Неточные совпадения
Можно открыть противоположные свойства в
русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное
сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт.
Его пробовали канонизировать, но в
сознании русского народа он не сохранился, как образ святого.
Мы тут прикасаемся к двойственности
русского мессианского
сознания и к его главному срыву.
Для истории
русского мессианского
сознания очень большое значение имеет историософическая идея инока Филофея о Москве, как Третьем Риме.
Так было в народе, так будет в
русской революционной интеллигенции XIX в., тоже раскольничьей, тоже уверенной, что злые силы овладели церковью и государством, тоже устремленной к граду Китежу, но при ином
сознании, когда «нетовщина» распространилась на самые основы религиозной жизни.
Темы
русской литературы будут христианские и тогда, когда в
сознании своем
русские писатели отступят от христианства.
Так можно было определить
русскую тему XIX в.: бурное стремление к прогрессу, к революции, к последним результатам мировой цивилизации, к социализму и вместе с тем глубокое и острое
сознание пустоты, уродства, бездушия и мещанства всех результатов мирового прогресса, революции, цивилизации и пр.
Русским людям давно уже было свойственно чувство, скорее чувство, чем
сознание, что Россия имеет особенную судьбу, что
русский народ — народ особенный.
Это делает честь высоте его нравственного
сознания и характеризует его идеал, но отнюдь не соответствует ни
русской истории, ни историческому православию.
У
русских же
сознание себя интеллигентом или дворянином у лучших было
сознанием своей вины и своего долга народу.
Во всяком случае, в истории
русского национального
сознания К. Леонтьев занимает совсем особое место, он стоит в стороне.
Достоевский наиболее яркий выразитель
русского мессианского
сознания.
Русские размышления над историософической темой привели к
сознанию, что путь России — особый.
Но это
сознание всегда сопровождается пессимистическим чувством
русских грехов и
русской тьмы, иногда
сознанием, что Россия летит в бездну.
И лучшей, сравнительно небольшой части
русского дворянства делает большую честь, что в ней возникло народническое
сознание.
Это вместе с тем будет серьезным кризисом
сознания русской интеллигенции.
Основная идея
русской философии есть идея конкретного сущего, существующего, предшествующего рациональному
сознанию.
Сомнение в оправданности частной собственности, особенно земельной, сомнение в праве судить и наказывать, обличение зла и неправды всякого государства и власти, покаяние в своем привилегированном положении,
сознание вины перед трудовым народом, отвращение к войне и насилию, мечта о братстве людей — все эти состояния были очень свойственны средней массе
русской интеллигенции, они проникли и в высший слой
русского общества, захватили даже часть
русского чиновничества.
В Л. Толстом произошло
сознание своей вины в господствующем слое
русского общества.
Но
русское мессианское
сознание, как и
русский эсхатологизм, было двойственно.
В более глубоком слое, не нашедшем себе выражения в
сознании, в
русском нигилизме, социализме была эсхатологическая настроенность и напряженность, была обращенность к концу.
Высокая оценка Толстого в истории
русской идеи совсем не означает принятия его религиозной философии, которую я считаю слабой и неприемлемой с точки зрения христианского
сознания.
Именно у Достоевского наиболее остро
русское мессианское
сознание, оно гораздо острее, чем у славянофилов.
Призвание
русского народа ставится в эсхатологическую перспективу, и этим
сознание это отличается от
сознания идеалистов 30-х и 40-х годов.
Пророчества Достоевского о
русской революции суть проникновение в глубину диалектики о человеке — человеке, выходящем за пределы средне-нормального
сознания.
В
сознании русской идеи,
русского призвания в мире, произошла подмена.
Правда — социальная, раскрытие возможности братства людей и народов, преодоление классов; ложь же — в духовных основах, которые приводят к процессу дегуманизации, к отрицанию ценности человека, к сужению человеческого
сознания, которое было уже в
русском нигилизме.
У
русских моральное
сознание очень отличается от морального
сознания западных людей, это
сознание более христианское.
Неточные совпадения
Левин видел, что в вопросе этом уже высказывалась мысль, с которою он был несогласен; но он продолжал излагать свою мысль, состоящую в том, что
русский рабочий имеет совершенно особенный от других народов взгляд на землю. И чтобы доказать это положение, он поторопился прибавить, что, по его мнению, этот взгляд
Русского народа вытекает из
сознания им своего призвания заселить огромные, незанятые пространства на востоке.
— Мне кажется, что появился новый тип
русского бунтаря, — бунтарь из страха пред революцией. Я таких фокусников видел. Они органически не способны идти за «Искрой», то есть, определеннее говоря, — за Лениным, но они, видя рост классового
сознания рабочих, понимая неизбежность революции, заставляют себя верить Бернштейну…
Если исключить деревянный скрип и стук газеток «Союза
русского народа», не заметно было, чтоб провинция, пережив события 905–7 годов, в чем-то изменилась, хотя, пожалуй, можно было отметить, что у людей еще более окрепло
сознание их права обильно и разнообразно кушать.
В основу
русской идеи легло
сознание русского человека, как всечеловека.
В
русской интеллигенции пробудились инстинкты, которые не вмещались в доктрины и были подавлены доктринами, инстинкты непосредственной любви к родине, и под их жизненным воздействием начало перерождаться
сознание.