Неточные совпадения
Современная философия — философия иллюзионистическая по преимуществу, ее гносеология отвергает не только реальность отношения к бытию, но и само бытие, лишает
человека изначального сознания
свободы,
свободы безмерной и безосновной, разлагает личность на дробные части, отвергая ее изначальную субстанциональность.
Живому
человеку не легче от этих гносеологических ухищрений, его повергают в царство призрачности, лишают и личности, и
свободы, и реальности бытия.
Требование «научной» веры, замены веры знанием есть, как мы увидим, отказ от
свободы, от свободного избрания и от вольного подвига, требование это унижает
человека, а не возвышает его.
Поэтому дело спасения не было делом насилия над
человеком:
человеку предоставлена
свобода выбора, от него ждут подвига веры, подвига вольного отречения от разума этого мира и от смертоносных сил этого мира во имя разума большого и сил благодатных и спасающих.
Лосский делает знаменательное усилие выйти из тупика, в который попался европейская философская мысль, он рвется на
свободу из клетки, выстроенной отвлеченными гносеологиями, так оторвавшими
человека от бытия.
Человек должен стать внутренне свободным, достойным
свободы и вечной жизни, действительно перестать быть рабом, а не надевать костюм свободного, не казаться могущественным: он должен сознать свой грех, в котором участвовал, и религиозную связь свою с искуплением.
Древний змий соблазнял
людей тем, что они будут как боги, если пойдут за ним; он соблазнял
людей высокой целью, имевшей обличие добра, — знанием и
свободой, богатством и счастьем, соблазнял через женственное начало мира — праматерь Еву.
Бог лучше знал, какое творение совершеннее и достойнее, чем рационалистическое, рассудочное сознание
людей, беспомощно останавливающихся перед великой тайной
свободы.
Идея Творца полна достоинства и
свободы: Он возжелал свободной любви
человека, чтобы свободно пошел
человек за Творцом, прельщенный и плененный Им (слова Великого Инквизитора).
Силой божественной любви Христос возвращает миру и человечеству утраченную в грехе
свободу, освобождает человечество из плена, восстанавливает идеальный план творения, усыновляет
человека Богу, утверждает начало богочеловечности, как оно дано в идее космоса.
В исторической судьбе человечества неизменно сопутствует ему Промысел Божий; в истории есть сфера перекрещивающегося соединения человечества с Божеством, есть мистическая церковь, в которой восстанавливается человечество в своей
свободе и достоинстве, которая предупреждает окончательную гибель
человека, поддерживает его в минуты ужаса и переходящего все границы страдания.
В Ветхом Завете и язычестве Бог открывается
человеку как Сила, но он еще не Отец;
люди сознают себя не детьми Бога, а рабами; отношение к Богу основано не на любви и
свободе, и на насилии и устрашении.
Он не насильственно спасал, хотел любви и
свободы, утверждал высшее достоинство
человека.
Свобода веры и достоинство
человека в деле спасения основаны на этой извне видимой слабости Сына Божьего и извне невидимой Его силы.
В протестантском восстании личности и утверждении
свободы зачался новый
человек,
человек новой истории.
Вся историческая драма религии Нового Завета в том, что Новый Завет
человека с Богом, Завет любви и
свободы не был еще соборным соединением человечества с Божеством.
Свободу совести защищает безрелигиозный, холодный к вере мир как формальное право, как одно из прав
человека и гражданина; мир же церковный, охраняющий веру, слишком часто и легко
свободу совести отрицает и религиозной
свободы боится.
Что
люди, чуждые вере, враждебные религии, не могут говорить о религиозной совести и бороться за религиозную
свободу, это, казалось бы, само собою очевидно.
Человек обязан нести бремя
свободы, не имеет права сбросить с себя это бремя.
Великий Инквизитор у Достоевского, враг
свободы и враг Христа, говорит с укором Христу: «Ты возжелал свободной любви
человека, чтобы свободно пошел он за Тобой, прельщенный и плененный Тобою».
По Достоевскому,
человек должен вынести бремя
свободы, чтобы спастись.
В абсолютном папизме торжествует соблазнительный для
людей путь принуждения, путь, облегчающий
людей от непосильной
свободы.
Унижение и падение церкви и есть унижение и падение человеческой активности, отвращение воли человеческой от воли Бога, безбожный отказ
человека нести возложенное Богом бремя
свободы.
Человек принужден жить разом в церкви и в государстве, потому что он принадлежит к двум мирам, к миру благодатной
свободы и к миру природной необходимости.
В современной «теософии», как и в прежнем люциферианском гнозисе, царит не
свобода, а магическая заколдованность бытия и медиумизм
человека.
Но магическая заколдованность есть одна из форм натуралистического детерминизма, она оставляет
человека в пределах рокового естества, ей неведома благодатная
свобода.
Но магии естества противостоит не медиумичность
человека, а его благодатная
свобода.
Личность, как и
свобода, разрушается магией естества и медиумизмом
человека.
Неточные совпадения
Она никогда не испытает
свободы любви, а навсегда останется преступною женой, под угрозой ежеминутного обличения, обманывающею мужа для позорной связи с
человеком чужим, независимым, с которым она не может жить одною жизнью.
Я вошел в переднюю;
людей никого не было, и я без доклада, пользуясь
свободой здешних нравов, пробрался в гостиную.
Это был
человек лет семидесяти, высокого роста, в военном мундире с большими эполетами, из-под воротника которого виден был большой белый крест, и с спокойным открытым выражением лица.
Свобода и простота его движений поразили меня. Несмотря на то, что только на затылке его оставался полукруг жидких волос и что положение верхней губы ясно доказывало недостаток зубов, лицо его было еще замечательной красоты.
Там была
свобода и жили другие
люди, совсем непохожие на здешних, там как бы самое время остановилось, точно не прошли еще века Авраама и стад его.
— А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; [Доктринерство — узкая, упрямая защита какого-либо учения (доктрины), даже если наука и жизнь противоречат ему.] мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые
люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных
людях, когда самая
свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.