Неточные совпадения
— У
вас, Софья Кирилловна,
была, очевидно, райская жизнь.
— И прошу
вас сказать моему папа́, что, если этого не
будет, я убью себя. Прошу
вас верить. Папа́ не верит.
— Слепцы!
Вы шли туда корыстно, с проповедью зла и насилия, я зову
вас на дело добра и любви. Я говорю священными словами учителя моего: опроститесь,
будьте детями земли, отбросьте всю мишурную ложь, придуманную
вами, ослепляющую
вас.
—
Вы хотите, чтоб ювелиры ковали лемеха плугов? Но — не
будет ли такое опрощение — одичанием?
— Ну, что же, какие же у
вас в гимназии кружки? — слышал Клим и,
будучи плохо осведомленным, неуверенно, однако почтительно, как Ржиге, отвечал...
— Не тому
вас учат, что
вы должны знать. Отечествоведение — вот наука, которую следует преподавать с первых же классов, если мы хотим
быть нацией. Русь все еще не нация, и боюсь, что ей придется взболтать себя еще раз так, как она
была взболтана в начале семнадцатого столетия. Тогда мы
будем нацией — вероятно.
—
Вы головным мозгом
поете так задушевно? — спросил Туробоев.
— Мысль о вредном влиянии науки на нравы — старенькая и дряхлая мысль. В последний раз она весьма умело
была изложена Руссо в 1750 году, в его ответе Академии Дижона. Ваш Толстой, наверное, вычитал ее из «Discours» Жан-Жака. Да и какой
вы толстовец, Туробоев?
Вы просто — капризник.
— Когда
вы, Кутузов,
поете, кажется, что
вы умеете и чувствовать, а…
— Когда я
пою — я могу не фальшивить, а когда говорю с барышнями, то боюсь, что это у меня выходит слишком просто, и со страха беру неверные ноты.
Вы так хотели сказать?
— Нет,
вы подумайте, — полушепотом говорила Нехаева, наклонясь к нему, держа в воздухе дрожащую руку с тоненькими косточками пальцев; глаза ее неестественно расширены, лицо казалось еще более острым, чем всегда
было. Он прислонился к спинке стула, слушая вкрадчивый полушепот.
— Ой, кажется, я
вам юбку прожег, — воскликнул Кутузов, отодвигаясь от нее. Марина обернулась, увидела Клима и вышла в столовую с таким же багровым лицом, какое
было у нее сейчас.
— На извозчике
вам будет еще холоднее.
— На все вопросы, Самгин,
есть только два ответа: да и нет.
Вы, кажется, хотите придумать третий? Это — желание большинства людей, но до сего дня никому еще не удавалось осуществить его.
— «А
вы бы, сказала, своими словами говорили, может
быть, забавнее выйдет».
— Лютов
был у
вас вечером? — угрюмо спросил Макаров.
— Современный немец-социалист, например, — Бебель, еще храбрее. Мне кажется,
вы плохо разбираетесь в вопросе о простоте.
Есть простота Франциска Ассизского, деревенской бабы и негра Центральной Африки. И простота анархиста Нечаева, неприемлемая для Бебеля.
— Купаться? — удивился Клим. —
Вы так много
выпили молока…
— Он хотел. Но, должно
быть, иногда следует идти против одного сильного желания, чтоб оно не заглушило все другие. Как
вы думаете?
— Красота — распутна. Это, должно
быть, закон природы. Она скупа на красоту и потому, создав ее, стремится использовать как можно шире.
Вы что молчите?
—
Вы, должно
быть, очень одинокий человек.
—
Ешьте больше овощей и особенно — содержащих селитру, каковы: лук, чеснок, хрен, редька… Полезна и свекла, хотя она селитры не содержит.
Вы сказали — две трефы?
— У
вас — критический ум, — говорила она ласково. —
Вы человек начитанный, почему бы
вам не попробовать писать, а? Сначала — рецензии о книгах, а затем, набив руку… Кстати, ваш отчим с нового года
будет издавать газету…
— Похвальное намерение, — сказала Спивак, перекусив нитку. — Может
быть, оно потребует от
вас и не всей вашей жизни, но все-таки очень много времени.
— А вот видите: горит звезда, бесполезная мне и
вам; вспыхнула она за десятки тысяч лет до нас и еще десятки тысяч лет
будет бесплодно гореть, тогда как мы все не проживем и полустолетия…
— Это
вы из астрономии. А может
быть, мир-то весь на этой звезде и держится, она — последняя скрепа его, а
вы хотите…
вы чего хотите?
—
Вы, милый,
ешьте как можно больше гречневой каши, и — пройдет!
— Не знал, так — не говорил бы. И — не перебивай. Ежели все
вы тут станете меня учить, это
будет дело пустяковое. Смешное.
Вас — много, а ученик — один. Нет, уж
вы, лучше, учитесь, а учить
буду — я.
Пьет да
ест Васяга, девок портит,
Молодым парням — гармоньи дарит,
Стариков — за бороды таскает,
Сам орет на всю калуцку землю:
— Мне — плевать на
вас, земные люди.
Я хочу — грешу, хочу — спасаюсь!
Все равно: мне двери в рай открыты,
Мне Христос приятель закадышный!
— На этом я — согласен с
вами. Вообще — плоть будто бы на противоречиях зиждется, но, может
быть, это потому, что пути слияния ее с духом еще неведомы нам…
— Расстригут меня — пойду работать на завод стекла, займусь изобретением стеклянного инструмента. Семь лет недоумеваю: почему стекло не употребляется в музыке? Прислушивались
вы зимой, в метельные ночи, когда не спится, как стекла в окнах
поют? Я, может
быть, тысячу ночей слушал это пение и дошел до мысли, что именно стекло, а не медь, не дерево должно дать нам совершенную музыку. Все музыкальные инструменты надобно из стекла делать, тогда и получим рай звуков. Обязательно займусь этим.
— Зачем
вы пошли? — строго спросил Клим, вдруг догадавшись, зачем Маракуев
был на Ходынском поле переряженным в костюм мастерового.
— Нет, погоди: имеем две критики, одну — от тоски по правде, другую — от честолюбия. Христос рожден тоской по правде, а — Саваоф? А если в Гефсиманском-то саду чашу страданий не Саваоф Христу показал, а — Сатана, чтобы посмеяться? Может, это и не чаша
была, а — кукиш? Юноши, это
вам надлежит решить…
— На днях купец, у которого я урок даю, сказал: «Хочется блинов
поесть, а знакомые не умирают». Спрашиваю: «Зачем же нужно
вам, чтоб они умирали?» — «А блин, говорит, особенно хорош на поминках». Вероятно, теперь он
поест блинов…
—
Вы, Самгин, хорошо знаете Лютова? Интересный тип. И — дьякон тоже. Но — как они зверски
пьют. Я до пяти часов вечера спал, а затем они меня поставили на ноги и давай накачивать! Сбежал я и вот все мотаюсь по Москве. Два раза сюда заходил…
— Да, именно! Когда я плакал, да!
Вы, может
быть, думаете, что я стыжусь этих слез?
Вы плохо думаете.
— Мне вот кажется, что счастливые люди — это не молодые, а — пьяные, — продолжала она шептать. —
Вы все не понимали Диомидова, думая, что он безумен, а он сказал удивительно: «Может
быть, бог выдуман, но церкви —
есть, а надо, чтобы
были только бог и человек, каменных церквей не надо. Существующее — стесняет», — сказал он.
— То же? — переспросил Иноков. — Не верю. Нет, у
вас что-то
есть про себя, должно
быть что-то…
—
Вы будете писать о выставке?
— Подкидышами живу, — очень бойко и шумно говорил Иван. — Фельетонист острит: приносите подкидышей в натуре, контора
будет штемпеля ставить на них, а то
вы одного и того же подкидыша пять раз продаете.
— Идем в Валгаллу, так называю я «Волгу», ибо кабак
есть русская Валгалла, иде же упокояются наши герои, а также люди, изнуренные пагубными страстями.
Вас, юноша, какие страсти обуревают?
— Оставьте! Что
вы? Я
буду жаловаться.
— Нет, но они не
будут напечатаны, — поспешно и смутясь ответил Самгин. — А почему
вы знаете, что автор — Иноков?
—
Вы согласны, что жизнь необходимо образумить? Согласны, что интеллигенция и
есть орган разума?
— Понимаю-с! — прервал его старик очень строгим восклицанием. — Да-с, о республике! И даже — о социализме, на котором сам Иисус Христос голову… то
есть который и Христу, сыну бога нашего, не удался, как это доказано. А
вы что думаете об этом, смею спросить?
— Наивный вопросец, Самгин, — сказал он уговаривающим тоном. — Зачем же прекращаться арестам? Ежели
вы противоборствуете власти, так не отказывайтесь посидеть, изредка, в каталажке, отдохнуть от полезных трудов ваших. А затем, когда трудами вашими совершится революция, —
вы сами
будете сажать в каталажки разных граждан.
— Дьякон — Ипатьевский — Сердюков? Сын
есть у него? Помер? Ага. А отец — тоже… интересуется? Редкий случай. Значит,
вы все с народниками путаетесь?
«Мастеровой революции — это скромно. Может
быть, он и неумный, но — честный. Если
вы не способны жить, как я, — отойдите в сторону, сказал он. Хорошо сказал о революционерах от скуки и прочих. Такие особенно заслуживают, чтоб на них крикнули: да что
вы озорничаете? Николай Первый крикнул это из пушек, жестоко, но — это самозащита. Каждый человек имеет право на самозащиту. Козлов — прав…»