Неточные совпадения
— Это ничего,
что у
тебя такое скверное лицо: в наши сети попадаются еще и не такие уродины, а при еде-то они и есть самые вкусные.
— Ну, а мы?
Что о нас дурного скажешь
ты, Иуда из Кариота?
— А Иисус?
Что ты думаешь об Иисусе? — наклонившись, спросил он громким шепотом. — Только не шути, прошу
тебя.
— Зачем же
ты спрашиваешь?
Что может
тебе сказать Иуда, у которого отец козел!
— Но
чего ты хочешь? Я все сказал
тебе, все.
— Какой
ты глупый, Фома!
Ты что видишь во сне: дерево, стену, осла?
— Как?
Ты не знаешь и того,
что у многорукого кактуса, который вчера разорвал твою новую одежду, один только красный цветок и один только глаз?
—
Ты поступил нехорошо. Теперь я верю,
что отец твой — дьявол. Это он научил
тебя, Иуда.
—
Что же
ты, Иуда? Отчего
ты не примешь участия в игре, — это, по-видимому, так весело? — спросил Фома, найдя своего странного друга в неподвижности, за большим серым камнем.
— Разве есть кто-нибудь сильнее Петра? Когда он кричит, все ослы в Иерусалиме думают,
что пришел их Мессия, и тоже поднимают крик.
Ты слышал когда-нибудь их крик, Фома?
— А
что же
ты, Фома? — строго спросил Иоанн, наблюдавший за действиями и словами учеников.
— Я рад,
что тебе весело, — сказал Фома. — Но очень жаль,
что в твоей веселости так много зла.
— Вот
ты опять сомневаешься, Фома. Да, блуднице. Но если бы
ты знал, Фома,
что это была за несчастная женщина. Уже два дня она ничего не ела…
— Нет. Петр всех ангелов разгонит своим криком, —
ты слышишь, как он кричит? Конечно, он будет спорить с
тобою и постарается первый занять место, так как уверяет,
что тоже любит Иисуса, — но он уже староват, а
ты молод, он тяжел на ногу, а
ты бегаешь быстро, и
ты первый войдешь туда со Христом. Не так ли?
— Но
что он может сделать, когда место уже будет занято
тобою? Ведь
ты первый пойдешь туда с Иисусом?
Ты не оставишь его одного? Разве не
тебя назвал он — камень?
— Опять задумался, Иуда? — кричал Петр, своим ясным голосом и лицом внезапно разрывая глухое молчание Иудиных дум, отгоняя их куда-то в темный угол. — О
чем ты думаешь?
— Так вот о
чем он думает!..
Ты слышал?
— Разве может укрыться что-либо от твоей проницательности, мудрый Анна?
Ты проник в самое сердце Иуды. Да. Они обидели бедного Иуду. Они сказали,
что он украл у них три динария, — как будто Иуда не самый честный человек в Израиле!
— Я довольно силен, чтобы ничего не бояться, — надменно ответил Анна, и Искариот раболепно поклонился, простирая руки. —
Чего ты хочешь?
— Можно подумать,
что только один
ты, Иуда, любишь учителя.
— Мы люди, непривычные к обращению с оружием. И если мы вступим в борьбу с римскими воинами, то они всех нас перебьют. Кроме того,
ты принес только два меча, —
что можно сделать двумя мечами?
— И
ты, конечно, не сказала ему,
что это Иуда достал, Иуда из Кариота?
— Нет, Мария, этого забывать не надо. Зачем? Пусть другие забывают,
что ты была блудницей, а
ты помни. Это другим надо поскорее забыть, а
тебе не надо. Зачем?
— Это невозможно.
Что ты говоришь, Иуда!
— Да, знаю, — ответил Иуда, суровый и решительный. —
Ты, Фома, предашь его. Но он сам не верит тому,
что говорит! Пора! Пора! Почему он не зовет к себе сильного, прекрасного Иуду?
— Но ведь
ты знаешь,
что я люблю
тебя.
Ты все знаешь. Зачем
ты так смотришь на Иуду? Велика тайна твоих прекрасных глаз, но разве моя — меньше? Повели мне остаться!.. Но
ты молчишь,
ты все молчишь? Господи, Господи, затем ли в тоске и муках искал я
тебя всю мою жизнь, искал и нашел! Освободи меня. Сними тяжесть, она тяжеле гор и свинца. Разве
ты не слышишь, как трещит под нею грудь Иуды из Кариота?
«Ах, Господи, если бы
ты знал, как мне хочется спать», — подумал он в полусне, но ему показалось,
что сказал он это громко. И снова он уснул, и много как будто прошло времени, когда внезапно выросла около него фигура Иисуса, и громкий будящий голос мгновенно отрезвил его и остальных...
— Какой
ты глупый, Фома, я думал,
что ты умнее других. Сатана! Сатана! Ведь это надо доказать.
— Но разве не
ты предал учителя? Я сам видел, как
ты привел воинов и указал им на Иисуса. Если это не предательство, то
что же тогда предательство?
—
Ты тоже так думаешь? — задумчиво спросил Иуда. — Фома, Фома, но если это правда?
Что же тогда? Кто прав? Кто обманул Иуду?
— И все наши прокляли
тебя, но так как
ты говоришь,
что не
ты предатель, то, я думаю,
тебя следовало бы судить…
— Так
что же?
Ты получил свое. Ступай! — приказал Анна, но Иуда как будто не слыхал приказания и продолжал кланяться. И, взглянув на него, Каиафа спросил Анну...
— И это все,
что ты хотел сказать?
—
Что! — кричит Иуда, весь наливаясь темным бешенством. — А кто вы, умные! Иуда обманул вас — вы слышите! Не его он предал, а вас, мудрых, вас, сильных, предал он позорной смерти, которая не кончится вовеки. Тридцать сребреников! Так, так. Но ведь это цена вашей крови, грязной, как те помои,
что выливают женщины за ворота домов своих. Ах, Анна, старый, седой, глупый Анна, наглотавшийся закона, — зачем
ты не дал одним сребреником, одним оболом больше! Ведь в этой цене пойдешь
ты вовеки!
— Ведь если я пойду в пустыню и крикну зверям: звери, вы слышали, во сколько оценили люди своего Иисуса,
что сделают звери? Они вылезут из логовищ, они завоют от гнева, они забудут свой страх перед человеком и все придут сюда, чтобы сожрать вас! Если я скажу морю: море,
ты знаешь, во сколько люди оценили своего Иисуса? Если я скажу горам: горы, вы знаете, во сколько люди оценили Иисуса? И море и горы оставят свои места, определенные извека, и придут сюда, и упадут на головы ваши!
— Я вижу, Иуда,
что ты действительно получил мало, и это волнует
тебя. Вот еще деньги, возьми и отдай своим детям.
— Так, так! — бормотал он, быстро проходя по уличкам и пугая детей. —
Ты, кажется, плакал, Иуда? Разве действительно прав Каиафа, говоря,
что глуп Иуда из Кариота? Кто плачет в день великой мести, тот недостоин ее — знаешь ли
ты это, Иуда? Не давай глазам твоим обманывать
тебя, не давай сердцу твоему лгать, не заливай огня слезами, Иуда из Кариота!
—
Ты же сам знаешь, Иуда,
что учителя нашего вчера вечером распяли.
—
Ты это спрашиваешь, Фома? Так, так! — склонил голову набок Иуда из Кариота и вдруг гневно обрушился: — Кто любит, тот не спрашивает,
что делать! Он идет и делает все. Он плачет, он кусается, он душит врага и кости ломает у него! Кто любит! Когда твой сын утопает, разве
ты идешь в город и спрашиваешь прохожих: «
Что мне делать? мой сын утопает!» — а не бросаешься сам в воду и не тонешь рядом с сыном. Кто любит!
— Отчего же
ты не пошел? Отчего
ты не пошел, Петр? Геенна огненная —
что такое геенна? Ну и пусть бы
ты пошел — зачем
тебе душа, если
ты не смеешь бросить ее в огонь, когда захочешь!
— Разве есть прекрасная жертва,
что ты говоришь, любимый ученик? Где жертва, там и палач, и предатели там! Жертва — это страдания для одного и позор для всех. Предатели, предатели,
что сделали вы с землею? Теперь смотрят на нее сверху и снизу и хохочут и кричат: посмотрите на эту землю, на ней распяли Иисуса! И плюют на нее — как я!
— Нет, вы на себя взяли весь грех. Любимый ученик! Разве не от
тебя начнется род предателей, порода малодушных и лжецов? Слепцы,
что сделали вы с землею? Вы погубить ее захотели, вы скоро будете целовать крест, на котором вы распяли Иисуса! Так, так — целовать крест обещает вам Иуда!
— И
ты, Петр! — с гневом воскликнул Иоанн. — Разве
ты не видишь,
что в него вселился сатана? Отойди от нас, искуситель.
Ты полон лжи! Учитель не велел убивать.
— А
что такое сама правда в устах предателей? Разве не ложью становится она? Фома, Фома, разве
ты не понимаешь,
что только сторож
ты теперь у гроба мертвой правды. Засыпает сторож, и приходит вор, и уносит правду с собою, — скажи, где правда? Будь же
ты проклят, Фома! Бесплоден и нищ
ты будешь вовеки, и вы с ним, проклятые!
— Безумный!
Ты забыл,
что он предал учителя в руки врагов!
— Но, может быть,
ты и там будешь сердиться на Иуду из Кариота? И не поверишь? И в ад меня пошлешь? Ну
что же! Я пойду в ад! И на огне твоего ада я буду ковать железо и разрушу твое небо. Хорошо? Тогда
ты поверишь мне? Тогда пойдешь со мною назад на землю, Иисус?