И терпел, пока была возможность… А все-таки не отравился. Начались припадки; сторож побежал за фельдшером; тот тотчас же распознал, в чем дело, но не донес. Даже доктора
просил от себя — затушить дело, не доводить до директора.
Неточные совпадения
Не могла она не остановиться и не оглядеть Калерии. Ничего не было ни в ее «мундире», ни в ее позе раздражающего, но всю ее поводило
от этой «хлыстовской богородицы». Не верила она ни в ее святость, ни в ее знания, ни во что! Эта «черничка» торчит тут как живой укор. С ней надо объясняться, выставлять себя чуть не мошенницей,
просить отсрочить возврат денег или клянчить: не поделится ли та с нею после того, как они с матерью уже похозяйничали на ее счет.
— Серафима! — остановил ее Теркин и приподнялся в кровати. — Не говори таких вещей…
Прошу тебя честью!.. Это недостойно тебя!.. И не пытай меня! Нечего мне скрываться
от тебя… Если я и
просил Калерию Порфирьевну оставить наш разговор между нами, то щадя тебя, твою женскую тревожность. Пора это понять… Какие во мне побуждения заговорили, в этом я не буду каяться перед тобой. Меня тяготило… Я не вытерпел!.. Вот и весь сказ!
Не хотел он этого не потому, что трусил ее. Чего ему ее трусить? Но он так стал далек
от нее, что не найдет в себе ни одного доброго слова, о каком
просила его Калерия. Притворяться, великодушничать он не будет. Если б она и разливалась, ревела, кляла себя и
просила пощады, — и тогда бы сердце его не раскрылось… Это он предчувствовал.
Николай Никанорыч говорил, что он недавно прочел роман «
От поцелуя к поцелую». Ей совестно было
попросить этой книжки. А хотелось бы почитать ее.
— Василий Иваныч!.. С приездом…
Прошу любить и жаловать… Таксатор Первач. Павел Иларионыч Низовьев только что приехал с пристани. Я
от него. Ждет вас к завтраку.
Иван Захарыч промолчал и только слащаво усмехнулся. Ему предстояло объяснение с Первачом, и он не знал, как ему быть: сестра отказалась
от всякого посредничества… Денег заплатить Первачу у него не было: приходилось
просить их у покупщика.
— Верю, — повторил Теркин и отвел
от нее взгляд. — Но я
прошу, умоляю тебя… Не насилуй моей души… Назад не вернешь чувства…
— Кто старое помянет… Ты знаешь!.. Тогда ты со мной форсить начал, Василий Иваныч… Ну, поквитались!..
От моего ельника и у тебя выдрало сколько десятин. Я тебе мстить не хотел. Извини, брат! Да ведь это не твое собственное, а компанейское… Ну, и то сказать, и
попросил я у тебя тоже здорово — сорок тысяч. Имел резон отказать. Только уж очень ты… тогда…
Он смотрит, ищет, освещает темные места своего идеала, пытает собственный ум, совесть, сердце, требуя опыта, наставления, — чего хотел и
просит от нее, чего недостает для полной гармонии красоты? Прислушивался к своей жизни, припоминал все, что оскорбляло его в его прежних, несостоявшихся идеалах.
Это всё бы еще ничего, а вот что уже действительно непростительно и никакою интересною болезнью неизвинимо: этот едва вышедший из штиблет своего профессора миллионер не мог даже и того смекнуть, что не милости и не вспоможения
просит от него благородный характер молодого человека, убивающий себя на уроках, а своего права и своего должного, хотя бы и не юридического, и даже не просит, а за него только друзья ходатайствуют.
По приезде в Кузьмищево Егор Егорыч ничего не сказал об этом свидании с архиереем ни у себя в семье, ни отцу Василию из опасения, что из всех этих обещаний владыки, пожалуй, ничего не выйдет; но Евгений, однако, исполнил, что сказал, и Егор Егорыч получил от него письмо, которым преосвященный
просил от его имени предложить отцу Василию место ключаря при кафедральном губернском соборе, а также и должность профессора церковной истории в семинарии.
Неточные совпадения
Как ни
просила вотчина, //
От должности уволился, // В аренду снял ту мельницу // И стал он пуще прежнего // Всему народу люб: // Брал за помол по совести.
Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да, Богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то де семинарист, из церковничьих детей, убоялся бездны премудрости,
просит от нея об увольнении». На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то де семинариста
от всякого учения уволить: писано бо есть, не мечите бисера пред свиниями, да не попрут его ногами».
Правдин. Ко мне пакет? И мне никто этого не скажет! (Вставая.) Я
прошу извинить меня, что вас оставлю. Может быть, есть ко мне какие-нибудь повеления
от наместника.
— По делом за то, что всё это было притворство, потому что это всё выдуманное, а не
от сердца. Какое мне дело было до чужого человека? И вот вышло, что я причиной ссоры и что я делала то, чего меня никто не
просил. Оттого что всё притворство! притворство! притворство!…
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза, надо знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу
от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут. Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette
попросить с ним лечь.