Неточные совпадения
Менее всего также моя книга
будет этюдом в области «литературной критики» — род
творчества не очень мною ценимый.
Творчество Достоевского
есть настоящее пиршество мысли.
Его
творчество есть знание, наука о духе, Миросозерцание Достоевского прежде всего в высшей степени динамическое, и в этой динамичности я и хочу его раскрыть.
Творчество Достоевского
есть русское слово о всечеловеческом.
У нас никогда не
было ренессансного духа и ренессансного
творчества.
В начале XIX века, в эпоху Александра I,
быть может в самую культурную во всей нашей истории, на мгновение блеснуло что-то похожее на возрождение,
была явлена опьяняющая радость избыточного
творчества в русской поэзии.
Творчество не
было для него, как для многих, прикрытием того, что совершалось в глубине.
Особенность его гения
была такова, что ему удалось до глубины поведать в своем
творчестве о собственной судьбе, которая
есть вместе с тем мировая судьба человека.
Поэтому
творчество Достоевского
есть откровение.
Творчество Достоевского
есть изумительное по блеску, искристое, пронизывающее откровение ума.
Все
творчество Достоевского
есть художественное разрешение идейной задачи,
есть трагическое движение идей.
Все
творчество Достоевского
есть предстательство о человеке и его судьбе, доведенное до богоборства, но разрешающееся вручением судьбы человека Богочеловеку — Христу.
Все
творчество Достоевского
есть вихревая антропология.
И все
творчество Достоевского
есть предстательство о человеке.
Приводят многие места «Дневника писателя», в которых он будто бы
был врагом свободы общественно-политической, консерватором и даже реакционером, и эти совершенно внешние подходы мешают увидеть свободу как сердцевину всего
творчества Достоевского, как ключ к пониманию его миросозерцания.
И все
творчество его
есть ответ на это возражение.
Все
творчество Достоевского
есть изобличение этой клеветы на человеческую природу.
В
творчестве Достоевского
есть лишь одна тема — трагическая судьба человека, судьба свободы человека.
В своем
творчестве Достоевский раскрывает трагический путь своего мужского духа, который
был для него путем человека.
Такая отвлеченность отрицает, что политика
есть творчество и искусство, что настоящая, большая историческая политика требует особых даров, а не механического применения общих мест, большей частью невпопад.
В истинной теургии творится не Бог и боги, как того хочет религия человекобожества; теургия
есть творчество с Богом, творчество божественного в мире, продолжение творения Бога.
Загоскину не нужно
было творчества; он черпал из себя, из своей собственной духовной природы, и подобно Мирошеву не знал, что он сделал и даже не оценил после: он признавался мне, что этот его роман немножко скучноват, что он писал его так, чтобы потешить себя описанием жизни самого простого человека; но я думаю, что нигде не проявлялся с такой силою талант его, как в этом простом описании жизни простого человека.
Неточные совпадения
— Новое течение в литературе нашей — весьма показательно. Говорят, среди этих символистов, декадентов
есть талантливые люди. Литературный декаданс указывал бы на преждевременное вырождение класса, но я думаю, что у нас декадентство явление подражательное, юнцы наши подражают
творчеству жертв и выразителей психического распада буржуазной Европы. Но, разумеется, когда подрастут — выдумают что-нибудь свое.
«Сегодня мы еще раз услышим идеальное исполнение народных песен Е. В. Стрешневой. Снова она
будет щедро бросать в зал купеческого клуба радужные цветы звуков, снова взволнует нас лирическими стонами и удалыми выкриками, которые чутко подслушала у неисчерпаемого источника подлинно народного
творчества».
Я сохраню, впрочем, эти листки: может
быть… Нет, не хочу обольщать себя неверной надеждой!
Творчество мое не ладит с пером. Не по натуре мне вдумываться в сложный механизм жизни! Я пластик, повторяю: мое дело только видеть красоту — и простодушно, «не мудрствуя лукаво», отражать ее в создании…
— Попробую, начну здесь, на месте действия! — сказал он себе ночью, которую в последний раз проводил под родным кровом, — и сел за письменный стол. — Хоть одну главу напишу! А потом, вдалеке, когда отодвинусь от этих лиц, от своей страсти, от всех этих драм и комедий, — картина их виднее
будет издалека. Даль оденет их в лучи поэзии; я
буду видеть одно чистое создание
творчества, одну свою статую, без примеси реальных мелочей… Попробую!..
— Да, но глубокий, истинный художник, каких нет теперь: последний могикан!.. напишу только портрет Софьи и покажу ему, а там попробую силы на романе. Я записывал и прежде кое-что: у меня
есть отрывки, а теперь примусь серьезно. Это новый для меня род
творчества; не удастся ли там?