмыкнув, стихла. Ей больше не нужно было ничего говорить. Тенебрис и так поняла, что Антал Бонхомме — её возлюбленный прескверный — по-прежнему принадлежал лишь ей одной. По-прежнему внемлил ей, слушался и, что самое главное, нуждался в её покровительстве.

Элейн в изумлении вскинула брови, внимательно наблюдая за Анталом. Тот отвернулся, не желая даже смотреть на неё. Сжался, обхватив себя руками, и, по всей видимости, попытался полностью закрыться, уйти в себя.

— Почему? — задала она вопрос.

— Не нужно больше так делать, — тихо ответил Антал.

— Мне казалось, вы общества богини избегаете.

Он избегал, но при том не хотел терять её окончательно. И даже боялся этого. Антал зависел от Тенебрис не только как последователь, но ещё и как простой человек. Он уже не поклонялся и не молился ей, но всё равно не был готов навсегда отпустить. Даже если Тенебрис причиняла боль, даже если не считалась с его чувствами — всё равно расстаться с богиней прескверный не мог. Не как вероотступник, а как мужчина, некогда любивший женщину.

Элейн не стала спорить и уж тем более уговаривать и только, пожав плечами, сказала:

— Будь по-вашему.

Антал кивнул и тут же встал, намереваясь сделать принцессе чаю. Движения его были резкими, дёрганными. А руки предательски дрожали. Прескверный переживал о чём-то. Элейн видела это, чувствовала, что тот полностью погружён в какие-то тревожные мысли. Взгляд его метался. Закусив губу, он, наливая кипяток в чашку, случайно расплескал воду. Обжигающие капли попали на кожу, но Антал даже не заметил этого, не зашипел и не дёрнулся от боли.

«Что же у вас на душе?» — задалась вопросом Элейн. Она и представить не могла, что в ней таилось.

— Господин?

Серые глаза прескверного метнулись на принцессу, уколов. Она почти физически ощутила этот опасный взгляд. Под его пристальным вниманием сделалось неуютно. Воздух вдруг стал невероятно тяжёлым. Тело принцессы сдавило в незримые тиски. Глаза, нос и кожу защипало. Поначалу она и не поняла, что происходит, но быстро сообразила — так воздействовала энергетика прескверного. Она бесконтрольно распространилась вокруг, источаемая телом Антала, и теперь хозяйничала здесь. Элейн хорошо её ощущала. Казалось, даже дышать стало труднее. Приходилось делать усилие, чтобы втянуть желанный кислород.

Но она не спешила впадать в панику. Элейн оставалась непоколебимой и лишь тихо произнесла:

— Не хочу докучать вам, но осмелюсь поинтересоваться: что-то не так? Вы взволнованны.

Голос её сделался хриплым. Антал понял, что пугает её. Понял, что забылся и совершенно случайно воздействовал на принцессу своей силой. В конце концов, прежде всего Элейн являлась молодой девушкой, пусть и достаточно сильной. И сейчас она находилась наедине с не менее могущественным чудовищем в человеческом обличие. Наедине с мужчиной, который вёл себя странно и отталкивающе. И меньше всего на свете ему хотелось пугать её. Антал выдохнул. Каждый подобный разговор с богиней заканчивался тем, что ему непременно становилось тошно и тревожно. Но сейчас он постарался отринуть негативные эмоции и терзающие душу ощущения, чтобы побыстрее прийти в себя. Взгляд смягчился, движения замедлились. Энергетика поддалась тому же настроению и исчезла, более не трогая гостью.

Элейн сразу же уловила перемену. Она вдруг встала, взяла полотенце, лежащее в одном из шкафов, и намочила его холодной водой. После чего подошла к ничего не понимающему Анталу и аккуратно взяла его руку в свою.

— Вы обожглись, — произнесла принцесса и осторожно приложила полотенце к коже прескверного.

Туда, куда попали горячие капли из чайника. Кожа успела покраснеть, но Антал по-прежнему не чувствовал боли. Он лишь внимательно наблюдал за внезапной заботой принцессы.

— Спасибо, — слабо сказал прескверный.

— Пустяки, — только и ответила Элейн.

За окном громыхнуло. Антал, о чём-то резко вспомнив, спросил:

— Госпожа, пока мы спали, вы так ничего и не слышали? Ни стуков, ни скрежета?

— Нет, совсем ничего.

Прескверный вздохнул и в очередной раз бросил взгляд на окно.

— Элейн, мне необходимо наведаться в храм.

Принцесса оторопела:

— В храм… Пресвятого Сальваторе?.. Я не понимаю.

— Да. Здесь недалеко.

— Но зачем? И, не сочтите за дерзость, но мне интересно: вас туда пустят?

Антал горько усмехнулся, но вовсе не удивился вопросу.

— Пустят. На самом деле, я там завсегдатай.

Принцесса не нашлась с ответом. Всё больше господин Бонхомме казался ей интересным и необычным. Она его совсем не знала, но, кажется, вдруг очень захотела это исправить. Ей, как благословлённой Пресвятым Сальваторе, не подобало связываться с прескверным. То был настоящий грех. Но преступить порог святости она решилась уже в тот момент, когда узнала о гибели брата, потому теперь терять было нечего.

— Погода всё ещё бушует. Нам в любом случае придётся дождаться окончания ненастья и только потом отправляться в путь. Вероятно, гроза уже не утихнет сегодня. Потому сейчас я бы хотел наведаться в храм, пока мы не покинули Домну. Вы можете подождать меня тут.

Элейн покачала головой:

— Нет. Я хочу пойти с вами.

— К сожалению, у меня нет зонта. Вы промокните насквозь.

— Нестрашно. Или вы против моего общества?

Антал прищурился, улыбнувшись. Он рассматривал Элейн, пытаясь разглядеть вовсе не то, что было снаружи. Что скрывалось за её милой улыбкой? О чём она думала, что затеяла? Складывалось впечатление, будто принцесса желала сблизиться. Для чего? Стоило ли ей доверять? Конечно, Антал и не доверял. По крайней мере, пока.

— Так сильно желаете составить мне компанию?

Госпожа Дезрозье пожала плечами, загадочно улыбнувшись:

— Почему бы и нет? Мне не хочется быть здесь одной. А ещё жутко интересно, для чего вам в такую непогоду понадобилось идти в храм.

— Это никакая не тайна. Скорее, это сложно объяснить. Ну что ж, пойдём.

Антал любезно одолжил принцессе накидку и облачился в такую же, после чего вдвоём они вышли из дома, тут же ощутив на себе гнев природы. В лицо ударил сырой ветер, оставив на щеках холодные капли дождя. Над головой оглушительно грохало небо и метало молнии. А под ногами чвакала грязь. Сапоги идущих по щиколотку проваливались в лужи. Антал и Элейн, прикрывая лица капюшонами, шагали против сильных порывов ветра, небрежно швыряющих их тела из стороны в сторону. Домна, словно пребывая в дрёме, молчала. Во многих домах были зашторены окна, и казалось, будто там никого нет. Лишь в нескольких окнах виднелся слабый свет свечей, и это служило напоминанием о том, что здесь всё-таки есть люди.

Элейн оглядывалась по сторонам, бросая взгляды на дома. Они не выглядели новыми: где-то были крылечки покосившиеся, где-то прохудившиеся крыши. Но было у домов Домны кое-что общее — внушительные толстые двери. А над ними висели ветряные колокольчики. Однако сейчас принцесса почти не слышала их из-за раскатов грома и ветра. Их звук слабо доносился со всех сторон. Умиротворённо позвякивая, колокольчики будто не обращали внимание на непогоду, безвольно болтаясь и продолжая играть свою музыку.

Идти было тяжело, но всё же вдвоём они добрались до больших дверей храма, каменные стены которого обещали защитить от страстей погоды, принесённых осенью. Внутри было тепло и сухо. Сквозняк, шмыгнув через открытые двери без приглашения, спугнул огоньки свечей. Те вздрогнули и заволновались, грозясь потухнуть, но уже через секунду вновь замерли, продолжая смиренно растапливать воск.

В храме царил приятный полумрак. Здесь было невероятно спокойно, и даже грозы почти не было слышно. Она бушевала снаружи, обрушивала гнев на каменные стойкие стены, но внутрь, казалось, ворваться не решалась. Будто сама природа не желала нарушать тишину и умиротворение в доме святости.

Элейн подняла голову к высоким потолкам, увидев старинные фрески с изображением Сальваторе. Душа её тут же откликнулась. Храм показался таким родным, и где-то в груди вдруг растеклось приятное тепло. Носа аккуратно коснулся ненавязчивый запах благовоний. Дым их осел на одежде и волосах, впитавшись. Принцесса сразу ощутила — здесь чтут веру и бога, здесь безопасно, спокойно и нет места проклятию. И, лишь подумав об этом, она взглянула на своего спутника. Антал, сняв капюшон, растирал замёрзшие руки. Взор его тоже был устремлён на фреску, а губы безмолвно шевелились. Неужели он читал молитву?

Так они и стояли в пороге, пока из маленькой комнатки, находящейся позади алтаря, не вышел старик. Очевидно, священник. Облачён он был в белоснежную фелонь, расшитую золотистыми нитями. Седые длинные волосы спадали с осунувшихся плеч. Мужчина хромал, опираясь на трость. Стук её при соприкосновении с каменным полом разносился вокруг эхом. И Элейн тут же вспомнила о матери, которая точно так же передвигалась по дворцу.

— Добрый вечер, господин Меро́, — поприветствовал священника Антал.

Элейн лишилась дара речи. Меро?! Такую фамилию носила одна из трёх благословлённых семей!

Старик медленно подошёл, одарив гостей добродушной улыбкой.

— Добрый, добрый! — хрипло ответил он. — Рад видеть тебя, Антал.

Он неторопливо перевёл взгляд на принцессу и вгляделся в неё. Несомненно, глаза его уже почти не видели. Старость забрала их цвет, оставив лишь мутную пелену. Священник силился понять, кто перед ним, однако черты столь известного лица наследницы трона то и дело расплывались. Тогда Антал представил её:

— Со мной госпожа Дезрозье.

Старик обомлел и, вероятно, решил поначалу, что ослышался. Он даже сделал шаг назад, подумав, что ему непозволительно стоять так близко к носительнице королевской фамилии. Слова никак не шли. Ошарашенный Рамиель Меро растерялся, точно маленький мальчик, а потом сообразил, что должен прежде всего поклониться. Но Элейн тут же возразила:

— Нет, не стоит, господин! Не пристало вам мне кланяться.

— Скромна дочка своего отца. Зрением я слаб стал, но всё равно черты Нерона Дезрозье в ваших, госпожа, без труда узнаю. До чего же похожа на родителя своего!

Он снова заулыбался:

— И красива, как Нереида когда-то. Я ведь их помню ещё совсем юными. И знал их тогда не как короля и королеву Эрхейса. Много лет уже минуло с тех пор. Я был свидетелем того, как их представили друг другу, я же благословил их брак волею Сальваторе. Они были молоды, но не по годам мудры и сильны.

Рамиеля никто не перебивал, позволяя придаться воспоминаниям о временах, о которых говорил он с теплотой и улыбкой.

— И в вас, госпожа, — обратился он к Элейн. — Я чувствую такую же силу. Не зря именно род Дезрозье взошёл на трон, ох не зря…

— А что же ваш род, господин Меро? Я считала, что…

Священник горько усмехнулся, переступив с ноги на ногу:

— Считали, что никого уже не осталось? Последний я. И после смерти моей благословлённых семей останется лишь две. На мне род Меро окончательно исчезнет. Я тихо доживаю свой век в этом маленьком храме, и всё, что у меня осталось — лишь вера. Такая же непоколебимая и искренняя.

Он поднял взгляд на фреску, вздохнув:

— И Сальваторе. У меня всё ещё есть Сальваторе, хотя нас он давно покинул.

Вновь воцарилась тишина. Элейн не стала больше ни о чём спрашивать, погрузившись в печальные мысли и рассуждения. Из задумчивости её вывел вопрос священника, адресованный Анталу:

— Так что же привело вас сюда?

На миг принцесса даже забыла о том, что была не одна. Прескверный не проронил ни слова, не вмешивался в их с Рамиелем разговор и просто тихо стоял рядом. Как тень.

— Господин Меро, вы не видели Дьярви? Он не приходил сюда? — спросил обеспокоенно Антал.

— Не приходил. Уж несколько дней его не видел. А что же, он пропал?

Прескверный вздохнул и пожал плечами:

— Не знаю. Просто на улице гроза такая страшная, и дождь льёт. Он, вероятно, напуган и где-то прячется. Ко мне тоже не приходил.

Священник слабой морщинистой рукой ободрительно сжал плечо Антала, чуть потрепав:

— Всё-таки доброе у тебя сердце. О проклятом беспокоишься. Но не волнуйся. Вернётся он, вот увидишь.

Услышанное повергло принцессу в шок. О проклятом беспокоится? Что это значит? Она с непониманием взглянула на Антала, но тот этого не заметил. Он казался отстранённым. Стоял, уставившись перед собой, озабоченный какими-то мыслями.

На самом деле Элейн в последнее время всё чаще придавалась искреннему изумлению. Сначала она увидела в доме прескверного алтарь, посвящённый Пресвятому Сальваторе, а потом этот же самый прескверный повёл её в храм, на порог которого таких и вовсе не пускали! Да ещё и господин Меро, будучи священником, не прогнал его и даже просто не обругал. Старик общался с Бонхомме… по-отечески? Как такое возможно? И почему этот прескверный настолько неправильный? Подобных ему чудовищ убивали. На них вели охоту и истребляли. Одарённых проклятым поцелуем Тенебрис ненавидели и презирали, и, честно говоря, было за что. Но от Антала, пусть и исходила опасная энергетика, всё же не чувствовалось главное — зло. Хотя, быть может, судить ещё слишком рано?

— Что ж… — произнёс Антал. — В таком случае мы пойдём. Спасибо, господин Меро.

— Могу ли я полюбопытствовать? — спросил вдруг священник. — Что привело благословлённую госпожу сюда? Всё-таки Домна — место проклятое, забытое. Не каждый день здесь можно повстречать королевских особ.

О том, что Бартоломью мёртв, было известно лишь обитателям Дворца Дезрозье и некоторым приближённым к правящей семье личностям. Потому Элейн, закусив губу, ответила уклончиво:

— Есть некоторые дела, которые не терпят отлагательств. С ними мне помогает господин Бонхомме. Потому я и здесь.

Священник и не ждал подробностей, поэтому лишь кивнул в ответ.

— Позвольте пожелать вам удачи в ваших делах. Пусть путь ваш будет лёгок и не тернист. И будьте осторожны, — дал напутствие Рамиель и всё-таки с трудом поклонился принцессе, выказав уважение и почтение. — И дарует вам Сальваторе мир, и утешит ваши мятежные души. Я буду молиться за вас.

— Благодарю, господин Меро.

Принцесса, тронув Антала за плечо, спросила:

— Идём?

Тот, всё ещё не привыкший к внезапным прикосновениям, вздрогнул, после чего кивнул:

— Идём.

***

Оказавшись дома, Элейн не спешила заваливать прескверного вопросами, хоть за такое короткое время их и накопилось изрядно. Честно говоря, она ожидала, что тот заговорит сам, что захочет вдруг поделиться с ней чем-нибудь, но господин Бонхомме молчал как рыба.

Время близилось к ночи. Тучи прекратили греметь и лить холодные слёзы. За окном наконец сделалось спокойно. Снаружи теперь тянуло приятной прохладой. Пахло дождём. Принцесса пожелала выйти на крыльцо, чтобы подумать и насладиться спокойствием. Здесь непривычно тихо: не слышно шума волн. Здесь нет моря. Домна безразлично молчала и никак не откликалась. Казалось, она мертва. Не даром это поселение проклятым считали. Всё-таки земля тут пропитана кровью, а жители, вероятно, так и не оправились от пережитого кошмара. Даже удивительно, что здесь кто-то живёт после тех событий. И как, интересно, тут оказался Антал? Почему обосновался в столь непривлекательном месте?

Элейн, подобрав босые ноги, устроилась на скрипучем дряхлом стуле. Ветер игрался с её волосами и приятно холодил ключицы и шею. Он же шумел в деревьях, в траве и… в колокольчиках? Принцесса прислушалась. Со всех сторон от каждого дома разносился их звон. Тихая мелодия, которую играл ветер, баюкала и нежно забиралась в самую душу. Вокруг было темно и мрачно. И даже луну надёжно спрятали тёмные облака. Но музыка, не боясь ночи, отгоняла страхи и тревоги. Так, выходит, Домна вовсе не мертва? И не молчит безразлично? Элейн не заметила, как задержала дыхание, слушая. Она даже не шевелилась, словно боялась спугнуть чарующий звон. Это, конечно, не шум бушующих волн, но тоже невероятно красиво.

Из дома показался Антал. Он молча сел рядом, прямо на пол, предложив принцессе папиросу. Вдвоём они закурили, разделяя момент спокойствия. Какое-то время никто ничего не говорил, но Антал всё же прервал тишину:

— Я тоже люблю сидеть тут вечерами.

— Здесь очень хорошо, — ответила Элейн, выдохнув дым. — И колокольчики даруют умиротворение. Казалось бы, такая мелочь, но всё же мелодия их как будто околдовывает. И я никогда раньше не видела, чтобы их было так много. Надо же! Над каждой дверью каждого дома висят!

— Я их сделал, — будничным тоном сказал Бонхомме. — Все до единого. И они в самом деле непростые. Вам не показалось — колокольчики околдовывают. Каждый напитан моей энергетикой, отгоняющей проклятых. Вы, должно быть, заметили, какие у домов массивные двери? Это потому, что местные до сих пор живут в страхе. Они не понаслышке знают, как легко проклятые могут попасть внутрь. И колокольчики эти повесили, чтобы чудовища точно не смогли больше подступиться. Я был свидетелем произошедшей здесь трагедии. Видел кошмарные вещи. Поэтому и смастерил колокольчики.

Он смущённо улыбнулся, помолчав пару мгновений, а потом добавил:

— Я и сам, когда ещё издали слышу их звон, сразу понимаю, что возвращаюсь домой. Именно домой, понимаете?

Элейн не хотела перебивать и боялась, что Антал вновь замолчит. Слушать его было интересно. Но всё же принцесса осмелилась спросить:

— Расскажете подробнее, что случилось с Домной?

Выдохнув дым, господин Бонхомме кивнул:

— А чего бы не рассказать?

И прескверный погрузился в воспоминания, которые всё ещё были свежи.