Неточные совпадения
Левин видел, что в вопросе этом уже высказывалась мысль, с которою он был несогласен; но он продолжал излагать свою мысль, состоящую в том, что
русский рабочий имеет совершенно особенный от других народов взгляд на землю. И чтобы доказать это положение, он поторопился прибавить, что, по его мнению, этот взгляд
Русского народа вытекает из
сознания им своего призвания заселить огромные, незанятые пространства на востоке.
— Мне кажется, что появился новый тип
русского бунтаря, — бунтарь из страха пред революцией. Я таких фокусников видел. Они органически не способны идти за «Искрой», то есть, определеннее говоря, — за Лениным, но они, видя рост классового
сознания рабочих, понимая неизбежность революции, заставляют себя верить Бернштейну…
Если исключить деревянный скрип и стук газеток «Союза
русского народа», не заметно было, чтоб провинция, пережив события 905–7 годов, в чем-то изменилась, хотя, пожалуй, можно было отметить, что у людей еще более окрепло
сознание их права обильно и разнообразно кушать.
В основу
русской идеи легло
сознание русского человека, как всечеловека.
В
русской интеллигенции пробудились инстинкты, которые не вмещались в доктрины и были подавлены доктринами, инстинкты непосредственной любви к родине, и под их жизненным воздействием начало перерождаться
сознание.
Русская стихия остается темной, не оформленной мужественным
сознанием.
В широких кругах
русской интеллигенции господствовало
сознание, совершенно отрицающее войну.
И даже в эту страшную войну, когда
русское государство в опасности, нелегко
русского человека довести до
сознания этой опасности, пробудить в нем чувство ответственности за судьбу родины, вызвать напряжение энергии.
Всякий слишком героический путь личности
русское православное
сознание признает гордыней, и идеологи
русского православия готовы видеть в этом пути уклон к человекобожеству и демонизму.
Но если польское мессианское
сознание и может быть поставлено выше
русского мессианского
сознания, я верю, что в самом народе
русском есть более напряженная и чистая жажда правды Христовой и царства Христова на земле, чем в народе польском.
У
русского человека недостаточно сильно
сознание того, что честность обязательна для каждого человека, что она связана с честью человека, что она формирует личность.
Ни Маркс, ни Бюхнер никогда не сидели глубоко в
русской душе, они заполняли лишь поверхностное
сознание.
Не только в творческой
русской мысли, которая в небольшом кругу переживает период подъема, но и в мысли западноевропейской произошел радикальный сдвиг, и «передовым» в мысли и
сознании является совсем уже не то, во что продолжают верить у нас слишком многие, ленивые и инертные мыслью.
В огромной массе
русской интеллигенции война должна породить глубокий кризис
сознания, расширение кругозора, изменение основных оценок жизни.
Христианское мессианское
сознание не может быть утверждением того, что один лишь
русский народ имеет великое религиозное призвание, что он один — христианский народ, что он один избран для христианской судьбы и христианского удела, а все остальные народы — низшие, не христианские и лишены религиозного призвания.
Это было еще детское
сознание русского народа, первое национальное пробуждение от сна, первый опыт самоопределения.
Русская реакция по существу всегда враждебна всякой культуре, всякому
сознанию, всякой духовности, за ней всегда стоит что-то темно-стихийное, хаотическое, дикое, пьяное.
А готово ли наше
русское общественное
сознание быть носителем и выразителем славянской идеи?
Требования, которые составит России мировая война, должны привести к радикальному изменению
сознания русского человека и направления его воли.
Русские все еще не поднялись до того
сознания, что в живой, творческой мысли есть свет, преображающий стихию, пронизывающий тьму.
Русский народ слишком живет в национально-стихийном коллективизме, и в нем не окрепло еще
сознание личности, ее достоинства и ее прав.
И свет
сознания, который должен идти навстречу этой пробуждающейся России, не должен быть внешним, централистическим и насилующим светом, а светом внутренним для всякого
русского человека и для всей
русской нации.
Нам,
русским, необходимо духовное воодушевление на почве осознания великих исторических задач, борьба за повышение ценности нашего бытия в мире, за наш дух, а не на почве того
сознания, что немцы злодеи и безнравственны, а мы всегда правы и нравственно выше всех.
Это
русское мессианское
сознание было замутнено, пленено языческой национальной стихией и искажено пережитками
сознания юдаистического.
В лучшей части
русской интеллигенции было героическое начало, но оно было неверно направлено и исходило из ложного
сознания.
В каком же смысле
русское народное православное
сознание верит в святую Русь и всегда утверждает, что Русь живет святостью, в отличие от народов Запада, которые живут лишь честностью, т. е. началом менее высоким?
Исторические инстинкты и историческое
сознание у
русских интеллигентов почти так же слабы, как у женщин, которые почти совершенно лишены возможности стать на точку зрения историческую и признать ценности исторические.
Европейская мысль до неузнаваемости искажалась в
русском интеллигентском
сознании.
В этом отношении в
русском религиозном
сознании есть коренной дуализм.
Также погружено в тьму
сознание русской революционной интеллигенции, так часто отрицавшей национальность и Россию, и очень национальной, очень
русской по своей стихии.
Это прежде всего внутреннее движение, повышение
сознания и рост соборной национальной энергии в каждом
русском человеке по всей земле
русской.
И
русское и польское мессианское
сознание связывает себя с христианством, и одинаково полно оно апокалиптических предчувствий и ожиданий.
Но это
русское мессианское
сознание не пронизано светом
сознания, не оформлено мужественной волей.
Только во время войны в
русских либеральных и радикальных кругах начало просыпаться национальное
сознание.
У наших националистов официальной марки, как старой формации, так и новейшей западной формации, уж во всяком случае меньше
русского мессианского духа, чем у иных сектантов или иных анархистов, людей темных по своему
сознанию, но истинно
русских по своей стихии.
Это общее и роднящее чувствуется на вершинах духовной жизни
русского и польского народа, в мессианском
сознании.
Мы давно уже говорили о
русской национальной культуре, о национальном
сознании, о великом призвании
русского народа.
Но
русской душе недостает мужественного
сознания, она не сознает, не освещает своей собственной стихии, она многое смешивает.
И с трудом доходит
русский человек до
сознания необходимости мобилизовать всю свою энергию.
«Общественное» миросозерцание
русской интеллигенции, подчиняющее все ценности политике, есть лишь результат великой путаницы, слабости мысли и
сознания, смешения абсолютного и относительного.
С тех пор
русское общество сделало страшные успехи; война вызвала к
сознанию,
сознание — к 14 декабря, общество внутри раздвоилось — со стороны дворца остается не лучшее; казни и свирепые меры отдалили одних, новый тон отдалил других.
Помирятся ли эти трое, померившись, сокрушат ли друг друга; разложится ли Россия на части, или обессиленная Европа впадет в византийский маразм; подадут ли они друг другу руку, обновленные на новую жизнь и дружный шаг вперед, или будут резаться без конца, — одна вещь узнана нами и не искоренится из
сознания грядущих поколений, это — то, что разумное и свободное развитие
русского народного быта совпадает с стремлениями западного социализма.
Я очень ценил и ценю многие мотивы
русской религиозной мысли: преодоление судебного понимания христианства, истолкование христианства как религии Богочеловечества, как религии свободы, любви, милосердия и особой человечности, более, чем в западной мысли выраженное эсхатологическое
сознание, чуждость инфернальной идее предопределения, искание всеобщего спасения, искание Царства Божьего и правды Его.
Проблема нового религиозного
сознания в христианстве для меня стояла иначе, иначе формулировалась, чем в других течениях
русской религиозной мысли начала XX века.
Темы
русской литературы будут христианские и тогда, когда в
сознании своем
русские писатели отступят от христианства.
У
русских же
сознание себя интеллигентом или дворянином у лучших было
сознанием своей вины и своего долга народу.
Так можно было определить
русскую тему XIX в.: бурное стремление к прогрессу, к революции, к последним результатам мировой цивилизации, к социализму и вместе с тем глубокое и острое
сознание пустоты, уродства, бездушия и мещанства всех результатов мирового прогресса, революции, цивилизации и пр.
Именно у Достоевского наиболее остро
русское мессианское
сознание, оно гораздо острее, чем у славянофилов.
Это делает честь высоте его нравственного
сознания и характеризует его идеал, но отнюдь не соответствует ни
русской истории, ни историческому православию.
Сомнение в оправданности частной собственности, особенно земельной, сомнение в праве судить и наказывать, обличение зла и неправды всякого государства и власти, покаяние в своем привилегированном положении,
сознание вины перед трудовым народом, отвращение к войне и насилию, мечта о братстве людей — все эти состояния были очень свойственны средней массе
русской интеллигенции, они проникли и в высший слой
русского общества, захватили даже часть
русского чиновничества.