Толковали, что дворник поймал на поджоге протопопа в камилавке; что поджигает главнейшим образом какой-то генерал, у которого спина намазана горючим составом, так что стоит ему почесаться спиною о забор — он и загорится; что за Аракчеевскими казармами приготовлено пять виселиц, и на одной из них уже повешен один генерал «за измену»; что пожарные представили одного иностранца и одного русского, которые давали им 100 р., чтобы только они не тушили Толкучего рынка; что семидесятилетняя баба ходила в Смольный поджигать и, схваченная там, объяснила на допросе, будто получила 100 рублей, но не откроет-де, кто дал ей деньги, хошь в кусочки искрошите; что Петербург поджигает целая шайка в триста человека и что видели, как ночью Тихвинская Богородица ходила, сама из Тихвина
пришла и говорила: «вы, голубчики, не бойтесь, эфтому кварталу не гореть».
Неточные совпадения
— Эка штука три рубля! —
говорил он фыркая
и задирая голову. — Оттого
и сочувствует, что у Петра Петровича
и у самого-то преподавание-то идет почитай что на тех же самых жандармственных принципах; а небойсь, кабы мы вели эту школу, так нам бы кукиш с маслом
прислал! Эта присылка только еще больше все дело компрометирует.
— Можете! — согласился Полояров. — А где, позвольте узнать, — где у вас на все на это свидетели найдутся? Дело-то ведь у нас с глазу на глаз идет, а я — мало ль зачем мог
приходить к вам! Кто видел? кто слышал? Нет-с, почтеннейший, ни хера вы на этом не возьмете!
И мы ведь тоже не лыком шиты! А вы лучше, советую вам, эдак душевно, по-Божьи! Ну-с, так что же-с? — вопросительно прибавил он в заключение, —
говорите просто: желаете аль нет?
Бесплодный спор на эту тему длится около четверти часа; обе стороны
говорят и много любезного,
и много довольно резкого друг другу, но к соглашению
прийти не могут.
— Н-да-с, я вам скажу,
пришли времена! — со вздохом начал он вполголоса, подозрительно
и сурово озираясь во все стороны. — Знаете ли что, будемте-ка лучше
говорить потише, а то ведь здесь, поди-ка,
и стены уши имеют… Все, везде, повсюду, весь Петербург стоит
и подслушивает… весь Петербург! Я вам скажу, то есть на каждом шагу, повсюду-с!.. Что ни тумба, то шпион, что ни фонарь, то полицейский!
«А я
говорила ему тогда, что во власти самой женщины сделать так, чтобы человек всегда любил тебя», горько думалось Татьяне в эти минуты, «только одну тебя! чтобы ему
и в голову не
пришло о возможности увлечься другою.
Пан грабя
пришел даже в некоторый патриотический азарт
и говорил, сильно жестикулируя.
—
И вы не шутя
говорите, что
пришли проститься? — полугрустно
и полунедоверчиво глядя на Лубянского, сказала Стрешнева-тетка.
— Они меня пугают, — бросив папиросу в полоскательницу, обратилась Елена к Самгину. —
Пришли и говорят: солдаты ни о чем, кроме земли, не думают, воевать — не хотят, и у нас будет революция.
А капитан на другой день к офицеру
пришел и говорит: «Вы не гневайтесь на молдаванку, мы ее немножко позадержали, она, то есть, теперь в реке, а с вами, дескать, прогуляться можно на сабле или на пистолях, как угодно».
Неточные совпадения
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! —
говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней того, // Я
и во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие
и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!
Как в ноги губернаторше // Я пала, как заплакала, // Как стала
говорить, // Сказалась усталь долгая, // Истома непомерная, // Упередилось времечко — //
Пришла моя пора! // Спасибо губернаторше, // Елене Александровне, // Я столько благодарна ей, // Как матери родной! // Сама крестила мальчика //
И имя Лиодорушка — // Младенцу избрала…
Но как
пришло это баснословное богатство, так оно
и улетучилось. Во-первых, Козырь не поладил с Домашкой Стрельчихой, которая заняла место Аленки. Во-вторых, побывав в Петербурге, Козырь стал хвастаться; князя Орлова звал Гришей, а о Мамонове
и Ермолове
говорил, что они умом коротки, что он, Козырь,"много им насчет национальной политики толковал, да мало они поняли".
Услыхав об этом, помощник градоначальника
пришел в управление
и заплакал.
Пришли заседатели —
и тоже заплакали; явился стряпчий, но
и тот от слез не мог
говорить.
Анна
говорила, что
приходило ей на язык,
и сама удивлялась, слушая себя, своей способности лжи. Как просты, естественны были ее слова
и как похоже было, что ей просто хочется спать! Она чувствовала себя одетою в непроницаемую броню лжи. Она чувствовала, что какая-то невидимая сила помогала ей
и поддерживала ее.